Весь прошедший год я посмеивалась над коллегами, которые с упорством, достойным лучшего применения, сеяли в народе заведомо ложное убеждение, что новый век и тысячелетие начнутся именно 1 января 2000 года, а не 2001-го. В канун новогодья я взяла свои насмешки обратно. В кои-то веки некомпетентность, похоже, сыграла благую роль: не исключено, что именно всеобщему заблуждению насчет конца тысячелетия мы обязаны сюрпризом, который преподнес нам Борис Николаевич Ельцин. Сюрпризом ошеломительным — и трогательным, уже по времени, выбранному для оглашения исторического решения: не 8 утра, как заведено у власть имущих, а полдень, когда даже самые поздние пташки успели отоспаться перед долгой новогодней ночью и могли во всей полноте осознать беспрецедентное в России происшествие. "Власть просто так не отдают, мой милый! — назидательно выговаривал телерепортеру пожилой прохожий, впервые от него услышавший о ельцинской отставке. — Только с боем! Не верю!!!" Вряд ли данный дяденька сознательно апеллировал к Константину Сергеевичу Станиславскому, но от этого артистичность поступка первого нашего президента становится только очевиднее и великолепнее. Я, впрочем, поверила в происходящее сразу и обрадовалась не только — а может быть, и не столько — положительным последствиям отставки, но и тому, что после долгих лет общего разочарования в Ельцине он наконец явился таким, каким мы его полюбили и возвысили, — человеком действия, действия единственно необходимого, и все равно неожиданного. Пусть мудрецы, которые задним числом всегда готовы объяснить, что-де чудес не бывает и что все имеет свои запутанные "подковерные" предпосылки, в очередной раз делают скучные лица: с ними и спорить-то неинтересно. Ясно, что решение Ельцина было принято не в одночасье; ясно, что в него заранее был посвящен определенный круг людей, что Борис Николаевич не сбегал от телохранителей и родных, чтобы аки смерч ворваться в "Останкино" и с чистого листа зачитать свое заявление — такие поступки скорее были бы к лицу буйнопомешанному. Непонятая многими уникальность Ельцина проявилась именно в дате, к которой он приберег свою отставку: кто еще из наших политиков мог бы позволить себе уйти вот так красиво, в последний день уходящего года (а по мнению многих, повторюсь, — и века, и тысячелетия)? Не побоявшись ни "испортить людям праздник", ни, напротив, того, что историческое решение потускнеет на предновогоднем фоне? Да будем честными — никто. Поэтому остается только восхищаться, повторяя лаконичный чубайсовский комментарий к отставке: "Блестяще!" Но мудрецы на то и мудрецы, чтобы не принимать очевидного и не сомневаться в своей правоте. Впрочем, политикам, не пылавшим любовью к Ельцину, ничего другого, как мудрствовать, и не оставалось. Юрий Лужков указал, что еще полтора года назад советовал Борису Николаевичу уйти в отставку по состоянию здоровья, и рад, что его совету наконец последовали, хотя и с некоторым опозданием. Геннадий же Зюганов и вовсе отреагировал самым неожиданным образом, выпустив целое заявление, где поздравлял народ с тем, что скорбный труд патриотической оппозиции не пропал и "кровавый ельцинский режим" наконец повержен. Уточнять, где именно в телестудии стоял Геннадий Андреевич, держа читающего обращение Ельцина под дулом пистолета, главный коммунист почему-то не стал, что неудивительно — знамо дело, "мы пахали". Странно только, что зюгановское заявление не закончилось призывом к самороспуску патриотической оппозиции по причине полной и окончательной победы над капиталистической гидрой. Но больше всего мудрецов нашлось среди тележурналистов, чему, видимо, было две причины: во-первых, им за мудрствования, аналитикой именуемые, деньги платят; во-вторых же, — и тут телебратию чисто по-человечески можно понять — им-то первый президент насолил, фактически лишив законного новогоднего отдохновения. И раз уж пришлось беднягам оторваться от приготовления салата оливье и вкалывать сверхурочно, то они заодно решили накопать каких-нибудь версий происшедшего. Правда, ничего путного из сей затеи не вышло, так что пришлось ограничиться туманными обещаниями "еще поговорить о причинах принятия столь внезапного решения". Этому можно верить: за свой угробленный праздник телевизионщики на нас еще отыграются. Хотя могли бы и не стараться: в том, что зависит от них, Новый год и так был предельно ужасен, что становится доброй традицией для праздничного телевидения. На фоне переходящей все мыслимые границы убогости новогодних "огоньков" вызывал даже некое уважение канал "Культура", где и до, и после боя курантов невозмутимо делали "ласточку" вечные балерины, всем своим видом демонстрируя презрение к пошлому и бездуховному обычаю веселиться в Новый год. Тем более что вскоре балерин прихлопнули включившимся MTV, под задорные мелодии которого и прошел остаток ночи в нашем доме. Похоже, что телеканалы и сами потихоньку осознают свою бесполезность в праздничные дни и в связи с этим решают не тратить попусту силы и энергию, чему свидетельством — прекративший вещание в 4 часа ночи НТВ. Это был, безусловно, сильный и в чем-то революционный ход: даже при советской суровости нравов в новогоднюю ночь ЦТ все ж до 5 часов утра крутило эротическое шоу под названием "Балет телевидения ГДР". Правда, возможно, что НТВшный ранний отбой был продиктован более сложными соображениями: их праздничная программа держалась на Евгении Киселеве и вовсе не предусматривала, что ему, по известным обстоятельствам, придется в буквальном смысле провести весь вечер на арене. Киселев устал, НТВ же из солидарности к перетрудившемуся лидеру решило досрочно угомонить и телезрителей. Позиция спорная, но не более глупая, нежели то, чем до утра кормили свою аудиторию другие каналы. Впрочем, даже ТВ, к счастью, не удалось испортить Новый год — тем более такой, как этот. Три девятки сменились-таки тремя нолями. Проблема-2000 лопнула, оставив в дураках тех, кто закупал соль и туалетную бумагу. А за Ельцина мы в ту ночь все-таки дружно выпили — мудрецов за праздничным столом, к счастью, не нашлось.
