Глядя на него, начинаешь верить, что клоуны не стареют. В нем не изменилось практически ничего: все та же знаменитая клетчатая кепка, ярко-красная жилетка и торчащая в разные стороны рыжая копна волос. “Клоун не уходит на пенсию. Его уносят с манежа”. Так Олег Попов ответил на вопрос, когда он собирается покинуть цирк. К немалому удивлению многих, он до сих пор выходит на арену и смешит людей. Правда, уже не здесь. С начала девяностых Олег Попов живет в живописном немецком городке Эгльоффштайн под Нюрнбергом вместе с женой Габриэль. Они вместе выступают и гастролируют по городам Европы. Немцы называют его Hans im Glueck (“Счастливый Ганс”). Но для нас он навсегда останется Солнечным Клоуном. -Олег Константинович, в этом году вы отметите юбилей. Каким образом думаете отпраздновать это замечательное событие? — Да, 31 июля мне исполняется семьдесят лет. Наверное, впервые я буду его отмечать не в самолете, не в поезде, не в машине и не в цирке. А дома, в кругу друзей и семьи. — Многие люди сокрушаются по поводу своего возраста, всячески пытаются его скрыть. А вы, наоборот, афишируете свои годы. — Один мой друг говорил: "Ну какая радость отмечать дни рождения?! Особенно когда тебе больше пятидесяти... Никакой!" Но это не совсем так. То, что ты дожил до таких лет в здравом уме и рассудке, — уже большое и замечательное достижение. Хочу сказать большое спасибо моим предкам, которые наделили меня крепким здоровьем и чувством юмора, без которого было бы трудно жить. Надо радоваться самому и доставлять радость другим. — Вас знает весь мир, часто сравнивают с Чарли Чаплином. Каково ощущать себя живой легендой? — Кстати, Чарли Чаплин — мой самый любимый клоун. Я выступал вместе с ним в 1964 году в Венеции и получил фотокарточку с дарственной надписью... Что же касается "живой легенды" — здесь все зависит от характера человека, от того, как он воспринимает собственную славу. Я лично довольно спокойно отношусь к своей популярности, хотя и стараюсь удержать ее на как можно более долгий срок. — Настоящее лицо клоуна, его истинные чувства и личные переживания всегда скрываются под маской. Не обидно, что в людской памяти останется лишь созданный вами образ, а настоящего Олега Попова так никто и не узнает? — Главное — это оставить после себя чистые следы, что я и стараюсь делать по мере сил. И если клоунский образ Олега Попова приносит людям радость, улыбку и смех, я счастлив. Если же говорить о скрытых под маской чувствах, то вспоминаю, сколько раз приходилось работать, например, с воспалением легких. "Скорая помощь" привозит тебя буквально на арену, дежурит около цирка и по окончании представления увозит обратно в больницу. Естественно, зритель об этом даже и не догадывался. И таких примеров очень много... Когда клоун смеется — с ним смеется весь мир. Когда клоун плачет — он плачет один — Олег Константинович, вы стали клоуном не сразу. После окончания циркового училища выступали в качестве эквилибриста. Но говорят, что однажды вам пришлось заменить заболевшего артиста, и именно благодаря этой случайности вы стали клоуном. — Начнем по порядку. В 1944 году я поступил в цирковое училище. А в 1950-м заканчивал его в качестве эксцентрика на проволоке. Но не все в жизни так гладко, как в сказке. Если помните, тогда в стране велась борьба с космополитизмом. В том числе и в искусстве. Приемочная комиссия сочла мой выпускной номер космополитичным. Так я остался с дипломом артиста цирка, но без работы. И только после того, как за меня заступилась "Комсомольская правда", мне предоставили возможность сделать другой вариант своего номера на проволоке. Комиссия приняла эти исправления и направила меня на работу в Тбилиси. Однако то, что понравилось комиссии, не понравилось грузинской публике, и меня сняли с программы. Тогда я решил пойти ва-банк и рассказал директору цирка, что существует другой вариант злополучного номера, который "зарезали" в Москве. Вечером мою репризу снова включили в программу. Так я отработал в Тбилиси два месяца. В итоге дирекция цирка написала в мое училище большое письмо, где выражала благодарность за воспитание хорошего артиста-эксцентрика. — И тогда вас отправили на работу в Москву... — Да. Меня заметили, и я попал в Московский цирк, где в то время выступал Карандаш. Моя программа ему понравилась, и он взял меня с собой на гастроли. Помимо основной работы я участвовал в его репризах "Статуя", "Шкаф", "Тарелки-бутылки" и других. В течение года мы вместе разъезжали по СССР. Потом Карандаш получил отпуск, а я поехал выступать дальше. И вот попал в Саратов. Так случилось, что клоун тамошнего цирка незадолго до моего приезда сломал ребро. Директор, прослышав, что я работал с Карандашом, попросил меня заменить заболевшего коллегу. На следующее утро мы вдвоем с директором поехали в больницу к лежащему там клоуну. Я объяснил ему ситуацию и попросил у него грим, ботинки и костюм. Тот выслушал, протянул ключи от гардеробной и сказал: "Бери все что нужно. Желаю успехов!" Так я стал клоуном. И вот уже пятьдесят лет как тащу на себе этот "легкий жанр"... — Утверждают, что великое артистическое будущее вам в свое время предсказал ваш преподаватель в цирковом училище. — Когда я поступил в цирковое училище, то маме об этом не сказал. Потому что знал, что она против того, чтобы я был артистом: "Что у артиста за жизнь! Вечный бродяга — ни кола ни двора". Когда же она все-таки узнала об этом, то тут же побежала в училище — чтобы забрать меня оттуда. К счастью, моему тогдашнему режиссеру Сергею Дмитриевичу удалось успокоить ее и уговорить оставить меня. Он долго говорил маме, что у ее сына все получается хорошо. Тогда она спросила: "Скажите мне честно, мой сын будет иметь кусок хлеба?" Сергей Дмитриевич ответил: "Не просто кусок хлеба, а с маслом". Довольной маме ничего не оставалось делать, как оставить меня в училище. Надо сказать, что вопрос о хлебе был вовсе не шуточным. Во время войны мы сильно голодали, и самое главное в жизни было просто не умереть с голоду. — Вы были учеником Карандаша. Что вам дала его школа? — Я всегда восхищался его трудолюбием. Он всегда был занят каким-нибудь делом, постоянно репетировал, совершенствовал и без того великолепные номера... — Кстати, почему вы не захотели взять цирковой псевдоним, а стали именоваться просто — по имени и фамилии? — Одно время в цирке было модно иметь псевдонимы. Взять того же Карандаша. Я же в свое время назывался Чижиком, но потом решил: пусть будет так, как есть — Олег Попов. — Вы сами сконструировали свой, говоря современным языком, имидж? Откуда возникла ваша замечательная клетчатая кепка? — Она появилась у меня довольно случайно. Я набрел на нее на одной из студий "Мосфильма" в 1960 году. И с тех пор она стала своего рода моим непременным символом. Ведь главное для клоуна — иметь неповторимую тень. Если тебя узнают по тени — считай, тебе повезло. Не каждому это удается. — Вы, пожалуй, первый, кто внес в клоунаду элемент лирики... — Что вы, лирика в клоунаде — это была вовсе не новость. А вот то, что я положил свои репризы на музыку, — да, это считаю существенным вкладом в жанр. — Вы стали первым советским клоуном, которого выпустили за границу. Если не ошибаюсь, это было в 1955 году. — Да, тогда Московский цирк поехал в Варшаву на молодежный фестиваль, где я выступал как молодой клоун. Программа имела большой успех. И, как говорится, по просьбе трудящихся наши гастроли продлили еще на целый месяц. — Вы объездили почти всю планету. Не бывали разве что в Антарктиде. Каково было вам, обычному советскому человеку, попасть в этот неизвестный доселе мир? — Слава о Московском цирке шла по всему свету, и в 1957 году цирк поехал в большое турне в Брюссель, Париж и Лондон. Впечатление, конечно, было колоссальное — как будто я очутился на другой планете. — Остаться там никогда не было желания? — Даже мысли такой не возникало. — Странно: вас выпускали за границу, но вы никогда не были членом партии. — Я не мог состоять в партии из-за отца. — Насколько мне известно, его расстреляли? — Моя мама служила фоторетушером, а отец работал на Втором часовом заводе. В 1940 году его забрали, и он умер в тюрьме. Много раз я спрашивал маму, где папа, что с ним, но она ничего не говорила. Лишь много лет спустя рассказала, что отец работал в составе группы, которая делала часы лично для Сталина. Якобы однажды они остановились, и всю группу арестовали. — Олег Константинович, утверждают, что у вас были довольно натянутые отношения с Юрием Никулиным. Это правда? — Когда Никулин был артистом, мы дружили, помогали друг другу, работали в одной программе, дарили фотографии на память... Но когда он стал директором цирка, все сильно изменилось. Помню, Юра и я ходили в Кремль на прием к Рыжкову выбивать валюту на ремонт цирка на Цветном бульваре. Тогда Юра сказал: "Ну вот, Олег, будешь выступать на открытии". Цирк отремонтировали, но открыли его без меня, хотя все знали, что я мечтал отпраздновать там свой шестидесятилетний юбилей. Юра меня туда просто не пустил. Потом он заявлял по Центральному телевидению, что Олег Попов владеет цирком в Германии, приглашает русских артистов и не платит им денег. При этом великолепно знал, что никакого цирка у меня нет — ни в Германии, ни где-нибудь еще... Ну да Бог ему судья. — Интересно, кто придумал это знаменитое имя — Солнечный Клоун? — Дело было в Лондоне. После премьеры программы в одной из газет вышла рецензия, которая носила название: "В туманном Лондоне появился Солнечный Клоун". Вот отсюда все и пошло. — По слухам, этот номер — с пойманным в авоську солнечным лучом — ваш самый любимый. — Все репризы любимы, как дети. Но, безусловно, среди них есть наиболее дорогие. И это — прежде всего "Луч". Однажды во время проповеди в одной из церквей Германии эту сценку упоминали как пример гуманизма и человечности. Это было десять лет назад, когда от рака умерла моя первая жена, и я остался один. — Тогда вы и познакомились с Габриэль? — Да. Во время спектакля в Австрии у выхода на манеж я заметил одиноко стоящую девушку (по случаю аншлага свободных мест не было). Я попросил принести ей мой стул. К немалому удивлению, в антракте она пришла ко мне за кулисы, поблагодарила и попросила автограф. Я, в свою очередь, попросил у нее телефон. Так и завязалась наша дружба. Много раз потом она приезжала в города, где я гастролировал. И надо же так случиться, что как раз в это самое время импресарио бросил нас, и мы остались без денег и без работы. Но нет худа без добра. Вскоре нашу программу на весь будущий сезон купил голландский цирк. До начала выступлений оставался еще целый месяц, и образовалась временная пауза, которую нужно было как-то заполнить. Тогда Габи пригласила меня приехать к ней. Через месяц мы уже вдвоем поехали в Голландию, а в городе Бреда стали мужем и женой. — У вас не возникало никаких предубеждений против интернационального брака? — Нет. Яркий пример подобных союзов — женитьбы наших царей. В этом нет ничего страшного. Здесь, на Западе, в каждой семье знают свое родословное древо — как минимум до пятого колена — и очень этим гордятся. Мы же всегда этого боялись. Не дай Бог, кто-то из предков окажется банкиром, фабрикантом, кулаком или вовсе иностранным подданным... — Чем занимается Габриэль? Она принимает какое-то участие в ваших занятиях? — Естественно. Она очень помогает мне в работе — жонглирует, играет на различных инструментах, танцует степ, дрессирует крыс, пони и собак. — И на каком языке вы с ней общаетесь? — Поначалу разговоры велись исключительно посредством русско-немецкого словаря. Сейчас Габи великолепно говорит по-русски, а я — немного по-немецки. Но вообще-то у меня всегда была проблема с языками. — Ваша жизнь в Германии — это эмиграция? — Моя жизнь в Германии — это жизнь творческая, семейная и человеческая. — Помнится, на родине вы были заядлым водителем. Гаишники отдавали честь Rolls-Royce Олега Попова, когда он проезжал по улицам Москвы. (Rolls-Royce Silver Shadow номер МОА 0001 — первая подобная машина в Советском Союзе. Ее подарила Олегу Попову английская королева после гастролей клоуна в Лондоне.) — Гаишников наших, конечно, помню. Лучшие друзья! Я ведь всегда выступал на праздниках милиции. А сейчас у меня — "Мерседес". — Олег Константинович, а вы задумывались о возвращении в Россию? — К большому сожалению, жить в России у меня нет никакой возможности. Пенсия такая, что не хватит даже заплатить за квартиру. А на что же кушать? Деньги, которые я собирал на старость, пропали. P.S. Когда настало время прощаться, Солнечный Клоун легко вздохнул и спросил: "Ну как там у вас?" На такой вопрос было сложно ответить что-то вразумительное. Мы разговорились о всяческих пустяках. В конце краткой беседы, после некоторой паузы он произнес: "Я любил и люблю свою Родину, своих дорогих зрителей. И всегда помню о вас".
