Первый зампред Центробанка Татьяна Парамонова — женщина хозяйственная. Только ее хозяйство гораздо более обширно, чем кухня или огород. В 94-м году Ельцин назначил госпожу Парамонову и.о. главы Центрального банка. Дума не утвердила ее кандидатуру — в основном, как считают эксперты, потому что речь шла о даме, а не о мужчине (после затяжного "неутверждения" Парамонова сменила место работы). Но поскольку профессиональные качества от пола на самом деле, как известно, не зависят, Татьяну Владимировну после кризиса 98-го года снова пригласили в ЦБ — разгребать последствия. И сейчас она в числе других банковских "тяжеловесов" по-прежнему определяет денежно-кредитную политику России, копит ее золотовалютный запас и держит на контроле курс доллара... Интервью Татьяна Владимировна дает очень редко. Но для "МК" она сделала исключение. — Татьяна Владимировна, на что вы тратите деньги? — Мои личные деньги — на дом скорее всего. На то, чтобы дома было уютно. — А куда вкладываете свои капиталы? — Ничего не вкладываю ни в акции, ни в банки. — Вы что же, банкам не доверяете? — Да просто у меня капиталов нет — есть зарплата, я ведь служащий. Все трачу — иногда обновляю гардероб, еду покупаю и так далее. Никаких особых накоплений. — Ну а тем россиянам, у которых накопления есть, где бы вы посоветовали их хранить? — По большому счету, конечно, в банке. Вопрос — в каком. Вот тут уж каждый должен решать сам. Хотя там, где государство гарантирует вклады, самая большая надежность. А такие гарантии пока есть только в Сбербанке. — А вот еще золотые слитки можно покупать... — Это, конечно, тоже способ. Но у нас такой традиции нет. — После кризиса 98-го у народа возникло огромное недоверие к банкам. Деньги стали держать "в матрасе". Как это недоверие преодолеть, сколько времени должно для этого пройти? — Психологически этот урок оставил свой след на многие годы, конечно. Но мнение о том, что недоверие такое уж тотальное, превратно. Отток вкладов был очень сильный в августе—сентябре девяносто восьмого, а уже к концу года в Сбербанке он прекратился, начался процесс увеличения вкладов и в других банках — даже там, где нет государственных гарантий. То есть граждане быстрее, чем мы думали, начали верить банкам вновь. В реальном выражении объем банковских вкладов в России сейчас такой же, как был до кризиса. Хотя, конечно, эта доля не так велика, как хотелось бы. Опыт многих стран показывает, что надо много десятилетий стабильности, чтобы появилась эта культура хранения денег — впрочем, и возможность тоже, — чтобы было постоянное доверие к банковской системе. — Вы сами вычислили августовский кризис заранее? — Для специалиста было ясно, что кризис надвигается. Что ситуация достаточно тяжелая, я поняла с конца 97-го года. Это было заметно и по публикациям платежного баланса, и по другим отчетным данным, а ближе к лету, в мае, все стало довольно очевидно. — Могла бы страна как-то избежать этих событий? — Проблемы накапливались еще с 96-го года. Был дефицит бюджета, который покрывался не по разумным ставкам. На мой взгляд, какие-то вещи можно было сделать более мягко или технически незаметно. Вообще, ситуация, которую мы пережили в девяносто восьмом году, уникальна. То, что после кризиса мы относительно быстро пришли к росту, не отменяет последствий. Их придется преодолевать еще несколько лет. Ведь реальные доходы населения снизились и сейчас еще не достигли докризисного уровня, обесценились капиталы банков и предприятий. — В природе есть закон сохранения энергии. То же и с деньгами. Кому же досталось то, что россияне потеряли на кризисе? — Да, в экономике все взаимосвязано. Если кто-то теряет, то кто-то находит. Но у меня нет информации о том, куда конкретно ушли эти средства. Откуда ушли — могу сказать. Например, страна за месяц с небольшим потеряла около 10 миллиардов долларов из золотовалютного запаса. Они были израсходованы на поддержку валютного курса — Центробанк пытался предотвратить резкое падение рубля, но сделать этого уже не мог. Мы только сейчас восстанавливаем уровень резервов, которые были у России пять лет тому назад. — Есть, по-вашему, причастные к кризису люди, которые достойны наказания? — Проведение экономических мер на уровне страны — это очень профессиональная, тонкая и ответственная работа. Не всегда можно предвидеть ситуацию, потому что все находится в ежедневном движении и взаимосвязи. И могут быть допущены ошибки. Поэтому я считаю, что люди, которые были причастны к процессам того времени, должны в первую очередь сами чувствовать себя виноватыми. — Да? По-моему, они продолжают ощущать себя весьма уверенно... — Сложно сказать... Может, они никогда в силу целого ряда обстоятельств не признают свою причастность и вину, но внутренне они, я надеюсь, чувствуют свою ответственность. — Вы ведь вернулись в Центробанк в сентябре девяносто восьмого. Не хотелось сказать какую-нибудь крепкую фразу, когда вы увидели реальное положение дел? — Фраз я особых не говорила, может, "онемела", как говорят. Печаль была ужасная. Я не думала, что все выглядит так плохо. Многие не знали, что делать. Были морально подавлены... — Многие боятся нового экономического кризиса осенью. Он возможен? — Платежный баланс у нас сейчас весьма положительный, золотовалютные резервы увеличиваются, впервые за много лет появился профицит федерального бюджета, так что в этом смысле я предпосылок для кризиса не вижу. — Подоходный налог может быть снижен до 13%, но одновременно вырастут акцизы на бензин, сигареты и так далее. Некоторые эксперты прогнозируют в связи с этим рост цен на 50—60%, инфляцию... — Мне представляется, что эти расчеты преувеличены, потому что надо смотреть на ситуацию в целом. Снизятся налоги — появится больше денег у субъектов хозяйствования и населения, а значит, вырастет спрос. — Но товары-то все равно подорожают! — Возможно, определенные и подорожают... Сейчас налоговый кодекс еще обсуждается, какое решение будет принято — посмотрим. Но в целом эти перемены должны позитивно сказаться на экономике. — Народ удивляет, что доллар так долго держится на стабильном уровне — думали, выборы закончатся, и он рухнет. С чем связана такая стабильность? — Режим курсообразования после августа 98-го изменился. Раньше был так называемый фиксированный режим, объявлялись его значения, Центральный банк должен был поддерживать его за счет золотовалютных резервов. Сейчас — режим плавающего валютного курса. Это значит, что ЦБ не обязан вмешиваться в ситуацию, которая складывается на рынке... В результате увеличения экспорта и сокращения импорта — ведь наши предприятия стали увеличивать производство, а население покупать больше отечественной продукции — в страну стало приходить больше валютных средств. — Ваш прогноз на курс доллара до нового года? — Никогда не даю прогнозов о курсе. Курс определяется рынком. На него влияет очень много факторов: экспорт—импорт, отток—приток капитала, ситуация в экономике стран, с которыми у нас партнерские экономические отношения... Но макроэкономическая тенденция положительная и спокойная. — Вы читали программу Грефа? — Как раз сейчас читаю. Там триста страниц, и я хочу их изучить. Поэтому пока не буду комментировать. — И все-таки, насколько известно, одна из задач этой программы — сделать рынок прозрачным, чтобы, например, из страны по нелегальным схемам больше не утекали огромные суммы. Какое у вас мнение об этой проблеме? — Отток капитала есть в любой стране. И если этот отток приносит доход гражданам и субъектам страны, он нормален. Кстати, то, что вы называете "матрасными накоплениями", — тоже отток капитала. Ведь эти средства "не работают". Наибольшую озабоченность вызывают теневые операции. Может, это прозвучит банально, но заслоном им может стать политическая и экономическая стабильность. Капитал тогда сам найдет себе дорогу в Россию. У нас ведь доходные рынки, большой потенциал... Возврат капитала начался уже сейчас. Это видно по тому, что мы накапливаем резервы, золотовалютный запас России увеличивается, а это очень важно для страны. — Это после выборов началось? — Нет, еще до выборов. Знаете, у нас тяжелая работа, но, когда видишь результат своего труда, становится приятно. Недавно господин Илларионов, экономический советник президента, сказал, что сейчас с Россией даже стали разговаривать по-другому, потому что она ведет правильную денежно-кредитную политику... Мы смогли удержать инфляцию. Если бы финансовая и денежно-кредитная политика в России была бы неадекватной, не удалось бы сохранить пенсии и зарплаты даже на том реальном уровне, который был сразу после августовского кризиса... — Вы не заходите иногда в хранилище, чтобы, как Гобсек, насладиться видом растущего золотовалютного запаса? — Я, конечно, там бываю, но редко. Это же специальное огромное хозяйство! — Какая проблема вас больше всего волнует в нашей экономической системе? — Проблема неплатежей. Мы говорим о ней уже несколько лет. У неликвидных предприятий нет наличных средств, они производят продукцию, которая не продается за деньги. Она может обмениваться по бартеру или при помощи других инструментов, но не за рубли. Рубль не имеет достаточного спроса. В экономике ведь деньги возникают от спроса. Эту проблему нужно решать и законодательно, и Министерство экономического развития должно ею заниматься. Хотя сейчас спрос на рубли тоже начал потихоньку расти, и это тоже наше достижение. — Ходят слухи о возможной отставке вашего шефа, главы Центробанка Виктора Геращенко. Есть ли под ними реальная почва? — Ой, об этом говорят очень часто. С тех пор как я вернулась в ЦБ в 98-м году — чуть ли не через день. Сначала на рынке были на этот счет волнения, потому что для рынка это чувствительная информация. А сейчас даже рынок не обращает никакого внимания... Но хочу заметить, что в других странах руководство центральных банков не меняется в зависимости от смены правительства. Ответственность центробанков в экономике велика, поэтому они должны работать в стабильных условиях. — В свое время разразились скандалы, связанные со сверхвысокими доходами сотрудников ЦБ. Как сейчас с этим дело обстоит? — Тогдашние руководители банка получали вознаграждение за то, что они участвовали в работе некоторых компаний, акционерных собраний. Мы на совете директоров приняли решение, что не должны заниматься такой деятельностью... Средний доход сотрудника ЦБ за прошлый год — немногим более семи тысяч рублей в месяц. — В прессе Центробанк называют "непрозрачной организацией". Вы согласны? — Это вызывает у меня бурю эмоций. Отрицательных. Я с полной ответственностью говорю: мы — один из самых прозрачных банков. Вот у меня книга, изданная МВФ, в ней около 170 стран дают отчеты по основным экономическим показателям. На странице ЦБ России — все заполнено. Есть только несколько стран, где центробанки в таком же объеме публикуют свои данные. В некоторых странах нет такой регулярной отчетности, и все нормально, все хорошо... Но никто там их не ругает, потому что все понимают сложности, которые есть, а также то, что это может негативно отразиться на рынке, не будет процветания... — Вам когда-нибудь мешало в работе то, что вы — женщина? — В банке коллеги воспринимают меня как профессионала. Но когда в свое время я проходила в Думе процесс утверждения на пост главы Центробанка, то это ощутила. Сама слышала, как многие депутаты шли мимо и говорили между собой: "Вот еще — будет женщина руководить!" — Когда коллеги-мужчины ругаются при вас матом, как вы это воспринимаете? Не краснеете? — Не краснею. Вообще, окружающие меня мужчины ругаются матом крайне редко. Но бывает, конечно. Русский мат многоёмок... — Почему на высоких постах в России так мало женщин? — Их мало в сфере принятия решений. Там очень большая конкуренция мужчин. Женщины часто ставят себе определенный барьер и его не перешагивают, не стремятся к новому. А здесь постоянно надо себя поддерживать в профессиональном движении, учиться. — У вас сын-студент. Вы не чувствуете, что чего-то ему недодали из-за работы? — Чувствую. Здесь, конечно, есть минусы, но и много плюсов. У некоторых и мама дома, а дети вырастают без воли, без цели в жизни. Мой сын с семи лет был дома один — под нашим контролем по телефону. И вырос самостоятельным. — Вы, наверное, на вашей должности полностью освобождены от бытовых проблем? — Как же... Наоборот. Все приходится самой. Даже пылесосить. — А вот девушка нам кофе приносила — не домработница? — Да это моя младшая сестра! При моей зарплате домработницу не заведешь. — Как же вы обходитесь с продуктами? — В магазин не хожу, потому что их можно покупать на работе. И готовую еду я тоже привожу из банка. Но у меня действительно нет времени! Приеду на работу к девяти часам, вернусь после двенадцати... Мне, кстати, повезло — сына свекровь закормила в раннем детстве разными домашними вещами, и он с тех пор не очень любит домашнюю пищу. — Ну а когда есть время, что предпочитаете готовить? — Первые блюда. Борщ. — Сколько вам утром надо времени, чтобы собраться? — Минут сорок. — Где вы одеваетесь? — Когда в московских магазинах, когда в командировках. Но за границей тоже не хватает времени. Даже иногда и не видишь городов, куда ездишь. — А вечерние платья у вас есть? — Есть вечерний наряд, шелковый жакет с брюками. Если я присутствую на каком-то мероприятии, то там в основном мужчины, и я должна соответствовать официальном образу. Я не так часто куда-то хожу, чтобы был повод надеть вечернее платье. — Многие дамы, например в Думе, считают, что мини-юбки на работе носить неприлично. А у вас как раз мини... — Ну тут кому что идет. Я чаще ношу короткие юбки, чем длинные. — Геращенко вас за это не ругает? — А он не умеет. — Вы отлично выглядите. Как поддерживаете форму? — Да никак. Плаваю в бассейне, но редко. А вообще меня поддерживает работа. — Если бы у вас образовалась свободная неделя, чем бы ее заполнили? — Выспалась бы, сделала генеральную уборку, наплавалась в бассейне и сходила бы в театр.
