Подвальчик маленького особняка в районе Арбатской площади. Звуковая студия, только что оборудованная "с иголочки", набита самой современной техникой. И ее хозяин, композитор Алексей Рыбников, настроен очень оптимистично. Он — в который раз! — начинает жизнь заново. Уверенно выкарабкивается из глубокой, мягко говоря, ямы, что для него дело привычное. Тем более, как он сам с иронией говорит, раньше он был "никто", а теперь — народный артист России. — Почему вы носите фамилию матери? — Это семейная история. У матери и отца были непростые отношения. Мама родила меня как мать-одиночка, дала мне свою фамилию. Родители оформили свои отношения позже. Мама считала, что я принадлежу к ее семье. — И тем не менее на стене вашей студии висит скрипка вашего отца. — Да, конечно. Отец помогал и мне, и моим детям. Когда я женился — очень рано, в 18 лет, именно отец, в отличие от мамы, поддержал меня. — Ваши родители пережили немало испытаний во все исторические эпохи. — Маме было пять лет, когда ее вывели на расстрел. Ее дед был генералом царской армии по медицинской линии. И все ее ближайшие родственники тоже были царскими офицерами. Один покончил с собой в Таганроге — полковник, мама называла его дядей Юрой. Когда потребовали, чтобы он сорвал погоны, он сказал: "В моем возрасте погоны вросли в тело", и застрелился. Бабушка, которая меня воспитывала, была тоже замужем за белым офицером. Его расстрелял отряд красноармейцев, прострелив ей руки — она пыталась его загородить. В этот же день она нашла на улице своего убитого отца. А столкновение моей мамы с советской властью произошло на другой почве. Она была талантливым художником-дизайнером. Дома делала очень красивые платки и шляпы и продавала их, чтобы нас прокормить. Но частное предпринимательство тогда не приветствовалось, и у нее были неприятности по этой причине. — У вас ведь тоже с властью сложились непростые отношения? — Трудностей было огромное количество. Первый раз это случилось после "Юноны" и "Авось". Тогда вся моя семья, кроме младшего сына Мити, заболела желтухой. У меня она проявилась в какой-то невероятной форме. Я лежал в Боткинской больнице. Ночами слушал жуткий вой собак, который, как мне казалось, доносился с Ваганьковского кладбища. Я понимал, что умираю. Мое внезапное выздоровление можно назвать обыкновенным чудом. Помогли друзья — Гена и Злата Хазановы, которые привели ко мне экстрасенса. Спасло и то, что я хотел жить. — И когда вы вернулись к жизни... — ...под меня стал копать КГБ. Против моего 80-летнего отца возбудили уголовное дело по обвинению... в спекуляции собственным автомобилем. Последовали абсурдные допросы всех членов семьи, в том числе моей матери, которой было 70 лет. Были обыски. Потом позвонили из КГБ и предложили встретиться, побеседовать. Такой весьма интеллигентный бородатый человек со мной беседовал. По ходу признался, что и сам когда-то учился в консерватории и играл Рахманинова. Но бумаг я подписывать не стал — сработал инстинкт самосохранения. — Ваша следующая опера "Литургия оглашенных" появилась после 10-летнего перерыва. Потом вы снова надолго замолчали. Почему? — Я не молчал — я просто писал музыку. После того как прокат "Литургии" по финансовым причинам стал невозможен, я занялся исключительно творчеством. Слава богу, что я композитор, а не режиссер, который не может существовать вне театра. Я почти закончил оперу на сюжет, предложенный Григорием Гориным. Она называется "Оперный дом" и рассказывает о трагической судьбе талантливого русского композитора XVIII века Максима Березовского. Над спектаклем будет работать режиссер Марк Захаров. — Много говорят о каком-то вашем невероятном международном проекте с участием балета Большого театра. — Речь идет, вероятно, о балете "Вечные танцы любви: виртуальная версия". Сюжет придумал я сам: молодая влюбленная пара, живущая в третьем тысячелетии, путешествует во времени, попадая то в прошлое, то в еще более отдаленное будущее. Виртуальный "Город будущего", который будет отображен на экране, создан в мастерской Зураба Церетели. Компакт-диск с пробными 30 минутами музыки сводили в Лондоне. Со мной работал известный звукорежиссер Стив Прайс — тот самый, который получил "Оскара" за запись саундтрека к мультфильму "Король Лев". Партитура уже готова. — А кто же будет режиссером этого действа? — Владимир Васильев. Он выступит в качестве режиссера-хореографа. Философию дизайна и видеоряда спектакля создает Ион Гарланд, глава дизайнерского отдела лондонского Дома моды "Hardy Aimes", одевающего британскую королевскую семью. Уже проведены успешные переговоры с Владимиром Федосеевым и его Большим симфоническим оркестром имени Чайковского. Премьера пройдет в Москве. Затем спектакль будет показан в Италии в театре "Арена ди Верона" — на самой большой открытой сцене мира. Следующим городом станет Лондон. — Как вы боретесь со стрессами — идете в храм или пьете водку? — По-разному. Я человек верующий и получаю поддержку от молитвы, совершаемой в храме. Но и водка тоже — старинное русское средство. В какие-то моменты и она тоже присутствует. На самом деле, потрясения необходимы человеку. В стрессе происходит прорыв — в этот момент можно найти яркую, кровоточащую мелодию. Но потом наступает период, когда идет работа по записи нот, по аранжировке. И здесь нужен покой, сосредоточенность, тишина. Полосатая жизнь: стресс, а потом ослепительная тишина. Нужно и то и другое. — В вашей жизни было и то и другое? — Моя жизнь еще не закончена. Стрессов в ней хватает. И когда я уже считал, что наступил полный покой, оказалось, что это не так. Бог создает такие обстоятельства, что я вновь переживаю стрессы, мне снова хочется писать, хочется что-то делать. — Вы говорите о стрессах или о страстях? — Страсть — это тоже стресс. Я просто стараюсь быть аккуратным. Хотя сейчас принято открыто говорить о самом личном, но мне этого не хочется. Могу сказать только, что моя нынешняя жизнь отнюдь не безмятежна, она полна и страстями, и стрессами. — Сейчас модно говорить о грядущем апокалипсисе. Вы боитесь конца света? — Мы его уже наблюдаем. ХХ век реализовал все теоретические идеи XIX века, даже самые безумные: экономические, социальные, утопические. Новых идей сейчас нет. Музыка прочно встала на одном месте. Музыкальные революции ХХ века — от идей Стравинского и додекафонии Шенберга до рок-н-ролла — получили развитие и остановились в середине 70-х годов. Что же дальше? В XXI веке будут опасны не войны, не ядерные катастрофы, а генетические идеи. Например, создание управляемой биомассы, находящейся на службе у малочисленной олигархии. — Неплохая идея для оперного сюжета... — Надо будет подумать.
