События, связанные с арестом и освобождением В.А.Гусинского, даже серьезные аналитики называют лишенными логики, несогласованными действиями различных звеньев государственной машины. А говоря проще — чем-то запредельным, вроде Зазеркалья из сказки Л.Кэррола об Алисе. Но меня не покидает ощущение, что в происходящем на наших глазах логика есть, и логика очень четкая. Как говорит о Гамлете у Шекспира многоопытный Полоний: "Безумен он... Однако же в его безумье есть система". Что же это за система, проглядывающаяся за кажущимся хаосом? Для удобства анализа беру "Бесов" Достоевского. Итак, продолжение "Бесов"... После авантюр Петра Верховенского в городе Скотопригоньевске и отставки тамошнего губернатора от должности Верховенский не сдался. Он приехал в другую губернию, за Волгой. В этой губернии шел дележ казенных земель. За бесценок приобретались значительные участки. Неудивительно, что в губернию устремились разного рода приобретатели и расхитители. Сколько-нибудь значительных денег у Верховенского не было. Зато был изощренный ум. И он придумал схему максимального "отоваривания" своих небольших сумм. Смысл схемы был прост: 70—80 процентов от стоимости земли остается в руках губернии, а 20—30 процентов вносит Верховенский. В любой нормальной ситуации эта схема равносильна потере денег: деньги отдаешь ты, а распоряжаются ими другие. Но Верховенский учел, что и губернатор, и его семья, и весь аппарат губернатора мало что смыслят в деловой сфере. Они — как старейшины африканского племени мумбу-юмбу — готовы за нитку стеклянных бус отдать что угодно. Если протежировать их карьеру и хотя бы немного "поощрить" — они будут выполнять указания Верховенского. Поэтому за 20% своей доли Верховенский получал контроль над остальными 80%. Так возникло гигантское хозяйство Верховенского. Но Петруша хорошо понимал, что фундамент его империи — контроль над губернатором и его представителями в бизнесе Верховенского. Поэтому перспектива ухода губернатора бросала Верховенского в дрожь. И он лихорадочно искал кандидата на пост губернатора. Наконец нашел того, кто, по его мнению, подходил. Правда, пришлось его дополнительно "обмарать", так как прежних "темных дел" этого кандидата не хватало для достаточно жесткого контроля над ним. Кандидат стал губернатором, и тут произошло нечто неожиданное. Губернии так надоел беспредел, что она чуть ли не единодушно поддержала план губернатора навести порядок. И тут — на глазах Верховенского — губернатор начал выходить из-под контроля. Попытки напомнить ему о необходимости соблюдать прежние договоренности результата не дали. Верховенский умел считать, обладал четкой логикой. Ему стало ясно, что надо немедленно вправить мозги губернатору, вернуть его в упряжку. Пока еще есть у Верховенского свои кадры и рычаги. Потом будет поздно. Нужен был повод. Нужны были исполнители. Надо было нейтрализовать одних, а других превратить во врагов губернатора. Повод нашелся. Губернатор решил приструнить своих градоначальников. Но по неопытности включил сразу два рычага: назначил им надзирателей и одновременно решил лишить градоначальников неприкосновенности. Именно на этом поле Верховенский и решил дать бой губернатору. Разработал многоходовый план. Сначала он публично выступил против идей губернатора. Все в губернии должны были видеть, что Верховенский против. Один на всю губернию — так как почти все хором одобряли губернаторский проект. Все должны были затем увидеть, как сгорит губернатор. Понять, что победил Верховенский. И убедиться, кто настоящий хозяин губернии и при новом губернаторе. Затем начался второй этап плана Верховенского. Один опытный и знающий чиновник вдруг "сделал" чуть ли не глупость: еще до принятия закона о градоначальниках заранее объявил, что каждый девятый из них сразу последует в тюрьму. И остальным тоже будет несладко. Столь грубые угрозы не могли не породить бунт среди градоначальников — на это и рассчитывал Верховенский. Но бунт оказался менее сильным, чем хотелось бы. Тогда вошел в действие третий этап плана Верховенского. Усилиями верных ему людей был арестован известный купец. Арестован, хотя никакой потребности в аресте у следователей не было. Начались бурные протесты. Купца освободили. Но цель Верховенского была достигнута: градоначальники поняли, что им кампанию такого масштаба в свою защиту (если их арестуют) — никогда не организовать. Так что им придется сидеть по-советски, а вовсе не в тюрьме из оперетты "Летучая мышь". На губернатора ополчились и купцы: им тоже не светила перспектива подобного рода реализации планов губернатора. Теперь уже возникла почти что стопроцентная уверенность, что съезд градоначальников губернии проект губернатора отклонит. Ну, а если и арест не сработает — у Верховенского были и другие заготовки. Он ведь не мальчик, чтобы начинать борьбу с планом губернатора без заранее расставленных ловушек, удавок, волчьих ям и т.д. В общем, Верховенский выиграл. Он один. Его, казалось бы, одинокий демарш превращался из тощего ручейка в полноводную антигубернаторскую реку. И губернатору эту реку без помощи Верховенского не переплыть. Губернатор должен стать на колени. Карфаген должен быть разрушен. Вот такого рода "систему" увидел я в кажущемся потоке "безумия" последних дней. Поэтому я, разумеется, согласен с выведенными из этой истории заключениями о необходимости для олигархов вложить деньги в строительство нормальных российских тюрем. Есть же частные тюрьмы в США. Вполне, на мой взгляд, обоснован и вывод о необходимости радикально усовершенствовать законодательство. Я давно и не раз писал о недопустимости ареста С.Станкевича или А.Собчака "в интересах следствия". Если бы то же НТВ тогда меня активно поддержало, если бы депутаты уже тогда внесли поправки в закон — не было бы базы для нынешней истории. Справедливы и более общие выводы о необходимости коренных реформ всей третьей власти. И все же самое главное — глобальный, обобщающий вывод. На наших глазах начал разрушаться план капитального ремонта существующего в России государственного механизма — подготовленный новым президентом. Существующий механизм был задуман как механизм, копирующий популистскую западную демократию. В наших условиях он не мог не выродиться в олигархически-бюрократическую демократию. Этот вид демократии обречен. Спасти его никакими ремонтами не удастся. Вывод из нынешнего кризиса: необходимо заменить олигархически-бюрократическую демократию на другой тип демократии. Так как популистские схемы США и Европы нам по-прежнему не подходят, придется искать российскую модель постиндустриализма. Уйти от власти бюрократии постиндустриальное общество не может. Но формы этой власти могут и должны отражать особенности нашей страны. Если же мы и впредь будем пытаться ремонтировать существующее — кризисов типа только что состоявшегося нам не миновать.
