Сначала Буйнов снял ботинки. Потом темные очки и свитер. А через полчаса уже лежал на полу и блаженно улыбался. Красивая девушка Надя подливала ему чай. Звезды нынче расслабляются не в стриптиз-барах, а в тихих уютных клубах чайной культуры, где в меню есть только элитные китайские чаи, а атмосфера создается с помощью известного восточного учения о дизайне фен-шуй. -Какие романтические названия у чаев: "Жасминовые чайные брови", "Серебряные иглы с гор Дзю-Шань". Представляешь, жена утром спрашивает: "Дорогой, ты хочешь: "Улунь с морозного пика"? — Человек, написавший песню про "Московский пустой бамбук", должен понимать толк в восточных церемониях чаепития, — делает комплимент певцу Надя. Она сначала дает нам "наполнить сухой чайный лист своим дыханием", а потом заливает его чуть закипевшей ключевой водой. Первая заварка выливается, чтобы смыть чайную пыль. Нам очень жалко, все-таки тысяча долларов за килограмм. — А представляешь, мужики первую горилку берут и выливают, — размышляет Буйнов, — ну чтобы стаканы помыть или наполнить его правильным духом. Мне очень нравится атмосфера этого клуба с перезвоном колокольчиков и переливами флейты. Она мне напоминает студенческое общежитие 70-х годов. Такая расслабуха, и каждый делает что хочет. Кто-то читает, кто-то что-то напевает, кто-то болтает. — Вы траву в общагах курили? — Траву? Я был хиппи, настоящим. И, конечно, не обошлось без "Марьиванны" — марихуаны. Но мы никогда не были наркоманами, а только творческими натурами, которым надо все-все попробовать. Для художника нет табу. Он его может установить только сам для себя. Допустим, я выбираю женщин. А другой художник идет в голубую тему. — Зачем же здесь себе ставить запреты? — Это идет от естества, от природы и от воспитания в определенной среде. Я мужал в среде, где были одни девушки. Потому что общаги, где мы тусовались, были женские. Среди моих друзей тогда было много известных на сегодняшний день музыкантов и поп-, и рок-, и классических. Тогда мы выяснили, что вещи, которые творили, покурив травы, наутро оказывались полным дерьмом. Так что творчество должно быть чистым. И пусть это лучше будет алкоголь в умеренном количестве. Самый студенческий напиток — пиво. Хотя мы пили все, что горит. — Сейчас как обстоят дела с горящими напитками? — Один из любимых напитков — текила. Она требует особого ритуала питья, как и чай. Самогон из кактусов пьют с солью и лимоном, поэтому легко и без закуски. Хотя все по настроению. Вот чай можно пить круглосуточно. Так же, как и курить, но я почти не курю. Иногда только после концертов или после футбольного матча хочется хорошую сигару или сигарету. Я играю за команду мастеров... мастеров культуры. Но среди них есть и настоящие мастера футбола, такие, как Олег Романцев. Нам предлагают снять маленькие стаканчики, которые закрывают чашечки, и вдохнуть аромат чая. Буйнов с очень серьезным видом и закрытыми глазами держит стакан у носа. А потом никак не может взять раскаленную чашечку, на что я замечаю: "Есть примета, что люди, у которых совесть нечиста, не могут держать горячее". — А предположить, что у человека руки обморожены, нельзя?! Я в армии служил, недалеко от китайской границы. Мы копали большую яму, 40 метров глубиной. Но это военная тайна. Потому что потом в нее поместили баллистическую ракету, межконтинентальную. В армии я был шофером и два года не видел инструмента и не щупал клавиш. Зато первый раз женился. В очередное посещение своей жены, естественно, несанкционированное, меня поймали и посадили в острог. Это такое сложенное из бревен сооружение, которое стоит там еще со времен, о которых писал Достоевский. И чтобы занять чем-то солдатиков, сидящих на гауптвахте, нас заставляли возить снег на саночках, туда-сюда по алтайской степи. Я где-то потерял варежки. А при коварных алтайских ветрах, даже если плюс один, на любом открытом участке тела образуется ледяная корка. И уши, и лицо, и руки были сначала красными, потом черными, а дальше пошли струпьями. — У тебя была какая-нибудь детская мечта, которая не осуществилась? — Небо и море притягивали меня всегда. Но я не стал ни моряком, ни летчиком. С пяти лет мать, преподаватель музыки, отправила меня в музыкальную школу. Мне как-то объяснили, что не надо прикладывать много физических усилий, играя Моцарта на фортепьяно, потому что в его времена были клавесины. Я дома наклеивал железные кнопки на молоточки и получался такой забавный звук, безумно громкий. Как-то в консерватории я пощупал настоящий клавесин и понял, что там действительно какие-то перышки, которые и дают диссонанс. Я тогда дома расстроил инструмент, и получилось пьяное фоно. С 5 до 14 лет я был уверен, что стану классическим музыкантом. Но потом стал чуметь от рок-н-ролла, шла внутренняя борьба. Мы громыхали на фортепьяно музыку, которую слушали на подпольных пластинках. Получали нагоняи от педагогов. Но рок-н-ролл победил, потому что девушкам он нравился больше, чем Бетховен. — Была ли в твоей жизни какая-нибудь книга, которая серьезно повлияла на твою жизнь? — Я очень любил Джека Лондона. Верность, товарищество, преданность и романтизм — до сих пор то, что я очень ценю. Мы почти утратили это в отчаянном броске, который делаем из коммунизма в капитализм. Может, только старшее поколение сохранило что-то. А нынешнее выбрало... прохладительный напиток. — Тебя что-то не устраивает в новом поколении? — Я не хочу сказать, что произошла всеобщая дебилизация. Многие из нынешних 16-летних напоминают мне меня. Например, не значит, что их мозги заняты только сексом. — То есть ты в этом возрасте был девственником? — Да. Время секса приходит вне зависимости от того, много порнухи вокруг или, как у нас, одна черно-белая карточка с голой девушкой на весь класс. Мне жаль, что сейчас не стало детских организаций, детских коллективных игр, где рождается чувство команды, чувство локтя. Пионервожатый был для нас наставником-другом. А сейчас одни бандиты в наставниках. И меня, конечно, тянуло на улицу из пионерской комнаты. Я тебе на примере сына своего, недавно обретенного, Артема, могу рассказать. Летом мы отправили его в "Артек". Ему 16 лет, и одни девочки в голове, особенно они стали обращать на него внимание, когда узнали, что он мой сын. Звонил он оттуда в первые дни в панике, у него депрессия, всех одели в белые рубашечки, черные шортики, а он хотел выпендриться, набрал модного барахла. Но вернулся загоревший, хвалился дипломами за первое место по плаванию. Взахлеб мне рассказывал про походы в горы, про то, как промокли под дождем и как пожрать не хватало. Говорил, как все, уезжая, рыдали. Ты можешь себе представить! Они там забыли, кто чьи дети, у кого из них какие доходы. Там ценились простые человеческие вещи. — Боишься ли ты одиночества? — С одной стороны, я его не боюсь. А с другой — я просто не бываю один. Мне обязательно нужно, чтобы в доме кто-то был, хотя бы собака. Я всегда в обществе, иногда даже и не очень мне приятном. Я не устаю от людей, от поездок. Мне хочется общаться больше и больше. Тот, кто работал с людьми и знает то ощущение огненного шара, который носится по залу между тобой и зрителями, — не променяет это ни на что. Иногда бывают вампирские концерты, они чаще всего происходят в полнолуние. Но и в такие моменты я не хочу одиночества. Главное, чтобы рядом были люди, которые помогают восстанавливаться. — Что делают эти люди? — Алла, а она у нас одна, как-то сказала: "Ну и повезло тебе со стюардом!". Юра Белоусов со мной уже много лет, приехал из шахтерского городка — и не завоевывать Москву, а просто потому, что ему нравится город. Он меня приводит в себя, как боксера после ринга, обмахивая полотенцем. — При слове Родина какие у тебя возникают ассоциации? — Честно, очень пафосные. Это не кусочек земли, а то, что пишут с большой буквы. Ощущение государства, страны, флага, гимна, к сожалению, без слов. Что-то неуловимое мне передал отец, военный летчик. Мы часто с ним гуляли по улицам, ходили в мини-походы, на футбол, в бассейн. У него было много друзей. Мы как-то вместе с мамой, папой и младшим братом ездили на велосипедах в Тульскую область. Две недели открывали новые деревни, городки, узнавали их историю из уст старожилов, и так я узнавал для себя Родину. Администратор Буйнова уже дважды звонила, интересуясь, сколько ей еще сидеть в припаркованном у чайного клуба черном джипе. Саша сообщил, что мы выпили только пятнадцать чашек и ждем, когда принесут новый термос. Все-таки атмосфера иногда определяет сознание, и нас тянет на философские темы. — В твоей жизни были моменты, когда тебя предавали или, наоборот, ты считал себя предателем? — Много лет назад я предал любимую женщину. Я был женат, и она была замужем, но мы безумно любили друг друга. Это было давно, в "до-Аленный" период моей жизни. Наш роман длился уже три года, и мы сняли квартиру. Я пришел домой собрать свои личные вещи, что теперь считаю дурацким шагом и никому не советую приходить за трусами и бритвами. Рвать нужно сразу, будет меньше крови и слез. Когда выходил из квартиры, дочка спросила меня: "Папа, ты вернешься?". А я был на грани, на истерике, и эти слова не дали мне уйти. Потом я позвонил любимой и сказал, что остаюсь, и чувствовал, как предаю себя, ее, нашу любовь. Но я считаю, что для мужика страшнее женского предательства предательство лучшего друга. Мы вместе работали и почти все свободное время тоже проводили вместе. Нам очень не хватало друг друга, мы могли говорить часами, понимали друг друга с полуслова. Но однажды я узнал, что он с барабанщиком уходят в "Ленком". Последним узнал, хотя мы в то время делились друг с другом самым сокровенным. Для меня это был страшный удар. Я долго выходил из состояния депрессии. — Измена и предательство — это одно и то же для тебя? — Это синонимы. Но я не знал этого. И не заставал никого врасплох, и доносов не получал. А может, просто я счастливый мужик и мне не изменяли? Но если бы узнал, то мои эмоции были бы очень сильными. Вот я уже занервничал, зачем ты такие вопросы задаешь? Я панически боюсь потерять свою любимую женщину. — Тебе 24 марта исполнилось 45, самый расцвет для мужчины. Чего ты ждешь от этого возраста? — Мне страшно грустно, оттого что люди моложе меня так трагически уходят из жизни. Артема Боровика, который будет поздравлять меня в фильме, снятом к юбилею, я увижу теперь только на экране. Я недавно выступал в госпитале и не могу забыть солдата без глаза, на костылях. Ему только девятнадцать. Я стал по-другому относиться к жизни и понимаю, насколько счастлив.
