В 1940 году, во время испытаний танка "Т-34", конструктор Кошкин заболел воспалением легких и умер. Опытные образцы надо было срочно перегнать из Харькова в Москву, на показ Сталину. Кошкин торопился. Ночью, в пургу, он шел впереди машины, показывая дорогу. Говорят, Лаврентий Павлович Берия был страшно недоволен, когда на докладе вождю Кошкин непрерывно чихал и кашлял. Через месяц Кошкин скончался. Он так и не узнал, что его детище стало одним из символов Победы. Государственная (или Сталинская, как называлась она раньше) премия была присуждена Кошкину посмертно... В принципе сюжет это не новый: смерть под колесами придуманного тобой танка. Гибель от рук джинна, которого ты самолично выпустил из бутылки... /Из базы данных, приписываемой группе "Мост": ХИНШТЕЙН: Саш, нашлось там? МУЖЧИНА: Да. ХИНШТЕЙН: Точно не будет? Проследи, потому что там п...ц, если выйдет, мне секир-башка. Как там дела? МУЖЧИНА: Хорошо. ХИНШТЕЙН: Ты не грусти./ * * * Честно говоря, сейчас я даже не помню, о чем шла речь в этом телефонном диалоге трехлетней давности. Из-за чего я волновался? Почему секир-башка? Мне даже трудно понять, кто был мой собеседник... Но в том, что это именно мой диалог, сомнений нет. Не так давно в Интернете, на сайте "Фриланс бюро", была обнародована база данных службы безопасности группы "Мост" — точнее, приписываемая "Мосту". Стенограммы телефонных переговоров. Сводки наружного наблюдения. Оперативные справки. В общем, все то, что называется компроматом. Список "объектов" мало чем отличается от справочника "Кто есть кто в России". Под колпак попал 141 человек — политики, чиновники, бизнесмены, артисты, журналисты. Начиная от патриарха Алексия и заканчивая электриком Чубайсом. Ширвиндт и Черномырдин. Лужков и Березовский. Джабраилов и Кириенко. Два премьер-министра, семь вице-премьеров, четырнадцать министров, три губернатора и тринадцать руководителей крупнейших СМИ (не считая трех руководителей президентской администрации и одного генпрокурора — понятно, многострадального Скуратова). Материалов столь много, что все они в Интернет просто не попали... Каким образом в руках журналистов оказалась эта база данных — остается загадкой. По одной версии, она была куплена за большие деньги. По другой — украдена. Еще по одной — "слита" неведомыми интриганами. (Утверждается по крайней мере, что не менее полугода материалы эти ходили по Москве, и каждый любопытствующий субъект мог их приобрести...) В эту "могучую кучку" затесался и автор этих строк. Отчасти я испытываю даже нечто вроде гордости. Активнее, чем за мной, следили только за бывшим вице-премьером, "книжником" Кохом. Оказывается, я был обложен со всех сторон. Оказывается, мои телефоны прослушивались, а все передвижения фиксировались "наружкой". Оказывается, мне был даже присвоен псевдоним — в материалах досье я прохожу как объект "Хитрый". * * * /Из сводки наружного наблюдения за объектом "Хитрый": 5 мая 1997 г. с 14.30 до 18.45 Хинштейн А.Е. посещал дом 2 по Лубянской пл. (здание центрального аппарата ФСБ). В 20.30 Хинштейн в сопровождении 2 женщин и 2 мужчин на его а/м посетили дом №... по 1-й Брестской ул., где расположен "Музыкальный бар", и там находились до 23.10. 6 мая 1997 г. с портфелем типа "дипломат" с 09.15 до 10.50 посетил здание ФСБ, после чего находился в здании редакции "МК". В 21.30 после работы Хинштейн из редакции довез до платформы Тестовская мужчину и женщину. 7 мая 1997 г. около 22 час. с коллегой по редакции, закупив несколько бутылок спиртного и закуски, приехали по адресу: Москва, Ленинский пр-т, дом. №..., кв. №..., где в компании двух женщин провели ночь. 8 мая 1997 г. в 22.15 с двумя женщинами и мужчиной через аэропорт "Шереметьево-2" вылетел рейсом 905 в гор. Прагу. 12 мая 1997 г. около 18 час. Хинштейн посетил адрес: Москва, ул. Фадеева, дом №..., в котором расположены кв. 101—112, где был 10 минут. Со слов студентов МГУ, он посетил около 19 час. кабинет 219 (учебная часть дневного и вечернего факультетов), где был около часа. В 20 час. с двумя женщинами был в кафе "Абакас" (Газетный пер, 3), где был до 21.30. После этого подъезжал к Госдуме, где около 10 мин. ждал кого-то и, не дождавшись, уехал./ * * * Каждому газетчику рано или поздно приходится сталкиваться с этими людьми. Это — жертвы преследований. Одних облучает КГБ. Других зомбируют с экрана телевизора (особенно популярен рассказ о 25-м кадре, невидимом глазу, но влияющем на кору головного мозга). За третьими следит мафия (вариант: инопланетяне). Как правило, говорят они шепотом, воровато озираясь. Присылают длинные послания, написанные печатными буквами. Часами ждут у редакционного подъезда. Наверное, в силу периодического общения с этими людьми (а скрыться от них, словно от богини возмездия Немезиды, невозможно — такова уж специфика журналистской работы) любые мысли о том, что за тобой могут следить, кажутся таким же бредом. Нечто вроде мании преследования. Меня много раз предупреждали, что я нахожусь "под колпаком" (преимущественно кивая на группу "Мост"). Умом я и сам понимал это, но поверить, осознать, прочувствовать по-настоящему не мог. Даже после того, как два года назад в Интернете появились перехваты моего пейджера, когда я вчитывался в них, и в памяти оживали события и люди, ощущение реальности так и не появилось. Собственно, его нет и сейчас. Будто это все происходит не со мной, а с кем-то из моих героев, чьи телефонные разговоры я регулярно публиковал. Своего рода вариант медитации. Мне трудно объяснить эти ощущения. С одной стороны, тебя словно раздевают догола. Ты с напряжением ждешь, что вот-вот увидишь нечто крамольное, зазорное. Тебе уже заранее стыдно. Чувства сродни тем, что, наверное, испытывают препарируемые лягушки. (Если у лягушек, конечно, есть чувства.) И в то же время инстинкт газетчика чисто инстинктивно, подсознательно заставляет анализировать прочитанное: из этого разговора можно что-то "слепить", из этого — нельзя. Это "ложится", это — нет. (Мне кажется, примерно так врачи, сами оказавшиеся на больничной койке, трезво оценивают свои шансы на будущее. Анализ заменяет чувства.) Я часто задумывался: почему сотрудники спецслужб воспринимают собственные аресты или обыски гораздо тяжелее, чем простые смертные? Только теперь я, кажется, начинаю понимать — происходит это отнюдь не из-за страха публичного позора. Причина в другом — с тобой проделывают то же, что еще вчера с другими ты делал сам. Охотник занимает место жертвы, причем охотятся за ним его же вчерашние друзья и соратники. Чувство утерянного в одночасье могущества, ощущение бессилия и невозможности обрести эту власть снова — вот что самое страшное. * * * /Из оперативной справки на объект "Хитрый": Из конфиденциального разговора с сотрудниками редакции выяснено, что Хинштейн непосредственно на рабочем месте бывает исключительно редко. С доверительными источниками информации проводит встречи на нейтральной территории в условленных местах. От встреч с неизвестными людьми воздерживается. Осторожен. Уверен, что его телефон на работе и дома прослушивается, поэтому по телефону выдает минимум информации. Зная, что за ним может вестись наружное наблюдение, при поездке на условленное место встречи систематически нарушает правила ПДД, тем самым пытаясь уйти от возможного наблюдения оперативных служб./ * * * Четыре года назад, в 96-м, я опубликовал в "МК" расшифровку секретной беседы Чубайса и Илюшина. Запись эта была сделана через три дня после скандала с "ксероксной" коробкой, от причастности к которой эти люди всячески открещивались. (Кристально честный Чубайс твердо заявлял: коробки не было, была классическая "гэбэшная" провокация, организованная Коржаковым и Барсуковым.) На пленке же все звучало иначе. Сановники не просто опровергали самих себя — они обсуждали, как лучше вылезти из скандала, в который вляпались. Как остановить шумиху в прессе. Как затормозить уголовное дело. "Мы же их сами послали эти коробки с долларами носить!" — восклицал Чубайс. Наверное, сегодня эта распечатка не вызвала бы того шума, какой разразился тогда. Ее обсуждали во всех кабинетах. Цитировали во всех газетах и телепрограммах. Госдума потребовала отстранить Чубайса и Илюшина от должности. Общество ужаснулось цинизму своих лидеров. Их лживости, наглости и беспардонности. Но не это даже главное. Главное, по-моему, заключалось в том, что общество ужаснулось своим иллюзиям. Когда в газетах стали появляться "расшифровки" телефонных (и прочих) разговоров, в которых власти предержащие "открывались", представая такими, какие они есть на самом деле (на ум сразу же приходит другой опубликованный мной перехват — телефонный разговор вице-премьеров Коха и Казакова, который начинался словами Коха: "Сань, я педераст"), — пришло разочарование. Оказалось, ОНИ не просто такие же, как и МЫ, ОНИ — гораздо хуже. Оказалось, оттого, что вчерашние торговцы тепличными цветами пересели в роскошные кабинеты, они не перестали быть торговцами цветами. Я очень хорошо помню дискуссию, которая развернулась в те дни, после публикации. Я помню, как некоторые мои коллеги (и из "Медиа-Моста" в первую очередь) с пеной у рта доказывали, что подслушивать чужие разговоры нехорошо. Что печатать их в газетах — неэтично, беспринципно и недостойно высокого звания журналиста. На экран вытащили даже бывшего председателя КГБ Крючкова, который поведал, что в советские времена прослушивать первых лиц государства права никто не имел. ("Почему же вы не сказали, что этот приказ перестал действовать в 91-м?", — спросил я потом Крючкова. "Я сказал, — ответил генерал. — Только это в эфир не пустили".) Шум, гам, тарарам. Только за этой дымовой завесой сама суть, то, ради чего эта пленка и публиковалась, оказалась в стороне. Внимание общества умело перевели в другую плоскость. Зло так и осталось безнаказанным... Вместо того чтобы обсуждать Чубайса и Илюшина, вместо того чтобы требовать их отставки — а какой еще выбор был у главы президентской администрации, уличенного а) во вранье; б) в незаконном финансировании избирательной кампании? — вместо этого журналисты и политики (точнее, их часть) принялись обсуждать совсем другое: законна или не законна запись, можно или нельзя подделать голоса... С того времени прошло четыре года. За это время экспертиза доказала, что голоса на пленке принадлежат Чубайсу и Илюшину (и это дает мне право именовать г-на Чубайса, который отрицал тогда все и вся, не иначе как лгуном и вруном). За это время прокуратура подтвердила, что записывали их в соответствии с законом — Служба безопасности президента имела на это все основания. Правда, за эти четыре года произошло и другое: публикации "расшифровок" и "прослушек" стали явлением обыденным и массовым. Только теперь об этике никто уже не вспоминает. Да и появляются эти "расшифровки" зачастую совсем по другим причинам. * * * /Из оперативной справки на объект "Хитрый": Ежедневно Хинштейн контактирует по телефону или при личных встречах с ответственными работниками Центра общественных связей и других служб ФСБ. Установлено, что зачастую эти встречи проходят конспиративно. Есть вероятность того, что Хинштейн является секретным сотрудником ФСБ, который выполняет задания руководства ФСБ по реабилитации деятельности ФСБ в СМИ, освещения в прессе только позитива./ * * * В том, что человек может оказаться под "колпаком", нет ничего страшного. Вопрос лишь в том: кто берет его под "колпак"? Спецслужбы, имеющие на это полное право? Или же частные спецслужбы, принадлежащие олигархам? Спецслужбы — защищают государство. А кого защищают частные разведбюро?.. Я ни в коей мере не заблуждаюсь на свой счет — вряд ли сам по себе журналист Хинштейн представляет уж такой большой интерес для олигархов (скажем, для Гусинского). Куда важнее мои связи, контакты — в первую очередь среди сотрудников спецслужб и органов власти. Олигархам надо знать, кто мутит воду. Кто снабжает журналистов информацией... Я не раз слышал в свой адрес упреки — ты, дескать, агент ФСБ. (Как будто быть агентом Березовского или Гусинского — куда почетнее.) Не случайно тема эта — "Хитрый" и спецслужбы — проходит рефреном и через все материалы "досье". При желании, кстати, из этих материалов всегда можно сварганить некую "разгромную" статью, пригвождающую автора этих строк к позорному столбу... "ХИНШТЕЙН: Документы, которые у вас, вы мне завтра отдаете? НЕИЗВЕСТНЫЙ: Это не документы, это... ХИНШТЕЙН: Отлично. До четырех". На первый взгляд — ничего предосудительного. Однако при необходимости расшифровкой этой можно подкрепить тезис о журналистах-взяточниках. Ведь где гарантия, что под словом "документы" имеются в виду именно документы, а не доллары, например. Или другой разговор: "АНДРЕЙ: Я в "Останкино" на телевидении выпил с журналом "Столица", и решили... Там есть большой ведущий алкоголик Пронин, знаешь? ХИНШТЕЙН: Не знаю. АНДРЕЙ: Там есть рубрика про тех, которые пьют постоянно. Естественно, мы выпили 3 бутылки, а там на телевидении... И мне что-то ударило на старые дрожжи. Еле добрался до здания и лег спать". В телефонных разговорах люди говорят всякие глупости. (Бывало и похлеще.) Согласитесь, кому придет в голову, что брошенные безо всякого смысла слова могут впоследствии быть использованы против тебя самого. Приведенный выше диалог — что это, как не доказательство "аморальности" и "пьянства"? За такие вещи лет десять назад и из партии могли бы исключить. "Часто выезжает за границу, причем поездки носят не всегда деловой характер, — четко сказано в "оперативной справке" на меня. — Так, будучи в Италии, он "занимался дегустацией вин" и попал в полицию в нетрезвом состоянии, о чем сам рассказывал в своем близком окружении. В Праге также много пил. Употребляет спиртное не только за границей, но и в Москве в компании своих друзей". Позор, да и только! Я уж не заикаюсь о такой щекотливой теме, как сотрудничество со спецслужбами! Десятки моих разговоров с сотрудниками ФСБ, ФАПСИ, СВР детально зафиксированы "прослушкой". А значит, приклеить ярлык "агента КГБ" — не составит никакого труда. (Хотя всем должно быть понятно: если бы я писал, допустим, о балете, то общался бы не с чекистами, а с артистами.) Опорочить, очернить, выставить на посмешище можно любого. И не важно, журналист ты или политик. Достаточно, чтобы тобой занялась частная спецслужба какого-нибудь олигарха. Может, именно потому журналистские расследования сегодня никого уже не впечатляют, а сам жанр превратился в некую систему по сведению счетов. ...Иногда я думаю: что нужно опубликовать сегодня такого, чтобы общество содрогнулось? Повальным воровством и коррупцией никого уже не удивишь (скорее удивишь честностью чиновника). Походами в баню? К проституткам? Счетами за рубежом? Что это должно быть? Сатанинские оргии в кремлевских палатах с жертвоприношением христианских младенцев? Людоедство? Групповой инцест? Даже не знаю... * * * /Из оперативной справки на объект "Хитрый": "Достаточно работоспособен, вместе с тем мало внимания уделяет учебе в университете, пропускает занятия, как студент — недобросовестен. В беседах с товарищами по учебе цинично заявляет, что ему некогда учиться, поскольку он "спасает Родину от врагов"./ * * * Не так давно в каком-то журнале я вычитал про одну беспрецедентную рекламную акцию — в неком магазине на витрину выставили живых манекенов. Даже не выставили — поселили. По условиям контракта мужу с женой запрещалось покидать витрину целый месяц. Они спали, ели, общались под стеклом, а десятки зевак разглядывали их, словно шимпанзе в зоосаде. Акция себя оправдала. Товарооборот в магазине резко подскочил... ...Просидев битых пять часов за чтением собственных телефонных распечаток, я начал ощущать странную вещь — некое раздвоение личности. С одной стороны, я почувствовал себя живым манекеном... С другой — владельцем этого магазина. Я, может быть, впервые поставил себя на место тех, чьи разговоры столь часто публиковал. Представил, какие чувства испытывали они, открывая газету. Что ощущали их близкие (а читать разговоры своих родных, поверьте, намного неприятнее, чем свои). Уже ради этого я благодарен тем, кто за мной шпионил. Кому? Впрочем, так ли это важно? Конкретные персоналии интересуют меня разве что из любопытства. (Да, может, для того, чтобы ориентироваться в будущем.) Само мое отношение к происходящему фамилии этих людей ничуть не изменят. Какая разница: Гусинский ли, Березовский ли, Потанин ли? Олигархи не могут быть лучше или хуже, честнее и непорядочнее. Обсуждать, кто из них нанес стране меньше вреда, — верх цинизма. Если один маньяк убил десять старушек, а другой — всего семь, это не значит, что первого надо предпочитать второму. * * * Сижу и думаю: а что будет, если завтра ко мне в руки попадет "прослушка" Березовского, в которой он (чисто теоретически) рассказывает об организации взрывов в Москве? Напечатаю ее или нет? Поверьте, осознание этого куда более неприятно, чем мысли о том, что за тобой следят и твои телефоны прослушиваются. Что может быть неприятнее, чем ощущать себя Березовским? Может быть, только оказаться раздавленным сконструированным тобой же танком. Ведь до тех пор, пока покупатели будут глазеть на витрины, живые манекены так и будут сидеть под стеклом...
