Красавицы 40-х годов на свидания бегали редко. Их женихи сражались на фронте или залечивали раны в госпиталях. Вместо гуляний под луной девчонкам достались ночные дежурства, стоны раненых да слезы матерей, оплакивающих погибших. ...Платьице на ней расклешенное: осиная талия, юбка колоколом. Прическа модная — укладка-перманент. На свежем личике ни грамма косметики, только несется вслед и тает в воздухе аромат "Красной Москвы". Медсестра спешит на боевое дежурство в военный госпиталь №4034. "Ах, Евдокия Ивановна, наряд на вас просто необыкновенный. Платье как влитое сидит!" — приветливо улыбаются знакомые. А Евдокии Ивановне всего-то от роду было двадцать лет. -Вы уж не обижайте нашу бабу Евдокию! — напутствовали меня сотрудники Министерства обороны. — Правда, так мы ее только между собой называем. На самом деле она у нас — самая молодая и красивая... В белом халате и сестринском колпаке 72-летняя Евдокия Ивановна казалась маленькой и сухонькой, почти невесомой. — А зачем про меня писать-то? — искренне удивилась. — Ну хорошо, давайте поговорим. Только поскорее, а то мне отдыхать особо некогда — дежурство в самом разгаре. Детство ее прошло в Измайлове. Дусенькой родители назвали девочку в честь тети, которую незадолго до рождения племянницы убили бандиты. Дуся была средним ребенком, кроме нее в семье росло еще пятеро. Жили тяжело — мать воспитывала малышей, отец работал столяром. А перед самой войной он умер. И совсем еще юной девочке, только что закончившей медицинское училище, пришлось поднимать целую семью. — Я думала, что после учебы отправят на фронт медсестрой. Даже стрелять училась, аж рука болела, — рассказывает Евдокия Ивановна. — Но мне дали бронь. Сказали, что так нужно для общего дела. Коренкова пошла работать в военный госпиталь №4034, что находился на улице Баумана. В том же здании тогда располагался еще и Первый Коммунистический госпиталь, которому позже присвоили имя хирурга Николая Бурденко. — Мы, молоденькие медсестры, раненых на себе таскали — каталок ведь еще не было тогда. Приходилось все дежурство носиться по этажам. И откуда только силы брались? — удивляется теперь она. — На часы никто не смотрел. Иногда минута вечностью казалась, а порой и сутки незаметно пролетали. Но с тех пор я привыкла на ночных дежурствах не спать. Подложу руку под щеку, полежу так пять минут — уже и отдохнула. Многие раненые пытались поначалу "приударить" за симпатичной сестричкой. Но она оказалась строгих правил и вообще запретила называть себя по имени. Только официально: Евдокия Ивановна. — Я была лицом при исполнении служебных обязанностей. И поэтому никакого кокетства себе не позволяла. Даже губы начала красить только после замужества. Очень строго я себя на работе поставила, — гордо говорит медсестра. Q Q Q Летчика Алексея Маресьева привезли в госпиталь под вечер, ранней весной 1942 года. Это теперь все про него знают — народный герой! А тогда — просто несчастный 22-летний летчик, самолет которого сбили фашисты. За те несколько недель, пока чудом спасшийся Алексей добирался до своих, он сильно обморозил ноги, началась гангрена. И когда привезли в госпиталь, парень находился в очень тяжелом состоянии: ноги совсем почернели, вся палата сразу заполнилась тяжелым запахом гниения. Вопрос о том, чтобы спасти конечности, уже даже не ставился — только ампутация. Евдокия Ивановна выхаживала Алексея сразу после операции, кормила с ложечки, утешала, когда у него началась обычная для таких больных депрессия. — Алексей все время твердил, что обязательно будет летать, вернется в авиацию. Конечно, мы успокаивали мальчишку как могли, но словам его тогда не верили, — вспоминает Евдокия Ивановна. — Месяца через полтора ему поставили протезы. И он — вот настырный! — вскочил сразу на ноги и решил пойти самостоятельно. Упал, конечно, зацепился протезами за кровать... Но на следующий день начал тренироваться снова. Евдокия Ивановна даже заново учила Алексея танцевать. Вдоль длинного больничного коридора под модный тогда шлягер "В городском саду играет духовой оркестр" вальсировала странная пара — черноволосый военный с нетвердой походкой и девушка в белом халате. — После выписки Алексей уехал. Обещал навещать нас, но ведь была война... В госпиталь он заскочил еще только один раз — когда ему дали Звезду Героя. Похвастался, что снова разрешили летать... После окончания войны, в 1945 году, их госпиталь перевели в Нижние Котлы, а потом и вовсе расформировали. Но Евдокия Ивановна, подобно многим другим медсестрам, из военной медицины не ушла. По настоянию начальника Первого Коммунистического госпиталя перевелась работать к нему, в хирургическое отделение. Именно в госпитале им. Бурденко, в 1956 году, познакомилась Евдокия Ивановна со своим будущим мужем — полковником, попавшим на больничную койку в результате тяжелой травмы. — Он такой человек был — обстоятельный, верный. Не я его искала, а он сам меня нашел. И настроен сразу оказался очень серьезно по отношению ко мне. Я за ним всю жизнь прожила как за каменной стеной... Он был замечательным фотографом, а уж как любил меня щелкать! Целый чемодан моих снимков остался... Прошло уже больше четверти века, как муж Евдокии Ивановны умер. А несколько лет назад погиб ее единственный сын. Осталась дочь Ольга и внуки: взрослый уже Евгений и 5-летняя Катюшка, бабушкина любимица. В госпитале им. Бурденко Евдокия Ивановна работает целых полвека! Домой, в уютную квартирку на Сиреневом бульваре, часто приходит только переночевать. Просто не любит бывать дома одна. — Мне сестра говорит, чтобы я на пенсию уходила и для себя хоть немножечко пожила. А разве сейчас я не для себя живу? Господь меня терпит пока, значит, я для чего-то еще ему нужна. Ведь без меня молодежь не справится — такое время тяжелое, столько раненых к нам привозят. Они совсем другие теперь, непохожие на нас... И та-а-кие молоденькие... Как сейчас уходить? Q Q Q Два поколения — дедов и внуков — опять объединила война. Вновь везут в Бурденко раненых солдат — теперь из Чечни. И снова несут свои боевые дежурства молоденькие медсестры. — Столько войн у меня в жизни было... Великая Отечественная, потом Афганистан, теперь вот Чечня, — вздыхает Евдокия Ивановна. — Я ведь своих раненых по-особому выхаживаю, кашкой. Вот привезли к нам недавно безногого милиционера. Я подошла к нему, спрашиваю: "Как дела? Кашку кушать будем?" Он, понятно, отказывается. Не только есть — видеть никого не хочет, из-за увечья своего сильно переживает. А я кашки манной чайную ложечку зачерпнула и дала ему. Мало-помалу всю тарелку скормила. Он смотрит на меня и говорит: "Никогда такой вкусной кашки не ел". — "Ну и молодец, — отвечаю, — будешь сыт". Иногда ведь и кашка может помочь больному человеку встать на ноги. Крестик, который ей при крещении батюшка дал, Евдокия Ивановна никогда не снимает. Она считает: единственное, что ее держит на этом свете, — это вера. Часто ходит в церковь, отмечает все православные праздники. — С Богом в сердце и спокойно, и хорошо. Мы-то не вечные, мы временные жители здесь, а душа бессмертна. Сейчас очень многие ребята, которые у нас в госпитале лежат, здесь же и крестятся, и причащаются. Мне еще бывшие афганцы рассказывали, как выжили на той войне только потому, что сердцем верили. Недавно в госпиталь имени Бурденко приезжал министр обороны Игорь Сергеев, раздавал раненым подарки, беседовал с медсестрами и врачами. А Евдокии Ивановне Коренковой персонально пожал руку. Между прочим, у военных, прошедших этот госпиталь, Евдокия Ивановна считается едва ли не живой легендой, талисманом, местным символом. Сам Ельцин несколько лет назад наградил ее орденом "Знак Почета". Кстати, это единственная ее государственная награда. "Не надо, оставьте, — остановил ее голос Комиссара... — И плакать не надо: и без вас на свете слишком сыро... Ну, что вы, советский ангел!.. Как жалко, что ангелов, даже таких, как вы, встречаешь только на пороге... туда". Эти слова одного из героев "Повести о настоящем человеке" Бориса Полевого адресованы Евдокии Коренковой.
