Все там будем, все там будем. Но когда пойдет гроза, Не как старая собака, А как два нестарых льва. Сократ был солдатом. Афины деревенели, огосударствливались. Сократ, в сущности, пошел на самоубийство у красных ног государства. У нас в России на флаге самый синий, самый белый, но и самый красный. Красный до крови. Тогда как Равель (так гласит не биография, а легенда) далеко от дома в другой стороне земли взял да и растратил аванс. Дело было в Аргентине. Равель уснул под шум завода. Болеро родилось из этого шума, как из глубин океана. Аванс был погашен, а "Болеро" обрело бессмертие. Там вроде бы 18 раз повторяется одна и та же фигура, один и тот же ритм. Некоторый организм, сначала малый и слабый, становится монстром — не знающим преград, на ходу разваливающимся под собственной тяжестью. n n n Есть такие стихи. Если хотите, даже более грозные. Я имею в виду Даниила Андреева. Стих называется "Гипер-пеон". Вслушайтесь в этот ритм. О триумфах, иллюминациях, гекатомбах, Об овациях всенародному палачу, О погибших и погибающих в катакомбах Нержавеющий и незыблемый стих ищу. За расчерченною, исследованною сферой, За последнею спондеической крутизной, Сверхтяжелые, трансурановые размеры В мраке медленно подымаются предо мной. n n n Музыки хочется. Какой? Что-нибудь вроде "Болеро" и "Гипер-пеона". На перекрестке или — в скрещении. Но этой музыки еще не существует. Или я ее не знаю. Пока не слышал. Начнем с другого боку, что-нибудь поконтрастней. Что-то вроде проклевывается про Санкт-Петербург, про Летний сад. Да вы не печальтесь так уж. Зайду к вам в среду. И вы, возможно, оттаете. Хоть на треть. Любую — окончательную победу — У времени есть время пересмотреть. Тут как раз что-то напоминает о гордом поэте с южной кровью. Его имя Георгий Шенгелия. Что-то там вышло у них с Маяковским, но любую окончательную... Гордый Георгий проводит урок. Конечно, не военного дела — но чего-то неизмеримо более важного — ритма. "Бригада сто тридцать восьмая, Разбитая боями вся — Недоукомплектованная — Рас-фор-миро-вывается". А вы что думали? "Все советы не сдвинут армий, Если ритм не дадут музыканты", — соглашается с ним Владимир. Нужно Георгия Шенгелия издать, прежде чем с ним спорить. Нина Леонтьевна Манухина, вдова поэта, показывала моему другу Вадиму Черняку его каллиграфические рукописи. Мы были юны. Я тогда многое постигал. Призрачные сыны — Я им, чем мог, помогал. Настоящих у меня не было, Впрочем, это еще вопрос. Будь ты стар или молод — До главного ты не дорос. Мне тоже приснилась свобода, Я ее проморгал... (Далее см. заглавие этой колонки.) Размер Тряханет этот знобкий анапест Всю Москву, до кольца площадей, Будто конь, разбирающий надпись, Предназначенную для людей. Все кивают. А сбруя и справа Повторяет, скрипя и звеня, Что и влево поедешь, и вправо — Потеряешь себя и меня. За престиж нам сражаться обидно, Для турнира не сдвинем подков, Коль сонорных с шипящими битва Продолжается десять веков. И нагнувшись, лобасто насупясь, В лес, утративший птицу и лист, Где нацелен сучок, будто суффикс, И с корягами корни сплелись. Там, где зарево немо зевает, Что-то ждет нас с тобой на обед, И горбом свои кольца свивает ДлинношЕЕЕ, как змЕЕЕд. n n n Тогда скажи им так: "Вот был один дурак, Смеялся, пел, вертелся, Потом куда-то делся..." Москва, — скажи им так. А то не говори. Ты, круглая дорога, Ты погрустишь немного. Денька хотя бы три? А им не говори. Бывали дни похуже. Безбрежность вод морских Напоминали лужи. Потом не стало их... Напутствие А когда овладеет прямая тобой досада И потщишься ты ныне исправить земное зло, Трех святых, Михаила, Василия, Александра, Помянув, принимайся за ремесло. Сам насмешничал ты над ними, забудь про это, И они простят, блаженные, — ты не враг: Плоский век париков, камзолов и силуэтов Не давал тебе заглянуть в их горестный зрак. И что слово у них не всегда — ты забудь — звучало, Что кривой сползала строка, не сладили с ней, А зато у них там виднее твое начало, А когда виднее начало, то суть ясней. А работа твоя все та же, и вдох, и выдох, Поднимай, не должен сей втуне валяться крест. И уж коли Господь, которого нет, не выдаст, То и "чудище, обло, огромно, озорно, стозевно и лаяй" — не съест.
