Чтобы нашему человеку затеряться в бескрайности дикой природы, не обязательно устраивать соревнование с героями Джека Лондона и ехать в тайгу с тундрой. Достаточно сесть на электричку, затем через час-другой втиснуться в тряский автобус местного сообщения, потом протопать пешком по бездорожью. И вот она, глухомань. Конечно, в Подмосковье не говорят: "Закон — тайга, медведь — хозяин". Медведи тут повывелись, а лес редковат. И все-таки дикости у нас по-прежнему хватает. — Я думала тогда, что не доживу до весны, — рассказывает Лидия Андреевна. — В магазин за всю зиму ходила только в дни пенсии. Там даже продавщица удивлялась: "Как это вы здесь обитаете одна? Невозможно же..." Меня это приободрило. Много ли таких, как я? Одна! Значит, не так уж плохо — быть одной. Еще до первой зимовки Лидия Андреевна Мамонина поняла, что такое настоящая свобода. Это когда ходишь по лесу и можешь: а) орать что хочешь о правительстве, о квартирантах и о жизни такой-растакой; б) рвать какие угодно растения, например, малину, с целью сушки для чая, и никто тебе о Красной книге не пикнет; в) носить то, что есть в гардеробе, не заботясь о пятнах на юбке. И все-таки в первую зиму она чуть не замерзла. Дров катастрофически не хватало. Приходилось предпринимать вылазки в лес. Это было возможно только один-два дня в месяц, когда получала пенсию. Тогда Лидия Андреевна позволяла себе купить немного мясных обрезков и приготовить бульон. Без плотной еды в лес не ходят. Некрасов не зря писал, как народ замерзает под елочками. А ведь у некрасовского крестьянина была фора перед Лидией Андреевной — тулуп из овчины, и то бедняга не уберегся. Но Лидия Андреевна в "мирные годы" смотрела телепередачи про спецназ и запомнила некоторые приемы выживания на холоде. Потому, набив под кофту сена, вытащенного из скирды близ дальнего поля, она смело бегала по дрова. Конечно, сухая трава не совсем то, что пуховик, но часа полтора можно продержаться. А этого вполне достаточно, чтобы прихватить бревнышко потолще и мелкой рысью доволочь его до подворья. Благо лес от дома недалеко — с какой-нибудь километр. Изгнание из Кунцева Шесть лет назад пенсионерка Мамонина решила обжить родовое имение, находящееся в глухой деревеньке Фалилеево, что под Можайском. Поехала на загородную "фазенду" пожить летом. Квартиру, по рекомендации сотрудницы ДЭЗа, сдала незнакомым приезжим — ведь за месяцы загородного отдыха набежит солидный капитал. Воистину не гонялся бы ты, поп, за дешевизной! Квартиранты при помощи той же сотрудницы ДЭЗа оформили там свое проживание как законное. Типичная в общем-то история, случающаяся с десятками одиноких москвичей. Но если большинство бедолаг, потерявших квартиру в результате мошенничества, бомжами оседает по вокзалам родного города, то Лидия Андреевна решила начать жизнь сначала, перебравшись в дом посреди можайской глухомани. И даже то обстоятельство, что жизнь пришлось начинать не просто сначала, а с самого что ни на есть нуля, бравую москвичку не сбило с намеченного пути. Так шесть лет назад она оказалась совсем одна в позабытой Богом деревушке. Женщина в лесах Как прожить в доме, у которого одна крыша и стены? У Робинзона были нитки, вино, порох, ружье, одежда. На его острове росли фрукты, водились ценные мясные породы животных. Лидия Андреевна прихватила совсем немного личных вещей. Никаких запасов, "лишь всего — на день хлеба и немного Н2О". Значит, и никакой надежды на выживание грядущей зимой — без дров в бревенчатой избе, где щели шире, чем ухмылка судьбы. А от печки остались одни развалины. Впрочем, неустроенность жилья, как выяснилось, была не самой главной бедой. "Буржуйку" с длинной трубой удалось найти и приспособить для обогрева. Но деревенька, где расположен "дворец" Лидии Андреевны, обитаемая летом, ближе к осени опустела. Нашей героине предстояло провести зимовку в полном одиночестве. Правда, километрах в трех находилась другая деревня. Однако в пятидворовой Фалилеевке Лидия Андреевна осталась единственной жительницей. Наша отважная москвичка в детстве читала, как боролись с природой покорители Севера. Но о том, что ближе к пенсии ей доведется самой повторить их подвиги, не помышляла никогда. Человек вообще редко знает, на что способен. Семь пятниц В пятьдесят пять лет женская красота становится специфичной, и влезть в фавор к мужской стороне населения даме непросто. Тем не менее Лидия Андреевна завоевала расположение мужчин из соседней деревни тем, что, запросто отмахав километра три по осенней грязюке, заходила в первый обитаемый дом и просила пилу с топором. Мужики жались, инструмент давать побаивались, но, узнав, что баба-одиночка (да еще и москвичка!) собирается зимовать в пустой деревне, смягчались. И даже идя за хлебом в общий для нескольких деревень магазин, заглядывали к "московской психе", чтобы убедиться: борьба за выживание продолжается с дамским перевесом. Раздобыть гвозди оказалось плевым делом: Лидия Андреевна вытаскивала их из ящиков, брошенных возле упомянутого магазина. Но — лишь после доставки заветного ящика домой. Часть раскуроченной тары шла на отопление, пока не была собрана основная поленница дров. Другая часть служила отличным материалом для заделывания щелей между бревнами. Снаружи дом стал выглядеть еще менее привлекательно, особенно на фоне коттеджа, который какой-то богатей оставил до весны недостроенным прямо рядом с развалюхой Лидии Андреевны. Но ведь и у первопроходцев хижины стояли без особого марафета. И если те же мужики, что одалживали "психе" инструмент, летом вкалывали на упомянутого богатея, отстраивая ему хоромы, то Лидия Андреевна все колотила сама. Мужики без денег помогать не соглашались: нету такого обычая у подмосковных туземцев — работать на москвичей задаром. Нашедший Пятницу Робинзон благодарил небо за посланного помощника. Лидия Андреевна, не найдя мужской поддержки, молилась о том, чтобы ей хватило сил и упрямства. Хватило. Хвостатые друзья Осень грозила перейти в одинокую зиму. Но к тому времени в доме появилась живность. К ноябрьским праздникам Лидия Андреевна заметила, что крыса погрызла половину выкопанной морковки. Хвостатая нахлебница окончательно обнаглела, когда настали холода. — Однажды я за пенсией ездила, — вспоминает Лидия Андреевна, — приезжаю — в доме холодно. Распахнула одеяло на кровати, чтобы от "буржуйки" тепло побыстрее дошло. А под ней крыса лежит! Она, видите ли, тоже выбрала местечко потеплее. Потом кошка ко мне стала из соседской деревни бегать. Так под утро, когда печка остывает, кошка в ногах лежит, и крыса рядом с нею гнездится. Пробовала я крысе дать отраву — не ест. Ну, думаю, пусть живет, раз такая же не сдающаяся, как я. И еще той зимой объявились волки. Близко к дому не подходили — все-таки неподалеку шоссе проходит, и запах бензиновый держится долго. Но выли по ночам где-то совсем рядом, может быть, в балке у реки. Я закладывала окна и дверь кирпичами, которые заготовила для кладки печки. Все равно до весны печь было не сложить — глина нужна оттаявшая. Вот кирпичики и пригодились для защиты. А в консервную жестянку из-под "праздничного набора" — килек в томате, пущенных на суп по случаю Нового года, — Лидия Андреевна начала складывать с той зимы редкие медяки. Старенькую берданку обещал ей бывший колхозный сторож. Вот только накопит на нее Лидия Андреевна лет через семь. Но уж тогда будет ходить в магазин и требовать чисто как на Клондайке в рассказе "Время не ждет": "Кофе, табак, патроны!". Пока же в редкие дни счастья все, что может Лидия Андреевна попросить у работницы прилавка, — это соль, "Приму" и спички. Ну разве что хлебушка, но это не каждый день. Привезенным нами пряникам Лидия Андреевна обрадовалась, как дети радуются нежданному подарку. Когда-то наша отшельница работала на московской бараночной фабрике, и гостинец наводнил душу неожиданной ностальгией. — Хотя зачем ворошить прошлое, — рассуждает она. — Теперь я людей видеть не хочу, а в Москву тем более возвращаться не собираюсь. Даже если бы меня кто позвал обратно. Рвачи прилетели Труднее всего зимой обстояло дело с помывом. Весной Лидия Андреевна — на перекладных, за сутки — добралась до Москвы и добела отмылась у родственников. У них же заняла немного продуктов. Пенсия ушла на оплату наемного мужского труда: потребовалось копать огород, а ослабевшая за зиму хозяйка шаталась от недоедания. И все-таки первый урожай был посажен, а дальше подоспела крапива, из которой Лидия Андреевна варила "царские щи". Летом даже довелось побаловаться молоком местного розлива. Еды стало вдоволь, потому что в лесу пошли грибы, а плотва в местной речушке Колочь клевала так исправно, что к зиме Лидия Андреевна насушила десять связок "можайской воблы". Летом было трудно устеречь огород: московские детки повадились справлять среди грядок ночные свидания и вытаптывали огуречник. Из лесу стали набегать кабаны, так что урожай картошки тоже бесповоротно накрылся... Зато трав и грибов было собрано и насушено на всю будущую зиму. В магазине, куда она изредко ходит за покупками, заворачивают товар в обрывки журналов. Так у Лидии Андреевны появились собеседники — вырезанные из обложки портреты каких-то владельцев собак вместе с питомцами. Им в долгие зимние вечера Лидия Андреевна рассказывала, как славно заживет, если перезимует. Она еще не знала, какой трудной будет первая самостоятельная весна. Бородинское сражение Женщинам в нашей стране всегда выпадают самые тяжкие испытания. Народ и войну-то Отечественную выиграл благодаря мужской стойкости баб — работниц тыла. Через пятьдесят с лишним лет отдельно взятая гражданка вышла победительницей из схватки с жизнью. Что помогло ей? Черный юмор, отчаяние, неженская храбрость? — Да просто я давно поняла, что человек человеку волк, — говорит Лидия Андреевна. — Жила в Москве — думаете, там было гуманней, чем здесь, в полном одиночестве? В городе двуногие волки стаями ходят. Простой овечки, навроде меня, остается только уносить ноги подальше. Что я и сделала. Меж тем народ, потянувшийся к смелой москвичке, открыл ей местные тайны. Заготовка топлива значительно продвигается, если летом собирать сухие коровьи лепешки. Правда, ходить за ними надо далеко: лучшие сборы — на поле Бородинской битвы. Там трава погуще, там стада покрупнее. Окрестные фермы когда-то процветали, держали по нескольку тысяч голов крупного и рогатого. Но скот пустили под нож, и за кизяками теперь надо ой как потопать. Лидия Андреевна прибыла в Бородино в неудачный момент. Местные краеведы взялись гонять с поля и пастухов, и коров, и сборщиков кизяков — чтобы памятник старины не загаживали. В Можайском районе, как и во многих других уголках Подмосковья, администрация весьма терпима к заготовке населением дров путем собирания валежника. Формально обеспечение людей дровами считается делом правлений. Но если народ предпочитает сам ходить в лес и таскать оттуда все, что удалось спилить и срубить, то лучше закрыть на эту самодеятельность начальничьи глаза. А то ведь народ начнет спрашивать, не подвезет ли администрация угольку, а его Подмосковью дают неохотно, и не каждому региону. С точки зрения Конституции, лесные угодья принадлежат государству. Потому каждый поднявший в лесу ветку уже обкрадывает Родину. Но ведь не приставишь же к каждому гражданину по леснику! Это в Москве такие порядок и строгость, что в пору прошлогоднего урагана пожадничали раздать сломанные деревья людям, зато пустили МЧС вывозить дрова на свалку. А в Можайском районе ураганные завалы до сих пор не разобраны — народ-заготовитель, почитай, только помогает очистке леса. Товарищ по несчастью Нынешняя зима — "сиротская": теплая, бесснежная. А в прошлом году заметало так, что дверь открыть было невозможно. Целую неделю Лидия Андреевна сидела в доме в обществе неугомонной крысы. Хорошо хоть дрова были у печки сложены, а то умерла бы, наверное. Парень из соседней деревни Крюково, Сергей, пришел проверить, как там одинокая зимовщица. Он и откопал занесенное крыльцо, дав Лидии Андреевне свободу. Несмотря на разницу в возрасте, Сергей и Лидия Андреевна — родственные души. Он четыре года без работы, она — пять лет без квартиры. Ей приклонить голову не к кому — и он, деревенский безработный, никому на свете не нужен. А тут еще родители тревогу забили: "Что ты к той бобылке ходишь? Может быть, тебя ведьма московская сколдовала?.." Чтобы не возмущать сельское общество, ходит Серега к Лидии Андреевне один-два раза в месяц. Проведает, жива ли, и спешит обратно. Не любят у нас изгоев, особенно если последние вместо стонов о тяготах жизни живут так, будто им лучше всех. — Ну кто ко мне зайдет, какой вор? — смеется Лидия Андреевна. — Если меня кто возьмет, то назад принесет, лишь бы горя не нахвататься. Взять у меня нечего, из всего добра только старый сундук остался, я в нем пряжу от крысы прячу. А то она грызет пух — наверное, на гнездо ворует. И все-таки на входной двери сегодня висит немалый засовчик — но не для укрывания добра. Дачная молодежь иной раз так набирается то ли спиртного, то ли "дури", что может зайти за спичками да и прибьет не глядя. Так что укрепить дверь пришлось еще до знакомства с волками. Люди страшнее зверей. И хотя Лидия Андреевна для бодрости духа говорит, что боится только лягушек, нас она попросила не рассказывать о ее трудностях администрации сельского округа. Чем меньше власть знает о человеке, тем легче дышать. Приедут, придумают какой-нибудь налог неизвестно за что... Нынешние чиновники, даром что нарождающийся класс, дерут с простого человека шкуру так, что царские урядники позавидовали бы. — Я себя сравниваю с семьей Лыковых, — говорит Лидия Андреевна. — Такие отшельники в Сибири были обнаружены — лет двадцать назад. К ним, я читала, приехали люди из цивилизованного мира, и Лыковы умерли от микробов, как когда-то индейцы, которых Кортес сифилисом заразил. Так я думаю, Лыковы не от микробов умерли. Им кто-нибудь из налоговых органов подсчитал, какую задолженность и пеню надо выплатить. Вот у несчастных и приключилась кондрашка... Зашедший на огонек из села Крюково Сергей подхватывает: — Вы, когда сюда ехали, видели указатель — "Село Облянищево"? Название это так получилось. Приехал царский сборщик налогов в наши края. Поймал одного мужика — у того ни гроша. Поймал второго — тоже нет денег. Поймал третьего и кричит: "О, бля, нищего опять поймал!" Так и повелось — Облянищево. За тысячу лет до наступления нашего просвещенного века российские селяне держали двери своих лачуг нараспашку — чтобы вор и мздоимец видели: взять нечего. Сегодня эта, казалось бы, изжитая традиция возродилась. Бомжи, выбравшие запредельную нищету, беглецы из столицы, выбравшие полуголодное существование на грани вымирания, — это все звенья одной и той же цепи рассуждений о самом лучшем способе защиты от обидчиков. Нельзя ограбить нищего. Некуда падать со дна. И то, что таких беглецов из столицы, как Лидия Андреевна, станет со временем еще больше — весьма вероятный прогноз. Не надо утверждать, будто мы имеем дело с нестандартным взглядом на вещи. Взгляд у нашей героини — самый обычный для россиян. Ведь у нас даже депутаты Госдумы, предрекая скорый подъем всей страны, аргументируют заявления так: "Потому что падать больше некуда". с. Облянищево-Крюково, Можайский р-н.
