У нее счастливая творческая судьба. Она началась еще при Сталине и не закончилась по сей день. Первая красавица советского кино недавно снялась для телепрограммы "Первые лица" телеканала ТНТ. Накоротке — Лучшая ваша роль — в фильме "Анна на шее"? — Да. — С мужем Николаем Рыбниковым вы жили долго и счастливо? — Да. — О ваших романах сплетничал весь Советский Союз? — Да. — В жизни вы не пользовались протекцией, всего добились самостоятельно? — Да. — Муж ревновал вас к Гагарину? — Нет, это была шутка. — По некоторым опросам вас признают первой красавицей России XX века? — Да, вроде да. — Алла Ларионова — идеал романтической женщины 50-х? — Да. — Своим успехом вы обязаны сексуальному обаянию? — Без комментариев. — Вы крестились в Иерусалиме? — Да. — Вы носите на руке красную нитку от сглаза? — Да. — Вы обеспеченная женщина? — Да и нет. — Ваш театральный опыт в основном связан с Театром Вахтангова? — Да. — Вы считаете Ларионову забытой артисткой? — Нет. — У каждого времени — свои герои? — Да. От первого лица — Вы утверждаете, что последнее время снимались в кино, но почему об этом никто не знает? — Я снялась в незначительных ролях в не очень ярких картинах. Это было в Белоруссии, на "Беларусьфильме", на Украинской студии — в общем, не стоит об этом даже вспоминать. — А что для вас предмет воспоминаний, что греет вашу душу? — Конечно, это время моего расцвета, когда был какой-то творческий взлет, было вдохновение, хорошие роли, прекрасные режиссеры, партнеры. Это прекрасно. — Особое удовольствие, судя по всему, вам доставил все-таки фильм "Анна на шее"? — Моя роль там — самая выигрышная и самая любимая зрителями. Это приятно, но я часто вкладывала душу, сердце — все, что только накопилось за какой-то отрезок времени, жизни. А фильм не удавался, понимаете, фильм не получался — и все насмарку. А "Анну на шее" мы снимали легко, уютно, удобно и всего за полгода. В то время эти сроки были просто необыкновенными. — Говорят, что вашу роль в этом фильме должна была играть другая актриса, которую рекомендовал сам Вертинский? — Какие-то слухи до меня доходили. Но дело в том, что после кинопробы в фильме "Анна на шее" я буквально через день должна была улетать на фестиваль в Венецию. Впервые — на международный фестиваль! Это был 1952 год, еще при жизни Сталина... Я очень волновалась. За границей я старалась не вспоминать о кинопробах, понимала, что роль прекрасная и азартная. Претенденток было довольно много, поэтому я решила не расстраиваться. Я в Венеции, настроение прекрасное, мне 20 лет. Я не замужем, вольная птица. Я влюблена... А в Москве, прямо у трапа самолета, я вдруг узнала радостную весть: что я утверждена на роль Анны, что вся съемочная группа уже с нетерпением ждала моего возвращения и что я буквально на днях должна буду приступать к работе. — Каким по счету для вас был этот фильм? — "Анна на шее" была четвертой моей картиной. Первая — "Садко". Потом был фильм, который положили на полку из-за смерти Иосифа Виссарионовича. Снимал его замечательный режиссер Калатозов. Фильм рассказывал о Феликсе Дзержинском. Я играла там комсомолку, активистку, помощницу Дзержинского. Ну и, естественно, там был образ, облик Сталина. Но Сталин умер, не успел посмотреть картину, и ее тут же отложили на полку. Картина называлась "Вихри враждебные". И затем был третий фильм — я снималась в Киеве. — А где он сейчас, этот фильм про Дзержинского?.. — Эту картину как-то показывали даже по телевидению. Ее, правда, переделали. Было очень смешно. Пришлось кое-что переозвучить. Ну, я с удовольствием работала, потому что роль мне нравилась. Меня там в конце убивают. Я иду в белом подвенечном наряде на свадьбу, и тут один из врагов революции... — Коварно подкрался. — Да, кстати, его играет Николай Гриценко. Враг пускает мне пулю в спину. И я прямо в подвенечном наряде погибаю. — Эффектно, но что там было смешного? — Мне пришлось переозвучивать сцену на Белорусском вокзале, куда Сталин пришел провожать молодежь на очередную стройку. Мы все были в красных косынках, в кожанках. Я стояла на подножке поезда, у меня вот такой крупный план на весь экран, и с воодушевлением я говорила: "Сталин!" На переозвучании мне предложили: деточка, скажи вместо "Сталин" — "Дзержинский". И я с теми же лучистыми глазами сказала: "Дзержинский!" — А на третьей картине в Киеве вы снимались вместе с Рыбниковым? — Да. Дай бог памяти... Фильм назвался "Команда с нашей улицы". Я играла пионервожатую, а он — какого-то секретаря партийной или комсомольской организации. Мы учились с ним вместе на одном курсе во ВГИКе. Все получилось очень сложно. Я фактически со второго-третьего курса уже не училась, а снималась сразу в двух картинах: у Калатозова и в "Садко" у Птушко. Я мало присутствовала во ВГИКе, даже не участвовала в дипломных работах. А Коля мне очень нравился, я даже страдала по нему, но ему нравилась другая девочка. Так продолжалось, пока я не стала сниматься и пропадать. Тут, так сказать, и воскипели его страсти. Он стал писать мне письма, где бы я ни находилась, присылать телеграммы, звонить... — Что произошло дальше? — А произошло, говоря попросту, теперешним языком, то, что он достал меня. Шутка. Его очень любили мои родители: он был сиротой, его родные ушли из жизни еще когда он учился в институте. Его часто принимали у нас в доме, и, так сказать, он был свой парень. — Сейчас бытует мнение, что Николай Рыбников ревновал к вашей славе... — Ничего подобного. При жизни он пользовался такой популярностью — вы не представляете; особенно, конечно, у женского пола. Когда мы ездили на гастроли с программой "Мы из кино", всегда была проблема: кому выходить после Рыбникова? Тот, кто в программе был после него, понимал, что цветов ему уже не достанется... — Алла Дмитриевна, вы не ревновали? — Нет, никогда, и он тоже. — Вы знакомы с Софи Лорен? — Я познакомилась с ней на фестивале. — А что за фестиваль был? — У нас в 57-м году прошел фестиваль, а это был ответный визит во Францию. Из женщин были Элина Быстрицкая, Людмила Целиковская, из мужчин — Владлен Давыдов, Сергей Бондарчук; в общем, большая и солидная делегация. Мы каждый день были окружены вниманием и любовью Жерара Филипа, Монтана — нас не оставляли в покое. У меня до сих пор хранится где-то в архивах меню ужина с Жераром Филипом. Он там написал посвящение мне, белыми стихами, естественно, — мол, сидит вот со мной женщина, она в голубом, а я влюблен и так далее. Я его назвала Жерарчик — он тогда спросил, как мое имя, и сообразил: Алчик. — Алла Дмитриевна, а могла бы ваша карьера развернуться за границей? — Тут простой вопрос: а кому мы там нужны? В своем-то отечестве Людмила Гурченко 10 лет никому не нужна была со своими уникальными способностями. Тогда были в порядке только жены режиссеров, только жены... — Напомните, кто были ваши партнеры в "Анне на шее"? — Моего отца играл великий артист Малого театра Саша Никольский. Моего мужа придурковатого играл тоже прекрасный артист — Владиславский. А кавалеров — Михаил Жаров и Александр Вертинский. Я поначалу была просто в ужасе, в панике, как я смогу с ними работать. Выходить страшно: ну что я — девчонка была совсем... — Говорят, Вертинский был от вас без ума? — Мы с ним очень подружились. — Говорят про ваш любовный роман с ним... — Ну какой любовный роман, ну что вы!.. — Но он вас как бы вел по жизни? — Поначалу он меня как-то не принимал на съемочной площадке, и я страшно это переживала и мучилась. Я никак не могла понять, в чем дело. Все думала: боже мой, что я ему такого сделала, почему он ко мне так плохо относится, так равнодушно?.. Тем более что по ходу картины он играл влюбленность. И однажды мы снимали сцену, когда Анна после оглушительного успеха на балу утром просыпается у себя, в роскошной двуспальной кровати, — вся в цветах, здесь кукла, здесь коробка шоколада, вся в рюшечках, бантиках (причем снималась двуспальная кровать красного дерева, которую дал напрокат Евгений Моргунов)... Дело происходило зимой. Павильоны все заняты, а план надо было выполнять. Художник нашел место в гараже — в обыкновенном гараже, где стояли какие-то танки, пятитонки, жутко воняло бензином. Уголок гаража оклеили обоями, соответствующими чеховскому времени, поставили туда роскошную кровать, положили меня в пеньюарчике... Я лежу — мне-то хорошо, согрелась под одеялом. И тут у меня сердце екнуло. Мне показалось, что за осветительной аппаратурой стоит Вертинский. Но нет, думаю, не может его быть, потому что он не занят в съемках. Потом мы сняли дубль, режиссер сказал всем "спасибо". Я не успела выскользнуть из кровати, как та фигура за прожекторами направилась ко мне, и я с ужасом увидела, что это был Александр Николаевич. Он наклонился, поцеловал мою руку и сказал только три слова: "Браво, браво, браво". С тех пор мы стали с ним замечательными друзьями. — Какой его жест по отношению к вам запомнился? — Наверное, самый последний. Это был 57-й год, февраль, я родила дочку. Мы с Колей только переехали в отдельную квартиру, у нас еще даже не было дверного замка. Однажды раздался стук, вошел посыльный и внес огромную корзину белой сирени, Рыбников, конечно, сразу посмотрел на меня, а потом выяснилось, что там лежала визитка, где было написано, — милая Аллочка, я так рад, что у вас родилась дочка, обязательно окрестите ее, если не возражаете, я буду крестным отцом. Ваш Вертинский. Но он не успел, потому что в 57-м году его не стало. Такая грустная история. — А что за история с Чарли Чаплином? Он вас приглашал сниматься? — Меня лично нет, но потом я видела своими глазами послание, которое он направил в наше посольство, о том, что он видел меня в каком-то фильме и что очень хотел бы снимать меня в кино. Наше руководство на такие предложения обычно отвечало, что у советских актеров контракт на пять лет вперед. На самом деле мы приезжали с этих фестивалей и были безработными. — Вокруг красивой женщины всегда множество мужчин. Как правило, они из сферы ее профессиональной деятельности. Но как возникла у вас дружба с космонавтами? Откуда эти слухи про ваши отношения с Гагариным? — Дело было в один из каких-то наших праздничных дней, то ли 7 Ноября, то ли 1 Мая. А нас в этот день с Колей друзья пригласили на юбилей свадьбы, который устраивали в "Праге". Мы сидели в отдельном банкетном зале. И вдруг кто-то говорит, что в общем зале сидят Гагарин и Титов с женами и отмечают праздник. Мой Коля тут же навострил лыжи, ну а как же... И тут же приволок их, конечно, к нам. Кончилось тем, что уже все разошлись, а они с женами и мы вдвоем с Колей сидели в каком-то уютном уголке и рассказывали анекдоты, чего-то выпивали. На улице стояли ждали четыре "Волги". И тут Гагарин в шутку, наверное, стал требовать у Коли — отдай мне Алку, отдай мне Алку. — Он тоже ведь простой парень был... — Да, конечно, это было море обаяния. — В Марьиной Роще у вас была та самая старая квартира? — Нет, там была большая пятикомнатная с камином, очень приличная квартира. — А почему вы ее сменили? — Потому что Коли не стало, и через два года мамы не стало. Я не смогла уж там жить. — Чисто психологически. — Да, конечно. Не смогла, столько всего помнится... — Вы очень любили его? — Конечно, как вы думаете, 33 года прожить. Просто? Как в сказке Пушкина: и жили они 30 лет и три года. Он был очень увлекающимся человеком. Я уставала от него. С утра уже был в мечтах: лапуся, говорит, — давай поедем туда, сюда, вот сейчас сделаем это. Я говорю: дай проснуться, дай в душ сначала сходить. Он был с делегацией на Кубе, ничего не купил, привез сертификаты. На них здесь в "Березке" купил киноаппаратуру, экран и стал снимать. Едем к Бондарчукам на дачу, а он снимает. Потом это увлечение проходит и начинаются шахматы. С утра до ночи он шахматист, какие-то испанские гроссмейстеры ходят по дому. Потом он снялся в фильме "Хоккеист" и заболел хоккеем. Я раза два с ним сходила, потом думаю: да что я, сумасшедшая, что ли, ничего там не понимаю, лучше посижу у телевизора. То он за грибами всех тащил, то давайте пельмени лепить. Приходят гости, надевают фартучки — и за стол, пельмени лепить. Налепливали мешками. Тогда как-то было похолодней, чем теперь. Мешки с пельменями зимой хранили на балконе. Вот на эти пельмени часто слеталось очень много гостей. Вообще, у нас были и писатели, и художники, и поэты, и космонавты. Космонавты, правда, как-то пришли помянуть Юрия. Коля был на хоккее, а мы с детьми последнего цыпленка табака съели. И тут звонок, и — о ужас — стоят Герман Титов, Быковский с женой и Николаев, один, без Терешковой. Со мной дурно. На понедельник мы решили, что будем размораживать холодильник, продуктов нет, купить тогда поздно вечером было негде. Я говорю: где Рыбников? Я его убью! А они отвечают: поехал спиртное закупать!.. Короче говоря, мы с моей бедной мамулечкой вытащили все консервы, свеклу натерли. Состряпали, сидели беседовали, поминали Юрочку. — Алла Дмитриевна, спасибо, что вы так откровенны в описании бытовых подробностей, но хорошо ли это, что сейчас у артистов нет такой ауры, которая была у артистов вашего поколения. Вся подноготная, все светские хроники — все наизнанку. Раньше, я помню, все собирали такие открыточки, портреты известных артистов. Хранили в альбомах или под стеклом на письменном столе. Алла Ларионова на первом месте. — А просто люди были чище, наивнее и не было телевидения. На встречах со зрителями никто не называл нас звездами. Мы были просто любимыми артистами советского кино. На стадионах, где происходили встречи, порядок наводила конная милиция. То же самое, что сегодня происходит на концертах Киркорова. — Из-за министра культуры Александрова вы были одно время отлучены от кино? — Да, причем со мной прекратили здороваться, в том числе и на студии. Телефон мой замолк, просто как в могильной пещере. Это был конец 50-х. Наговорили, что я протеже Александрова, что я его официальная любовница. — Ну хорошо, а какое отношение это имело к самой карьере? — Использовала тело, так сказать, в корыстных целях... Это было вообще несовместимо с обликом советской киноактрисы. Я бы пропала, если бы не совет Аннинского Сидора Марковича, светлая ему память. Напиши-ка ты письмо новому министру, Михайлову, посоветовал он. Александрова к тому времени уже сняли, обвинив в том, что у него был гарем из актрисулек. — Михайлов вам помог? — Не просто помог — он меня реабилитировал. Я написала письмо: мол, уважаемый министр такой-то, обращаюсь к вам как советская актриса, как комсомолка. В последние годы вокруг моего имени много всяких сплетен и дрязг. Я устала от этого и прошу вас разобраться. Если я хоть в чем-то виновата, накажите меня... В общем, когда я передавала письмо, конечно не выдержала, расплакалась. Через неделю я звоню и слышу голос: Алла Дмитриевна, дорогая, здравствуйте, мы ваши союзники, мы во всем разобрались, вы ни в чем не виноваты, так что имейте в виду, если что, обращайтесь к нам. Моей реабилитацией стала моя поездка во Францию. Меня никто не предупредил, но вечером в "Правде" я увидела свою фамилию среди делегатов. Мол, молодая, подающая большие надежды актриса такая-то. — Как случилось, что вы крестились в Иерусалиме? — Хоть я и жила с родителями на Елоховской, недалеко от Елоховского собора, до сих пор не знаю, крестили ли они меня. Отец был очень партийный, мама работала в детских садиках, потом в пионерских лагерях. Поэтому, когда я однажды приехала в Иерусалим с гастролями, договорилась об обряде. Мне сказали, что, если я не знаю, это не грех. — Откуда же у вас эта красная нитка от сглаза? Что за суеверия такие? — Ой, ну а как же. Я выхожу на сцену. Много разных людей смотрят. — Почему именно красная-то? — Мне так сказали, красная шерстяная нитка. — Это у вас возрастное? — Нет, я хожу так уже 20 лет. — Вы прекрасно выглядите. Вы делали пластическую операцию? — Нет, к сожалению. Я очень болела. У меня сердечные дела были. — Алла Дмитриевна, а куда вы любите ездить отдыхать? — Ну, что вы, я уж и не помню, когда я отдыхала. Мы с Колей отдыхали за всю свою жизнь три раза. Два раза в Сочи и один — в Пицунде. — Что, и никто путевочку не предложит? — Да, вы знаете, как-то не получается. Как лето, так чего-то у нас случается. Фестивали приятные, то "Кинотавры", то "Киношок". На "Киношоке" каждый год бываю, и благодарна, что меня приглашают, потому что там очень хорошая атмосфера, семейная очень. На "Кинотавре" я была всего два раза. — Вот поговорка: "Не родись красивой, а родись счастливой", а вы красивая и счастливая? — Ну как сказать, да, конечно, счастливая, почему же нет. У меня две дочери, внуков, правда, нет пока еще, а все остальное нормально вроде бы. — У каждого времени свои герои. А кто герой нашего времени, как вы считаете? — Кобзон, наверное. — А вам помогают такие люди, как Кобзон? — Никто мне не помогает. — Определение "забытые артисты" относится к вам? — Да, конечно, конечно... — Про вас можно сказать, что вы актриса Театра Вахтангова? — Нет, просто Слава Шалевич пригласил меня в 92-м году сыграть роль, которую играла когда-то Людмила Целиковская в спектакле по Зощенко "Коварство, деньги и любовь". Он приехал, позвонил. Галюся лежала в больнице тогда, ей было очень плохо, а им по плану нужно было лететь аж в Америку... Две недели до отлета, я в ужасе, я же не театральная актриса, и до сих пор мне не приходилось на сцене играть. Я, конечно, работала на сцене, стихи читала, и все такое, но в спектакле никогда. Я действительно испугалась, потому что текста было много, три новеллы, три разных облика надо сыграть. А мы с Целиковской в очень хороших отношениях. — Вы подругами были? — Так нельзя сказать, но в хороших дружеских отношениях были. Я подумала и говорю: нет, за Целиковскую не могу — нужно и петь, и танцевать. Шалевич стал меня обходить, уговаривать. Потом мне сказали, что Люся меня благословила на эту роль, и так они меня уговорили. Десять дней я учила текст. Днем и ночью, как бешеная. Гастроли вроде бы прошли удачно, потому что нас и на второй раз пригласили с тем же спектаклем. И спустя несколько лет, в 97-м, мы вновь были в Америке. — Алла Дмитриевна, какая у вас пенсия, на что вы живете? — 500 с чем-то рублей. Так я и живу. Последнее слово — Друзья мои, я считаю, что главное — в нашей сложной жизни надо не терять одного качества. Надо уметь нести добро. То, что красота победит, это все, по-моему, только разговоры.
