Недавно в Москве прошел прием по поводу 40-летия программы "Клуб путешественников". Ведущего Юрия Сенкевича пришли поздравить известные музыканты, телевизионщики, космонавты, правительство и, естественно, путешественники. Двор бывшего купеческого особняка в Замоскворечье был забит иномарками преимущественно с синими проблесковыми маячками. Охрана вежливо справлялась, есть ли приглашение. Удовлетворенная бумажкой, препровождала в прихожую в руки Захара. Захар сонливо интересовался, не желает ли барин раздеться. Пока вы раздевались, появлялся молодой человек в халате, вальяжно протягивал вам визитку, представляясь Ильей Ильичом Обломовым, и вел вас под руку к хозяину вечера. Хозяин — кандидат медицинских наук, полковник медицинской службы в запасе, лауреат Государственной премии, академик Академии российского телевидения, член Союза журналистов России, сопредседатель Фонда международной гуманитарной помощи и сотрудничества и, наконец, ведущий программы "Клуб путешественников" Юрий Александрович Сенкевич — был рад вам и ждал подарков. В программе Сенкевич уже двадцать семь лет. За это время он успел побывать в 123 странах (к слову сказать, в мире стран всего около двухсот), выпустить в эфир около двух тысяч программ и попасть в Книгу рекордов Гиннесса как обладатель самой долгой карьеры телеведущего. По-настоящему первый зарубежный материал, который он сделал сам, был в 82-м году, во время первой гималайской экспедиции. До этого он ездил то в Переславль-Залесский, то в Беловежскую пущу. Но все равно Юрий Сенкевич считает, что мы не знаем Россию. Даже ближнее Подмосковье. А для того чтобы любить страну, надо ее знать. Но одной России нам мало, поэтому главный путешественник страны до сих пор ездит по свету и прививает любовь к целому миру. — Как вам и вашей программе удалось выжить на стыке времен? — Наверное, потому что мы вне политики, ничего не выдумываем и не меняем идеи. Конечно, технологически это уже не та программа, которая была сорок лет назад. Но идеология осталось прежней — просветительская, познавательная программа. Мы должны глубоко копать, хорошо копать, давать максимальный объем информации. В этом состоит вся наша привлекательность. И, безусловно, мы еще программа страноведческая. Раньше, когда повторы шли по утрам, многие школы на это время ставили уроки географии, чтобы ученики могли смотреть программу как школьный урок. — Часто вспоминаете, как попали в программу? — Конечно. Я жил на лестничной клетке с Владимиром Ухиным — Дядей Володей из "Спокойной ночи, малыши". И когда я вернулся из экспедиции с Туром Хейердалом, я много — и с Володей в том числе — выступал. Он рассказывал телевизионные байки, а я о путешествии на лодках "Ра" через Атлантику. В это же время искали ведущего для "Клуба путешественников". Главный редактор редакции кинопрограмм Жанна Фомина встретила Володю и спросила, нет ли у него шустрого молодого человека, путешественника. Он прибежал ко мне, схватил и привел к ней. Так я попал в программу. — Что вас больше всего удивило в мире? — Например, Цейлон, когда я прилетел туда в первый раз. — Цейлон?! — Это была одна из моих первых поездок. Вылетаем из Ленинграда в тридцатиградусный мороз, а прилетаем — жара, пальмы, кокосы... черт знает что... запахи непонятные. В первый раз я оказался в тропиках. И впервые по-настоящему за границей. — Это была самая первая поездка? — Нет. Я родился в Монголии, поэтому моим первым путешествием был приезд в СССР. Мне было тогда два года. Поэтому ничего рассказать о Монголии не могу. В детстве я много ездил с отцом по стране. Каждое лето куда-нибудь уезжали. Путешествовал с мамой — на Днепр, на юг, в Одессу, где жили мои бабушка и дедушка. В молодости с рюкзаком и палаткой осваивал Подмосковье и окрестности Ленинграда. А первая моя серьезная экспедиция была в Антарктиду. — Вы, наверное, в детстве были непослушным ребенком? Уходили без спроса из дома... — В школе я, конечно, не стремился быть отличником. Для этого мне бы пришлось бросить улицу, каток, лыжи... Чтобы мама не ругалась, учился на четверки. — Ну по географии, наверное, была пятерка? — Не помню. — Тогда, наверное, языки учили? — Да, английским я овладел еще в детстве, но это отдельная история; чуть-чуть говорю по-итальянски, понимаю французский, могу ответить по-испански. — В Монголии с тех пор не бывали? — Никак не могу туда попасть. — Откуда у вас такая тяга к путешествиям? — Я думаю, что эта тяга заложена в каждом. Каждому хочется узнать, что там, за горизонтом, увидеть то, чего он не видел. Я не могу сказать, что с детства мечтал стать путешественником. Так получилось. — Кого вы считаете самым главным путешественником? — Здесь ранжировать очень сложно. Как можно сравнивать Джеймса Кука с Николаем Пржевальским! Но если судить о современности, то отвечу предвзято — Тур Хейердал. И Жак-Ив Кусто. — С последним вы были лично знакомы? — Мы встречались в программе три раза. Он много интересного рассказал. — Кое-что, наверное, пришлось оставить за кадром? — Разумеется. Например, как он оказался в Москве в первый раз в 35-м году. — И уехал в те времена из Союза живым? — Не только невредимым, но и полным впечатлений. Он прожил неделю у какой-то актрисы. В коммуналке с маленьким туалетом, куда его водили по ночам, чтобы его никто не видел. Когда я услышал эту историю, я спросил, интересно ли ему будет увидеть ее сейчас. Тогда ему уже исполнилось семьдесят пять. Он замахал руками и возмутился: "Что ты! Что ты! Не хочу! Она же теперь старая!". Таков был Кусто. — А каковы были другие? — Умными, интересными. Приходилось работать со всеми, с кем предоставлялась возможность. Ведь в те времена путешествовали мы редко. — И как удавалось делать программу? — Часть материалов покупалась, часть приходила по обмену, что-то дарили, что-то добывали корреспонденты. Сами путешественники снимали свои экспедиции и предлагали их нам. Например, однажды Дима Шпаро нашел где-то на Севере склад Эдуарда Толля и снял об этом сюжет. Были материалы Кусто, Бруно, Вайлатти... Все они мои друзья. Поэтому с удовольствием предоставляли мне эти материалы. — И все же, что движет путешественниками? — Меня, например, всегда интересовало, что движет альпинистами. Это же нечеловеческие нагрузки! Мне пришлось зимовать в Антарктиде на высоте четырех тысяч метров, где атмосферное давление в два раза ниже обычного. В такие моменты, когда человек себя преодолевает, ему открывается тайна, только ему понятная. — А что открылось вам? — Не скажу... — Не предлагали ли вам использовать ваше имя как торговую марку: организовать турагентства, устраивать рекламные туры по России и за рубеж? — Много предлагали. Но, к счастью, сразу понял, что это не мое. Я в этом не профессионал. Что касается России, здесь туризм не развит, и, чтобы сделать его доходным, нужны колоссальные средства, с которыми никто при нашей нестабильности не хочет расставаться. — Давайте вернемся немного назад: а в те времена не предлагали вам работать на КГБ? — Нет. — Совсем-совсем? — Ну, как и всем выезжающим в командировки, мне приходилось подписывать кое-какие бумаги. Но с комитетом я никогда не сотрудничал. — То есть все поездки были командировками, требующими соответствующих бумаг? — А как вы это еще себе представляете по-другому?! Я мог ездить исключительно в командировки. Конечно, никто не понимал, в чем разница между "сам по себе" или "по работе". Такие были времена. — За границей следили за вами? — Не думаю. Не замечал. — Так, может, в вашей команде были люди по совместительству разведчиками? — Своих людей я знаю. А с комитетчиками я не работал. — А с кем дружите? — Со Стасом Наминым, Леонидом Якубовичем. — Как отпраздновали свой день рождения? — Просто. В небольшом ресторанчике, в пещере на Канарах, с Хейердалом. Вспоминали былое. — Не надоела еще вам эта экзотика? — Вообще, я русский человек: привык к русской пище; часто, бывает, звоню жене и говорю: "Скоро буду, вари щи". — Часто варит? — Каждые две недели: полмесяца я за границей, полмесяца — дома. Конечно, скучаю по жене, по детям. Хотя когда, бывает, долго засиживаюсь дома, чувствую, что не могу больше. — Жена не ревнует? — Почему она должна ревновать? — Ну как же: экзотические красавицы, тайский массаж... — За этим нынче далеко идти не надо. — Может быть, вы знаете куда? — Откройте газету с объявлениями и поймете куда. — А чем занимаются дети? — Они врачи. — Не было ли у вас желания где-нибудь остаться? — Я никогда не понимал, что я там могу делать. А потом — чем больше затягивает путешествие, тем больше я понимаю: надо домой. — Не было таких райских мест? — А что в вашем понимании райское местечко? — Красивая природа, солнце, спокойствие... — Поезжай на Камчатку. Там такая красотища, подобного в мире не найдешь. Ну посидел ты неделю под кокосовой пальмой, а дальше что? Деньги у тебя кончаются. А там, между прочим, жизнь дорогая. И состоит она не только из удовольствий. — Ну а если б вы были миллионером, куда бы направились? — Мне нравится Австралия. Покой, благоденствие. Канарские острова хороши климатом. Хорошо также в Новой Зеландии и на Таити. Но каждый видит рай по-своему. Я был, правда, в том месте, где якобы располагались Эдемские сады, это место, где сливаются реки Тигр и Евфрат. Там с женой мы прожили в палатке месяц. Рядом с палаткой стояло дерево, а на нем табличка, которая гласила: "Именно под этим деревом встретились Адам и Ева". Там мы строили "Тигрис". Но, скажу я вам, от "райских садов" я был не в восторге. — Хорошо. Рая на земле нет, я понял. Ну должны же быть у вас какие-нибудь мечты? — С возрастом становишься рационалистом, и мечты куда-то уходят. Остаются желания. — Какие? — С удовольствием бы поплавал под парусом в теплых морях. — Возраст путешествиям не мешает? — Нет. Возраст начинает сказываться тогда, когда что-то становится в тягость. От своего образа жизни испытывать неудобства я никогда не буду. — Преподавательской деятельностью занимались? — Нет. Хотя всегда хотел читать лекции студентам. Как это делает до сих пор Коля Дроздов. — Зато вы пишете книжки о ваших путешествиях... — Однажды в передачу я пригласил Славу Бэлзу. Его отец тогда был очень известным музыковедом. Со Славой мы подружились. Он до сих пор меня считает своим "крестным отцом" на телевидении. Так после той самой передачи Слава предложил мне вступить в Союз писателей. Я отказался. Он был в шоке. Считал, я не понимаю своего счастья. Я объяснил, что пишу не в удовольствие, а заставляю себя конспектировать увиденное. Поэтому я не писатель, а больше читатель. — Часто осознанно рисковали жизнью? — Не так часто, как летчики-испытатели. Но несколько раз, плавая под парусом, был на волоске от гибели. — Когда остепенитесь, с внуками сидеть будете? — Не думаю, что дойдет до этого. Когда я уже был в дверях, спросил Юрия Александровича: "На чем вы ездите?" — "На машине". — "На какой?" — "А вы на какой?" — "На "Жигулях". — "Я тоже на иномарке". Я улыбнулся, сказал "до свидания" и вышел. Во дворе увидел "иномарку" Сенкевича. Это был хороший джип "Чероки". И мне захотелось стать тоже знаменитым путешественником, ездить на иномарке, заказывать из их аэропорта дома щи и обязательно проверить: правда ли так неприглядны Эдемовы сады?
