"Первое, что я увидела, — тьма. Я подумала, что еще ночь, и снова заснула. Проснулась опять и снова, решив, что еще не рассвело, закрыла глаза. В третий раз мне стало страшно, я ждала, что вот-вот придет мама и все объяснит. Когда я сама осознала, что Я НЕ ВИЖУ... это было что-то неописуемое... что-то ужасное... Я сразу стала плакать..." "Ищу друзей для общения. В 16 лет потеряла зрение. Владею азбукой Брайля, люблю поэзию, играю на фортепьяно. Мне 20 лет". Это коротенькое объявление в журнале знакомств сразу бросалось в глаза. Номер абонентского ящика — и больше ничего: ни просьб, ни жалоб. Я написала Кристине. Однажды в телефонной трубке раздался голос. Я почему-то сразу поняла: это она... Когда боги бессильны, спасают врачи ...Осенью 1996 года они с мамой приехали из родного Нальчика в Санкт-Петербург работать над диском, который записывала Виктория — мама Кристины. Вика была так счастлива в то время! Наконец сбывалась ее заветная мечта; нет, не просто мечта, скорее — предназначение. Виктория всегда считала, что должна заниматься музыкой. Мама двоих детей грезила только о карьере певицы. Современная эстрада ее мало интересовала: Виктория писала музыку на стихи Гумилева, Блока, Северянина. Как-то, собравшись с духом, она принесла свои записи музыканту, работавшему с Аллой Баяновой. "Это песни моей приятельницы, если не понравится, выкиньте", — и почти убежала, испугавшись и своей "наглости", и возможного отказа. На другой день раздался звонок: "Ваша музыка прекрасна, приходите!" И завертелось! Совсем другая жизнь, воплощение мечты, ее признали... Первый альбом Виктории почти был готов, ее уже приглашали на гастроли, когда неожиданно заболела дочь. Пришлось бросить все, к чему Вика шла годами. В ее жизни теперь была только одна цель: спасти Кристину. Сегодня Виктория уже и сама не может объяснить, как получилось, что она, здравомыслящий, по-деловому расчетливый человек, оказалась под влиянием индийской секты, превозносящей всесильного Сай-Бабу. Новые друзья убедили, что нужно ехать в Индию к самому главному гуру, что только он исцелит Кристину. Бросилась в посольство, зная, что люди месяцами ждут разрешения на выезд, но визы, как нарочно, достались без всякого труда. Приехав в далекий индийский город, Виктория была поражена количеством очарованных паломников. Несмотря на отчаянное положение, она не могла понять, как люди так истово могут поклоняться новоявленному полубожку. Но в душе жила надежда на чудо: "Пусть я не верю, но если он поможет Кристине, я поверю и в Сай-Бабу!" Аудиенции у индийского проповедника дожидались тысячи людей — попасть к нему было практически невозможно. Он выделил Кристину среди огромной толпы. Едва та вышла от гуру, люди стали падать пред ней ниц, словно перед святой... Когда объявили посадку на рейс Дели—Москва, Кристина потеряла сознание. Сектанты уверяли, что это лишь реакция на бесконтактную операцию, которую якобы Кристине провели, но Вика уже не верила индийским целителям: состояние дочери только ухудшилось. Прилетели в Москву — у Кристины началось резкое обострение, встал вопрос о срочной операции. В предпраздничную ночь накануне 7 ноября в клинике при Институте нейрохирургии имени Бурденко поднялся настоящий переполох. "Операцию моей дочери будет делать только профессор Коновалов", — настаивала Виктория. "Вы поймите, — убеждали ее врачи, — Александр Николаевич не делает внеплановых операций, тем более — дни праздничные". — "Нет, только Коновалов!" Вика понимала: эта операция могла стать концом всего. Надежды, что Кристина выживет, почти не было. "Если бы только сам Коновалов", — как сумасшедшая твердила она... Спустя четыре года Виктория не может спокойно рассказывать о той ночи. Она как будто снова мечется по больничным коридорам, не зная, как помочь своему умирающему ребенку... "Меня завели в кабинет подписывать согласие на операцию, я подняла глаза — прямо передо мной на стене висел листок бумаги с номером пейджера Коновалова! Мне понадобилось несколько секунд, чтобы запомнить цифры. Я подписала согласие и бросилась вниз, в вестибюль, к телефону-автомату. Стала посылать сообщения на пейджер Александра Николаевича. Один раз, другой, третий, шестой... Медсестры в приемном отделении плакали, видя мое отчаяние. Я уже в совершенном безумии даю седьмое сообщение — и бегу наверх, к операционной. "Ну что ты плачешь? — утешил кто-то. — Коновалов уже здесь, руки моет..." Праздник — каждый день Кристина осталась жива. Но ослепла. И для их семьи началась совсем другая жизнь... Радостная и веселая. Виктория решила: каждый день, прожитый ее дочерью, должен превратиться в праздник. Она не жалела ни сил, ни времени, ни денег, устраивая бесконечные "дни рождения" дочери. Где главной всегда была Кристина — нарядная, счастливая, улыбающаяся. Когда было совсем невмоготу, Виктория забегала в ванную и включала воду, чтобы никто из гостей — и не дай Бог дочь! — не услышал ее рыданий. Но Кристина так и не смогла привыкнуть к реакции людей, знавших ее здоровой. Ее жалели. Ни на минуту не давали забыть, что теперь она ущербна — а значит, должна быть несчастной. Из всего класса только с одной девочкой они дружат до сих пор. Для остальных ноша оказалась непосильной. Когда первый порыв жалости схлынул, Вика, чтобы Кристина не оказалась в полном одиночестве, стала звонить своим знакомым и просить их прийти в гости... Однажды Кристина услышала, как мама умоляла кого-то хотя бы перезвонить. "Мама, я прошу тебя: никогда этого не делай, не унижайся, слышишь, мама!.." Тогда Виктория и решилась от имени дочери дать в журнал объявление о знакомстве. Через месяц на почте ей выдали целую пачку писем... Виктория была ошеломлена: на короткий призыв откликнулись 75 человек. Писали девушки, молодые люди, солдаты, осужденные, священник и даже офицер посольства США. Одно письмо пришло от незрячего. Все испытывают потребность в общении, все готовы помочь. Кристина радовалась: у нее сразу появилось так много друзей! А Виктория, которая все эти письма читала дочери, тяжело вздохнула: на ее плечи легли еще 75 одиночеств... Увидеть Париж... "Мне 24 года, женат, растет дочка, ей уже 4 года, счастлив в браке. Имею возможность и желание поделиться душевным теплом. Мне сложно объяснить, почему я решил написать Вам и что мне от Вас нужно. Знаю лишь, что, подарив свое тепло, в ответ получаешь благодарную улыбку, которая дороже всего золота мира. Наверное, в этом моя корысть... Если подытожить, то я нуждаюсь в общении, понимании и дружбе". Когда я собиралась на первую встречу с Викторией, ожидала увидеть убитую горем женщину с застывшим выражением тоски и боли на лице. А мне навстречу поднялась привлекательная дама с умными глазами, пышной прической... Виктория готовила меня ко встрече с дочерью: "Понимаете, это самая обыкновенная девочка... Многие почему-то думают, что Кристина умеет предсказывать, как Ванга, или лечить. Ничего такого нет, она самая обыкновенная..." Тоненькая, хрупкая Кристина, казалось, едва-едва балансирует в пространстве. Тщательно одетая к приходу гостьи, она была действительно такой... обыкновенной. Только темные очки, скрывающие неподвижные зрачки огромных глаз, необычны. Когда-то Кристина занималась музыкой, правда, без особой увлеченности, как все, кого родители "записали" в музыкальную школу. Потеряв зрение, Кристина вдруг почувствовала, что мир музыки наконец открылся для нее. На объявление в газете откликнулась преподавательница игры на фортепьяно Лариса Анатольевна Боженова. Автор методики обучения слепых, она стала заниматься с Кристиной. Она же научила Кристину шить и вязать: сначала — носки из грубой шерсти, а потом и более изящные вещи. А еще — лепить фигурки из пластилина. Тут у Кристины обнаружился талант. Она вылепила пластилиновую розу и подарила доктору Коновалову, спасшему ей жизнь. Врачи рассказывали, что профессор носил эту розу по больнице, показывая всем... "Здравствуйте, Кристина! Да, когда случается горе, то и друзей-то поблизости не оказывается. Я тоже одинок и тоже по-своему ничего не вижу. Сейчас вообще стало тяжело сидеть, в камере 14 человек, кроватей не хватает, ну и кормят, конечно, баландой. Ну это Вам ни к чему... А иногда хочется закрыть глаза и не видеть того, что происходит. И никуда от этого не деться. Я буду болеть за Вас, Кристина. Может, Вы и не таких писем ждете, но мне будет очень приятно, если Вы ответите. Очень хочется быть кому-то полезным, хоть чуть-чуть..." Мы сидим, пьем чай, разговариваем. "Вы не представляете, какие бывают жестокие люди! — с каким-то детским возмущением говорит Кристина. — Когда я лежала в больнице после операции, на соседней кровати девочке было очень плохо, она так страдала, а другие, кто уже выздоравливал, пели песни, громко смеялись. Девочка умирала, я не выдержала и закричала: "Замолчите!". — А можно я прочту стихотворение? — неожиданно, с подъемом, спрашивает она. Я ловлю себя на мысли, что в душе она так и осталась 16-летней девчонкой. Кристина начинает читать "Клеопатру" Пушкина. Страсть, смерть! Она словно на большой сцене... Мы начинаем прощаться. Кристина постеснялась "осмотреть" меня при знакомстве — теперь уже можно. Тонкие осторожные пальчики пробегают по моим волосам и плечам: — Ой, у вас стрижка короткая и пальто... Мам, я такое же хочу! А Вика объясняет: — Кристиночка у нас — модница! По магазинам любит ходить. — ? — Да, и в кино мы с ней ходим, и в театр. И представляете: ни разу не встретили слепого! Такое впечатление, что если человек ослеп, то ему ничего не интересно. Нам один мальчик позвонил, говорит: "Кристина, давай в парке погуляем, побродим, на лавочке посидим". А дело зимой было. Он, наверное, подумал, что слепым только и остается, что бродить по лесу в сопровождении добросердечного поводыря... А я хочу, чтобы Кристина жила нормальной жизнью. Она путешествовать хочет... — Да, в Италию или в Париж. Мне так, так хочется все... увидеть! Вика провожает меня до остановки: ей все кажется, что она упустила главное. "Мне хотелось бы помочь другим матерям — ведь это так тяжело, когда твой ребенок перестает видеть. Многие не выдерживают. Я возила Кристину в Центр адаптации слепых — там два унитаза на сорок человек, ну как же так можно?! А люди прекрасные там работают! Рассказывали, что многие своих детей привозят и... "забывают" — приходится звонить, напоминать: "Заберите своего ребенка". "Здравствуйте, добрая, милая и сильная девушка Кристина! Я священник. Я думаю, что не случайно почувствовал стремление написать Вам. Видно, что Вы хотите найти друзей, у Вас большая любовь к жизни. Вы стараетесь подниматься к свету. Так устроен мир, что человек, уже рождаясь, борется по-своему и плачет, появившись на свет. Горький писал: "Иду, чтобы сгореть как можно ярче и глубже осветить тьму жизни..." Я на минуту закрываю глаза. Так же настойчиво звонит телефон, пахнут цветы на столе... А если я навсегда останусь в темноте, кто придет мне на помощь? Только мама...
