Байконур. Еще недавно, слыша это слово, мы испытывали гордость за Родину. Сегодня о Байконуре вспоминают, как правило, когда возникают проблемы с Казахстаном в связи с очередным неудачным запуском или когда у России появляются сложности с оплатой аренды сопредельной стране. И совсем мало вспоминают о тех, кто создавал, строил космодром, готовил и запускал космические корабли. Корреспондент "МК" встретился с человеком, для которого юбилей Байконура, наверное, самый большой в жизни праздник. Человеком, почти 40 лет посвятившим службе на космодроме, пройдя путь от лейтенанта до генерал-лейтенанта, от инженера отделения до начальника космодрома, — Алексеем Шумилиным. — Алексей Александрович, когда в марте 1959 года вы прибыли на Байконур, что это было? — Тогда я, честно сказать, даже не знал, куда ехал. Нас, молодых офицеров, отправили "служить на юг". Мы тряслись на поезде больше трех суток и наконец приехали на маленькую железнодорожную станцию Тюра-там, рядом с которой стояло несколько глинобитных домиков. И пустыня, покрытая снегом: вот тебе и юг. Но уже через месяц температура достигла плюс 40. Земля трескалась от жары, а ядовитые скорпионы и тарантулы были такими же привычными гостями в наших комнатах, как в Москве тараканы. Но мы как будто этого не замечали — молодыми были... — История освоения космоса — не только победы, но и неудачные запуски, аварии. Информацию о которых всегда тщательно скрывали. — Бывало всякое. Самый трагический на моей памяти случай произошел в октябре 1960 года. Ракета была доставлена на стартовую позицию. Началась подготовка к запуску. Однако в ходе работ были обнаружены неисправности. Но утром 24 октября госкомиссия, которую тогда возглавлял Главный маршал артиллерии Неделин, приняла решение: несмотря ни на что, продолжить подготовку. А вечером из-за несанкционированного срабатывания одного из пневмоклапанов начался пожар на старте. Горящие люди прыгали с ферм, пытаясь спастись. Пожар продолжался более двух часов. Погибли 76 человек, в огне сгорел и сам Неделин. В госпитале умерли еще около 10 человек. А спустя три года, точно в этот же день — какая-то мистика — возник пожар в ракетной шахте, и люди, которые были там, и те, которые пошли их спасать, погибли, сгорели в лифте. С тех пор день 24 октября на Байконуре — день траура. — 15 ноября 1988 года должен был стать знаменательным днем в истории советской космонавтики. Тогда состоялась "ювелирная" экспериментальная посадка "Бурана" на аэродроме Байконура. А теперь эта гордость страны, так ни разу не взлетев в космос, ржавеет в парке Горького. Вам не обидно? — Конечно, обидно. Хотя я лично в подготовке "Бурана" не участвовал — в тот период возглавлял 1-е испытательное управление, которое занималось другими темами. Я считаю закрытие программы наших "челноков" большой ошибкой. "Буран" должен был летать дальше. И для этого надо было сделать все, найти возможности. — А есть пуск, который вам запомнился больше всего? Но не авариями и пожарами. — Запомнилась работа по программе "ЭПАС" — советско-американский полет "Союз—Аполлон". Это была первая работа с иностранцами, и все было очень секретно. Мы перед американскими гостями работали только в гражданской форме, даже солдаты. Было необходимо, чтобы наш корабль состыковался с американским, и фактор времени был очень важен — никаких срывов и задержек. Чтобы обеспечить гарантию запуска, мы подготовили сразу две ракеты, два экипажа, два старта. Но об этом никто не знал. Слава богу, первый пуск прошел успешно, и второму кораблю дали отбой. — Пять лет, начиная с 1992 года, Байконуром руководили вы. Многим тогда казалось, что наша космонавтика пойдет прахом. — Это на самом деле было тяжелое время. Развалился СССР. Кадры разъезжались с космодрома. Особенно трудными были 1993—1994 годы — сотрудники космодрома мерзли, неделями жили при свечах. После подписания соглашения с Казахстаном об аренде ситуация немного улучшилась, в том числе улучшился быт жителей Байконура. Но многие проблемы остались. Хорошо, хоть сейчас все понимают: Байконур нужен России. Пусть даже за бешеные деньги — 150 миллионов долларов в год, — которые мы платим "братьям-казахам". Только оттуда могут стартовать ракеты "Протон" — нет на других российских космодромах подобных стартов. Да и пилотируемые пуски возможны только оттуда. — Уже почти три года как вы уехали с Байконура. Чем сейчас занимаетесь, пишете мемуары? — Нет, мемуары я не пишу. Некогда. С января 1998 года я работаю на предприятии РКК "Энергия" директором по эксплуатации, первым заместителем начальника центра. Так что с космосом я не расстался. Это моя судьба. А моя работа сейчас в основном в США, и цель ее — извлечь дополнительные средства для нашего государства путем совместных запусков. Без такого сотрудничества нашей космонавтике действительно будет "крышка".
