Всего пару лет назад о химическом оружии писали и говорили больше, чем обо всех остальных видах вооружений, вместе взятых. Газеты пестрили апокалипсическими предсказаниями: еще немного, и контейнеры прохудятся, снаряды проржавеют, отрава выльется, попадет в сточные воды, и пол-России умрет в страшных муках. Никто, однако, не умер, катастрофы не случилось, и тема как-то отошла. Но химическое оружие осталось. В связи с войной в Чечне о нем опять стали вспоминать, но уже несколько в ином контексте. А нельзя ли использовать его для уничтожения бандитов в горной местности? А не могут ли бандиты проводить теракты с применением химического оружия? На эти и другие вопросы отвечает начальник войск радиационной, химической и биологической защиты генерал-полковник Петров Станислав Вениаминович. —Во время августовских боев в Дагестане газеты писали, что террористов, прячущихся в горных пещерах, будут выкуривать при помощи отравляющих веществ. Другими словами, применят химическое оружие. — Это исключено. 13 января 1993 года мы подписали Конвенцию о полном запрещении разработок и применения химического оружия. 5 ноября 97-го года она была ратифицирована Советом Федерации. Поэтому сейчас никто не возьмет на себя ответственность за применение отравляющих веществ. — А слезоточивые газы? — Они относятся к классу полицейских спецсредств. Их разрешается применять милиции в особых случаях, но запрещено применять в военных целях. И решение о применении спецсредств принимает МВД, а не Минобороны. — В Чечне наши военные оставляли склады с химическим оружием? — Нет, в Чечне его вообще никогда не было ни в каком виде. Так же, как не было в Грузии, Армении и Азербайджане. — Значит, украсть или купить его они могут только в России. А много у нас отравляющих веществ? — Химического оружия у нас накоплено 40 тысяч тонн (у США 30 тысяч). Подписав Конвенцию, мы взяли на себя обязательство в течение 10 лет его полностью уничтожить. К 29 апреля 2000 года мы должны отчитаться за уничтожение первых 400 тонн. Но маловероятно, что отчитаемся. — Мешают политические обстоятельства? — Финансовые. В 96-м году была принята Программа уничтожения химического оружия. Она имеет статус президентской программы, сейчас ее стоимость 50,1 млрд. рублей. Должно быть построено семь заводов по уничтожению. По указу президента мы должны уничтожать химическое оружие в пределах его хранения, то есть там, где у нас арсеналы. Их семь — в семи регионах. В 98-м мы должны были ввести первый объект — поселок Горный Саратовской области. Но мы его не введем, поскольку общие объемы финансирования с 96-го по настоящее время составили 3,1 процента от потребности. Из каждых ста рублей мы получали три рубля. — А американцы не могут помочь? На уничтожение ядерного оружия они ведь дают деньги. — В 93-м, когда Козырев подписывал Конвенцию, он заручился поддержкой наших партнеров, стран НАТО, что они нам будут оказывать помощь. Американцы нам действительно помогли. На их деньги мы провели международную экспертизу качества нашей технологии уничтожения отравляющих веществ, разработали технико-экономическое обоснование строительства завода в поселке Щучий Курганской области. — Значит, там сейчас идет строительство? — Скорее, шло. По договоренности американцы должны были строить промышленную зону, а мы — социальную инфраструктуру. Но мы ничего не строим, поэтому американцы сказали, что в 2000 году приостанавливают свои работы. Мол, мы полностью не отказываемся строить, но сейчас в этом нет смысла... Нам для этого объекта надо 568 млн. рублей, а бюджетом предусмотрено всего 500 млн. рублей на все семь объектов — это при потребности около 8 миллиардов! — А если мы не выполним программу? — Тогда нас ожидают международные санкции. — Нам и самим надо уничтожить химическое оружие как можно скорее. Чтоб его хранить надежно, в безопасных условиях, у нас тоже нет денег. — Все химическое оружие у нас и хранится надежно, и охраняется нормально. Мы постоянно проверяем все объекты, склады, у нас работают лучшие специалисты, так что катастрофы мы не допустим. Система формировалась в Минобороны 10 лет, и она сбоя не даст. Другое дело, что теперь все это хозяйство хотят передать Агентству по боеприпасам. Есть такая структура, созданная по указу президента. На него возложены функции национального органа по связям с международными организациями, ответственными за реализацию Конвенции. Теперь Агентство еще хочет получить статус государственного заказчика по хранению и уничтожению химического оружия. — Наверное, все дело в возможностях заключать контракты. Для Агентства статус госзаказчика — "шкурный" вопрос. — Да пожалуйста, пусть заключают контракты, строят объекты. Но они хотят, чтоб им было передано само химическое оружие, контроль за его состоянием, охрана. А это сложнейшая многоуровневая система, которую мы налаживали много лет. У нас она работает, но у нас всю работу выполняют военные. Агентству нужно будет где-то искать гражданских специалистов соответствующего уровня, а их просто нет в стране. И кто у них будет это оружие охранять? А представьте себе террористический акт с применением химического оружия в Москве или Санкт-Петербурге. Последствия будут ужасными... Химическое оружие нельзя передавать гражданскому ведомству. Этого нельзя делать ни из соображений военной безопасности, ни национальной, ни экономической. Беседовала Юлия КАЛИНИНА. P.S. В связи с вышеизложенными соображениями стоит напомнить, что Ичкерия Конвенцию о запрещении химического оружия не подписывала. P.P.S. Две недели назад главы Брянской, Кировской, Курганской, Пензенской и Саратовской областей, а также Удмуртии выразили премьеру Путину "серьезную озабоченность катастрофическим положением" и "довели до его сведения", что Россия сорвет выполнение своих обязательств перед мировым сообществом. Местные власти "химических субъектов" просят заложить в бюджет будущего года хотя бы 3 млрд. рублей на химическое разоружение.
