Я постоянно читаю "Ты и Я", и многие ваши публикации мне очень нравятся. Но почему-то все они только об отношениях мужчины и женщины. Но разве между мужчинами не может быть таких же сильных чувств? Я давно хотел поделиться с кем-то своей историей. И вот наконец решился. Может, есть еще такие же сумасшедшие влюбленные геи, которые готовы ради неразделенной любви поставить на кон карьеру, честь, репутацию? Рад был бы с ними познакомиться. Лично для меня эти отношения, мучительные и вместе с тем сладостные, значат больше, чем все остальное в жизни! А начинались они совсем невинно. И было это три года назад... Мы встретились случайно. Я гулял со своим пуделем в парке рядом с домом, а этот незнакомец сидел на скамейке и читал газету. Когда я поравнялся с ним, он поглядел на меня и загадочно улыбнулся. Не знаю, что на меня нашло. Я не имею правила приставать к незнакомым мужчинам на улице, но тут без раздумий заговорил с ним. Он отреагировал довольно дружелюбно, однако сохранил дистанцию, и сразу же был определен стереотип наших отношений: я — как бы навязываюсь, он — как бы отклоняет мои предложения. И тем не менее Гера (так звали незнакомца) сам пригласил меня к себе в гости. Повод был, конечно, надуманный: у него были проблемы с установкой стереосистемы, а я представился как специалист в данной области (с таким же успехом я мог представиться и специалистом по вышиванию крестиком или по изведению тараканов, лишь бы завязать отношения). Ради него я расстался с подружкой, пошел в парикмахерскую, купил новую рубашку. Спустя пару дней мы вновь оказались "с глазу на глаз". Мне было хорошо. Стереосистему уже установил другой специалист, и я расценил это как скрытую форму согласия, как одобрение и принятие обмана. Мы оба наслаждались музыкой. Звучали Верди, Доницетти, Пуччини в исполнении Паваротти, Ди Стефано и Дель Монако. Вкусы у нас оказались схожими. Дело дошло до мимолетных прикосновений — и для меня, и для него это не первый гомосексуальный контакт. У меня параллельно с любовными связями с женщинами был также и опыт интимных отношений с геями. Гера, оказавшийся в этом более опытным, также был бисексуальным. Когда после нашей первой ночи я возвращался домой, мне было все ясно. "Эти отношения станут очень значительной вехой в моей жизни!" — думал я. А потом вдруг последовал очень длительный перерыв, когда от него не было никаких известий. Наконец он позвонил и предложил встретиться в ночном клубе. Я, конечно, тут же согласился, хотя мне хотелось побыть с ним наедине. Вечер не удался: я злился, что Герман продолжает сохранять дистанцию, и даже под конец стал упрекать его во всех грехах, но в ответ он только качал головой. Закончилось наше второе свидание ссорой и моим полным позором. Я то проклинал его, то просил прощения, умоляя не покидать меня. Гера реагировал отрешенно: "Не веди себя как девочка". Дома меня так развезло от выпитого и пережитого, что меня полоскало всю ночь. А наутро твердо решил никогда больше не ставить себя в неудобное положение и держать свои чувства в узде. Но вскоре Герман позвонил и снова пригласил меня в гости к себе домой. Все было прекрасно. Он купил прекрасные вина, мы вместе приготовили поесть, а потом слушали музыку. В ту ночь Герман, который сначала казался чванливым, превратился в страстного любовника. Я закрывал глаза и видел фантастической красоты картину: Герман на качелях, тело его взлетает к небесам, лицо отрешенное. Несколько дней я летал как на крыльях. Уму непостижимо, но этот небесный человек, кажется, полюбил меня. Я стал строить планы на будущее. Я начинал рассуждать в русле "мы" и "вдвоем", я хотел вместе с любимым отправиться в какое-нибудь путешествие, притащил кучу туристических проспектов, планировал маршруты. Я забыл обо всем и жил только Германом, только тем, кого создал в воображении. В результате я не вытерпел и поделился своим любовным бредом с Герой, но в ответ услышал: "Ненавижу, когда кто-то относится ко мне как к своей собственности". Меня будто ушатом холодной воды обдали. Ничего, все образуется, утешал я себя, надо только дать ему время. Однако дипломатическая выдержка не является особенностью моего характера. Тот мужчина был нужен мне немедленно — целиком, полностью и навсегда, но чем больше усилий я прилагал, тем дальше отстранялся от меня друг: при этом он никогда не грубил и не выходил из себя, а только иронично глядел на меня и держал дистанцию, давая понять, что правила игры диктует он. Если я заявлялся в гости без предварительной договоренности, Герман просто не открывал дверь. Я видел, что в его квартире горел свет, слышал музыку, знал, что друг дома. Я пытался прорваться к нему, но усилия оказались напрасными. Тогда меня обуревала ревность, в сознании возникали сцены диких оргий: Герман в объятиях одного или нескольких из своих многочисленных друзей. Почему-то к женщинам, которые у него тоже были, я его не ревновал. В состоянии полнейшего душевного расстройства я часами простаивал под окнами Германа, в эти минуты меня преследовали мысли об убийстве, а порой и самоубийстве. На следующий день на мой вопрос "Почему не открыл дверь?", он отвечал совершенно бесстрастно: "Я тебя не приглашал. Терпеть не могу эти внезапные нападения!" — "Но ты не можешь просто так отшить меня. Я же люблю тебя. Я хотел быть с тобою вместе!" Однако, чем больше я входил в образ обожателя, тем больше играл моими чувствами Герман. У меня все время возникало сравнение с игрой в пинг-понг: справа и слева от стола Герман, а шарик — я! Да, я стал рабом своей любви, вел себя как непослушный ребенок, капризничал, кричал, клянчил. Иногда мой друг уступал, и тогда в объятиях возлюбленного я чувствовал себя на вершине блаженства. В какие-то моменты я все же встречался с другими знакомыми, приглашал к себе гостей, сам ходил в гости. Даже поддерживал интимные отношения с одной женщиной тридцати лет. Я познакомился с нею примерно тогда же, когда и с Германом. Она знала о наших отношениях с Герой и утешала меня, как могла. Мне хотелось, чтобы мой друг относился ко мне так же, как она, чтобы он был таким же нежным и понимающим. Секс с Таней был интереснее, чем с другими женщинами. А ее бережное отношение ко мне на контрасте с моей безрадостной и блеклой дружбой с Германом говорило, что пора с ним завязывать. Но временами мне становилось не по себе. Появлялась тоска, хотелось услышать его голос, и я звонил! И вновь повторялся ритуал — эти бесконечные вопросы (хочет ли он меня увидеть?) и мучительное ожидание реакции. И как бы ни реагировал друг, я слышал в его словах только то, что желал услышать. И если разговор не заканчивался откровенной грубостью, я отправлялся к Герману. А Таня ждала. С ее стороны я не испытывал никакого давления. Когда у нее впервые немного сдали нервы (это случилось относительно недавно), я предложил: "Если ты так больше не можешь, уходи. Я понимаю, как тебе тяжело, и осуждать не буду...". После этого объяснения Таня стала для меня как бы родной теткой. Она любила и старалась дать мне максимум возможного. Если у меня что-то не ладилось, она относилась к этому с пониманием и пыталась приободрить. Но мне требовалось нечто иное. Мне нужен был мой мужчина! Чтобы любил меня так же сильно, как я его любил. Чтобы он не мог без меня существовать. Время от времени Герман приходил в хорошее расположение духа и начинал говорить "мы". Я не мог справиться с морем нахлынувших чувств — становился абсолютно беспомощным и, преисполненный благодарности, все время повторял это "мы", начиная убеждать себя, что был к нему слишком требовательным, слишком придирчивым, что надо давать больше свободы другу, чтобы тот мог сам найти ко мне дорогу. Однако подобная эйфория длится, как правило, очень недолго, и часто сразу вслед за этим счастьем наступает ощущение подавленности из-за самых ничтожных причин. Например, поход на концерт, который Гера предпринял в одиночку. Вечер, проведенный им в компании старых друзей без меня. В такие моменты я чувствую себя отверженным, рисую в своем воображении сцены расставания, представляю, как скажу ему: "Все три года ты издевался надо мной, обращался со мной хуже, чем с собакой. Теперь я ухожу!" Но это все несбыточные прожекты... Освободиться от этой безумной страсти я не могу да и, честно говоря, не пытаюсь. Напротив, наслаждаюсь каждой жалкой минутой нашего совместного пребывания. Потому что даже доставляемые им мучения кажутся мне наслаждением. Иногда, в те редкие минуты, когда он близок и нежен со мной, я шепчу ему: "Ради тебя я готов на все. Если хочешь, буду целовать тебе ноги. Если хочешь, могу ограбить банк, даже найти для тебя других мужчин". А он лишь усмехается в ответ... Как вы думаете, у меня, пожалуй, есть только две возможности — либо немедленно порвать, либо сдохнуть... Запутавшийся гей.
