Страшнее "красного петуха", в считанные минуты пожирающего жилой дом, зверя нет. Ревущие языки пламени, в которых гибнет все живое, — что может быть ужаснее? Добавьте сюда провалы почвы над прогоревшим торфом и полыхающий лес — и вы получите не картинку из фильма-катастрофы, а рядовой эпизод из жизни пожарных. Впрочем, и заместитель начальника Управления государственной противопожарной службы МО Евгений Карпов признает, что торфяные пожары — самые тяжелые. Кавалер 4 медалей "За отвагу на пожаре" из скромности умалчивает о том, что 3 награды получены за ликвидацию лесо-торфяных пожаров. — Евгений Алексеевич, как началась ваша пожарная служба? — Все началось в 58-м году в глухой деревушке под Москвой. Был в нашей деревне пожарный сарай, в котором стоял ручной насос на телеге. Раз в неделю приезжала кинопередвижка, и тогда в сарае собиралась вся деревня. Телегу безжалостно выдворяли, а на ее место вешали экран. Так же, всем миром, тушили пожары. Заслышав тревожный бой, набегали сельчане, пригоняли лошадей и везли на пожар телегу с насосом. Нас, пацанов, тянуло в этот сарай как магнитом. Даже летом, после тяжелой сельской работы, мы бежали туда и принимались хозяйничать: смазывать насос, править колеса, ухаживать за лошадьми. В 65-м году мы создали юношескую добровольную пожарную дружину. Думаю, что эта дружина и определила мой выбор. — Каковы были ощущения после первого серьезного "крещения огнем"? — Знаете, даже сегодня, когда я потушил больше 1000 пожаров, ощущения все те же. Большой ли, малый ли пожар — все равно трагедия. Равнодушным не оставляет. Смотреть в лица обгоревшим или потерявшим близких нелегко всегда. Я видел на пожарах достаточно трупов, но и по сей день, особенно если умирают дети, это зрелище мне мучительно. Закрываешь глаза и видишь маленькие тельца. — На пожаре гибнут не только погорельцы, но и ваши товарищи... — Да... Православные священники регулярно служат молебны по погибшим пожарным. В Московском управлении противопожарной службы недавно открылась часовня, в Зарайске — молельная комната, в Пушкино в пожарном отряде будет заложен храм. Мы утвердили совместный план на 2000—2001 гг., одобренный митрополитом Крутицким и Коломенским Ювеналием. На самом деле продолжается работа, которая полулегально велась еще в советские годы. Церкви всегда были для нас литерными объектами. В Лавре, например, во время праздников выставлялись целые наряды. Ну а сейчас, когда и на обычные службы, не говоря уже о церковных праздниках, собирается множество людей, храмы находятся под нашим пристальным контролем. Я считаю, что у священнослужителей и у пожарных много общего. И они, и мы преследуем благородные цели; и у них, и у нас есть устав; и они, и мы руководствуемся нравственностью. — 4 медали "За отвагу на пожаре" — это более чем серьезно. За что вы их получили? — За что — это лучше вам в кадрах скажут. (1968 г. — пожар в жилом доме в Орехово-Зуеве; 1972, 1981 и 1993 гг. — лесо-торфяные пожары.) Пожалуй, самой интересной была первая награда. Я получил ее в 1968 г. за ликвидацию пожаров в подвалах жилого дома. Это был, наверное, первый раз, когда мне довелось участвовать в массовом спасении людей. Тогда же я получил вот эту отметину на лбу — открытое ранение, тьфу-тьфу, пока единственное. В этот самый день я должен был ехать свататься. Предстал перед родителями невесты, как в песне: "Голова повязана..." Мы с супругой часто об этом вспоминаем. Вообще, я считаю, что все награды — не очень объективны. Любому пожарному за каждое тушение можно смело орден давать. — Вы лично работали на многих пожарах. Какой из них запомнился как наиболее драматичный? — Любой пожар — трагедия. Мои задачи на пожаре сходны с дирижерскими. Нам не нужно, чтобы каждый из ребят "тянул соло" — геройствовал поодиночке. Нужно, чтобы работа шла споро и сообща. Тогда и людей спасем, и сами не пострадаем. Не так страшны торфяные пожары или знаменитая обратная тяга (когда помещение вдруг вспыхивает, как спичечный коробок), если работа хорошо организована. Драматично, пожалуй, другое — то, как люди ведут себя на пожаре. Единицы действуют разумно, по правилам. Знаете, животные при виде огня впадают в панику, начинают метаться или, напротив, забиваются в дальний угол. Единственная возможность спасти коров или лошадей — вывести вожака. Так же, к сожалению, ведут себя и наши сограждане. Хорошо, если среди всех один умный "вожак" найдется... Правда, чего у наших людей не отнять, так это радости "зевать" на пожаре. Среди этих пассивных любителей экзотики нам, да и медикам со спасателями, иногда не протолкнуться. Так, во время ликвидации последствий московского теракта в Печатниках зеваки очень мешали прохождению техники. Например, во время большого пожара в Питере, в гостинице "Ленинградская", где погибло много людей, среди которых были и пожарные, уцелела Марина Влади. Она знала, что нужно делать, поэтому, как только почуяла дым и услышала истошные крики, сразу "забаррикадировалась" в номере: намочила одеяла, подушки, заткнула ими все щели и только после этого открыла окно и выбросила белый флаг. Ее номер был высоко, где-то на 8-м этаже. Лестница не достала до подоконника полметра, и Влади отважно прыгнула пожарным на руки. Если бы не подготовка и самообладание, она наверняка бы погибла, как многие из соседей по этажу. — Евгений Алексеевич, кто сейчас идет на пожарную службу? — У нас служат ребята-контрактники. К кандидатам предъявляют следующие требования. Во-первых, они должны отслужить в армии. Во-вторых, иметь отменное здоровье. Бывает, что нашу медкомиссию не проходят дембели-десантники. В-третьих, человек должен быть немного альтруистом. Я считаю, что при таких мизерных зарплатах пожарная служба привлекает молодежь неким героизмом, возможностью проявить себя. Может быть, притягивает и хороший коллектив, настоящее мужское братство. Но по-другому и быть не может, "не наши" люди очень скоро отсеиваются, практически после 1—2 пожаров. — Пожарные имеют дело с огнем — стихией, в которой есть что-то мистическое. У вас есть свои профессиональные суеверия, приметы? — У меня лично всего одна примета: если долго не звучит звонок, нет вызовов, значит, жди большого пожара. Хотя одно время наш аналитический отдел занимался изучением взаиморасположения планет, солнечной активностью и даже выявил такую закономерность: ухудшение астрологической обстановки действительно ведет к возрастанию числа пожаров. — Во времена Гиляровского пожарные обижались, если их называли пожарниками. Сейчас обижаетесь? — Сильно не переживаем, но все же стараемся, чтобы правильно называли. Пожарники — это погорельцы, пострадавшие, а пожарные — это мы, и каждому, как говорится, свое. На авиасалоне МАКС-99 в Жуковском Путин завоевал симпатии пожарных тем, что поправил Сергея Шойгу, который упорно называл пожарный самолет "пожарником". "Этот самолет — пожарный, а пожарники — это мы с вами", — сказал Путин. — Евгений Алексеевич, ваша работа — суровое испытание для близких людей. Жена никогда вам не говорила: "Да брось, зачем это нужно..."? — Говорила, конечно. Все время ждать, волноваться — это очень тяжело. Когда меня на рассвете вызвали на взрыв в Печатниках, жена больше не спала. Конечно, нервное напряжение отражается и на здоровье. Но, с другой стороны, мы с ней очень рады, что нашли друг друга, и я знаю, что меня, пожарного, она ни на кого не променяет. И наш сын работает в региональном специализированном отряде №1.
