Затянут в черно-красное зал клуба УГПС ГУВД Москвы. Гроб с телом Владимира Арсюкова выносят на сцену и покрывают российским флагом. Уже через несколько минут он утопает в цветах. А люди все идут и идут... Москвичей никто специально не приглашал попрощаться с пожарным, героически погибшим при тушении Останкинской башни. Но человеческий поток не иссякал больше часа — так тронул подвиг пожарного сердца простых людей. ...Каждые 15 минут сменяется почетный караул. Очень много венков: от товарищей, от префектуры, от сотрудников — уже через полчаса их ставят в два ряда. Возле гроба — близкие погибшего полковника. Сын, Денис Арсюков, которому только накануне вручили удостоверение сотрудника московской пожарной охраны, держится стойко, только закрывает лицо руками. Как каменный сидит отец Владимира Ильича. Маленькой сухонькой старушке в черном платке совсем плохо — зовут врача. Это мать. Она стоит перед гробом и гладит красную ткань. Ей бы погладить лицо сына, но гроб закрыт. Женщины вокруг шепчутся, что вместо тела там всего лишь одна рука. После того как противовесы в несколько тонн обрушились на кабину лифта, больше ничего не нашли. Еще говорят, что Лидия Арсюкова много лет назад потеряла дочь, а теперь вот хоронит сына. На траурном митинге звучит постоянно: своим подвигом полковник спас более 600 человек. И он никого не взял с собой, потому что знал, насколько это опасно. Когда начался пожар, к башне привезли 2500 огнетушителей. И все это хозяйство пожарным пришлось таскать наверх на себе. Да, Арсюков знал, что в лифт садиться при пожаре нельзя категорически. Но ведь огонь распространялся слишком быстро, и бойцы, ползущие по лестнице, никак не успевали. Он очень хотел выиграть время. Последние его слова были: "Нас давит дым!" Лифт упал с высоты почти 300 метров. Шансов спастись не было совсем... Руководство МВД прислало своего представителя, который еще раз, после Рушайло, извинился перед родственниками за то, что высокие начальники не смогли уберечь своего сотрудника. — Сейчас, наверно, посыплются заявления об уходе? — спросила я у пожарных. — Никаких заявлений нет и не будет, — ответили они. Оказывается, московские пожарные ежегодно теряют по 25—30 человек — это будни рисковой профессии для мужественных парней. Таких, как Владимир Арсюков. Николай, стоящий рядом со мной, сам много раз лез в открытый огонь. — Есть такое понятие — пожарная разведка, — вздыхает он. — Нужно быстро определить, что происходит и как действовать. Неудивительно, что заместитель начальника окружного управления пошел в пекло сам. Когда в Москве была специальная оперативная группа для выезда на самые сложные пожары, там действовал неписаный закон: вперед всегда шли полковники как на амбразуру, отталкивая бойцов-желторотиков. Сейчас эту группу почему-то расформировали. А закон остался — погибают на пожаре лучшие. Соседка Арсюкова Нина Александровна приехала на панихиду чуть ли не первой. — Такой добрый был, уважительный — всем помогал. Ну не мог он не пойти в этот лифт! Он ведь был настоящим бойцом... После гражданской панихиды состоялось отпевание, которое провел отец Михаил, настоятель часовни в честь иконы Пресвятой Богородицы Неопалимая Купина. Часовня стоит там же, на территории Московского управления противопожарной службы. Она возведена недавно — в память всех пожарных, погибших при спасении людей. А когда заиграл оркестр и гроб начали выносить, грянул дождь. Никто не расстроился — есть такая примета: если хороший человек умер, природа по нему тоже плачет. Похоронили Владимира Арсюкова на Хованском кладбище.
