ЛИДИЯ РУСЛАНОВА — громкое имя и фантастическая судьба. На фронтах Великой Отечественной Русланова дала более тысячи концертов; на ее деньги были построены и переданы фронту две батареи “катюш”; 2 мая 1945 года, в день взятия Берлина, Русланова пела у горящего Рейхстага; а после войны вместе с мужем, генералом Владимиром Крюковым, арестована и сослана. О ней знала вся страна. Случалось, останавливали поезд, чтобы только посмотреть на свою любимицу. Овации после ее выступления могли длиться двадцать минут.
Сегодня исполняется 100 лет со дня рождения великой певицы. О ней рассказывает ее дочь Маргарита Крюкова.
Бриллианты, меха, картины
— Маргарита Владимировна, о Лидии Андреевне пишут много противоречивого, порой оскорбительного. Что правда, а что ложь?
— Да. В одной газете поместили мамину фотографию, а под ней дали подпись: “Бриллианты Руслановой, заработанные на левых концертах на фронте”. Это ложь. На фронте не могло быть левых концертов, потому что актерам платила не армия, а правительство. И деньги отправлялись в ту организацию, в которой работал артист. К тому же мама попросила, чтобы все деньги от фронтовых концертов перечислялись в Фонд обороны.
Или... еще один автор пишет, что мама обила диван мехом серебристой лисы. Зачем нормальному человеку обивать диван лисой? Мама была нормальным человеком. Хотя, конечно, меха у нее были — и соболя, и лисы, и шиншилла. Но обивать мехом диван?! Бред.
— А бриллианты были?
— Да, мама могла себе позволить бриллианты. Она зарабатывала достаточно и принадлежала к числу тех избранных советских актрис, которые покупали бриллианты. Правда, это было задолго до войны.
— Много разговоров вызывала и страсть Руслановой к коллекционированию картин, антиквариату, рассказывалось, что она купается в роскоши.
— До 1948 года мы жили в Лаврушинском переулке, в доме писателей. Нашими соседями по подъезду были Ильф, Перов, Уткин, Кирсанов, Афиногенов. Квартира была четырехкомнатная, но мама сломала одну стену и переделала ее в трехкомнатную. Что касается антиквариата, то да, мама его любила. Привозила из Ленинграда, потом все это тщательно реставрировалось, подбиралось по стилю. Квартира была обставлена изысканно. Собирала она и картины. Это была русская школа второй половины девятнадцатого века и немного работ, относящихся к Серебряному веку.
— Кто-то из специалистов ей помогал?
— Она советовалась с Игорем Грабарем, с которым была хорошо знакома, с замечательным искусствоведом Николаем Власовым, но прежде всего шла от своего чувства. Она была необыкновенно талантлива от природы. Причем во всем, будь то квартира, картины или шубы. Она умела себя подать. При том, что была крестьянского происхождения, выглядела как настоящая царица. Гордая посадка головы, широкий разворот плеч. Она была среднего роста, а производила впечатление статной, высокой дамы. У нее были длинные волосы, она их зачесывала на прямой или косой пробор и заплетала в косы. Укладывала их сзади или делала одну косу и короной оборачивала вокруг головы. У нее был и свой стиль в одежде.
— И как она одевалась?
— У нее был сдержанный, дамский стиль, строгий и достойный, без бантиков и рюшек. Шила она свои наряды в мастерских Большого театра, там работали замечательные мастера. Были, наконец, модные портнихи, которые одевали элитных дам Москвы. К ним принадлежала и мама, а туфли заказывались у сапожника.
— Сценические наряды создавались кем-то из художников?
— Нет. Это теперь принято дизайнеров приглашать. А тогда... У мамы был сарафан, расшитый лентами и цветной тесьмой. К нему надевалась белая кофта с пышными рукавами, отделанными яркой вышивкой, с кружевными манжетами. И надевался нагрудник из разноцветных бус. На голову она повязывала платок, а иногда надевала диадемку из цветного материала, тоже деревенского характера. Это был такой стилизованный крестьянский наряд. Он был как бы и крестьянский, но в то же время и сценический.
Пойдем слушать сироту
— Мама была сирота. В 1905 году у нее забрали отца на Японскую войну, и на руках у ее матери осталось трое детей: старшая — мама, и еще сестра и брат. Вскоре мать Лидии Андреевны умерла. Дети какое-то время жили у бабушек, а потом их раздали по разным приютам. В приюте услышали, что у нее замечательный голос. А голос у нее был уникальный, Богом данный. Красивое контральто с огромным диапазоном. А еще врожденный абсолютный слух и редкое актерское мастерство. Поэтому маму ставили в церковном хоре солировать. Ее специально ходили слушать, так и говорили: “Пойдем в церковь слушать сироту”.
После приюта маму отправили работать на мебельную фабрику, полировщицей. Там она, конечно, тоже пела. Как-то ее услышал профессор Саратовской консерватории Медведев и пригласил к себе. Она пару лет с ним прозанималась. Он пророчил ей будущее оперной певицы. Но ее тянуло к народному пению. Мама оперные арии никогда, даже дома не исполняла, а вот романсов знала бессчетное количество. Пела их потрясающе. Часто в сольных концертах в первом отделении исполняла русские песни, а во втором — городские романсы. И тогда в первом отделении выходила в русском костюме, а во втором — в вечернем туалете.
— А песни советских композиторов?
— А как же без них, требовали, чтобы у артистов обязательно был современный репертуар. Кстати, мама первая исполнительница таких популярных песен, как “По долинам и по взгорьям”, “Землянка”. Она пела и “Синий платочек”, он у нее был записан и на пластинку, но с другими словами, отличными от того “Платочка”, что пела Клавдия Ивановна Шульженко. Потом мама отказалась от “Платочка” в пользу Клавдии Ивановны и никогда его не исполняла.
— Говорят, что Лидия Андреевна была резкий человек, слыла матерщинницей?
— Она была разной. И если нужно, то так могла сказать... Язык у нее был острый, крутой. Она была невероятно остроумна, острословна, если требовала ситуация. Но с друзьями, близкими людьми она была мягкой. Она обожала посмеяться, пошутить. Помню, как-то зашла ко мне моя подружка, еще пришли несколько человек, часов в семь вечера сели за стол ужинать... и прохохотали до девяти утра. Не помню дня, чтобы мы одни ужинали. У нас всегда кто-то был. Готовили все вместе, мама — главная, а мы “кухонные мужики”, так она нас называла. Готовила она изумительно, причем никаких рецептов не знала, все на вкус, на глаз, а как украшала стол!
Когда я защитила диплом, то был скуплен весь рынок и привезен к нам домой. Был накрыт такой красивый, изысканный стол, что рука не поднималась его разрушить. И в этом мама была талантлива...
Тюремный торт
— С генералом Владимиром Крюковым Лидия Андреевна познакомилась на фронте?
— Да. До войны мама была замужем за Михаилом Наумовичем Гаркави, знаменитым конферансье, изумительным человеком, великим эрудитом. Они прожили вместе около семнадцати лет, но к началу войны по-доброму расстались, оставшись друзьями. Они продолжали вместе работать, да, собственно, когда Михаил Наумович умер, то мы его и хоронили. Я и сейчас, когда хожу на кладбище, его могилу тоже в порядок привожу, за ней, наверное, некому ухаживать.
Мама начала выступать на фронте с первой фронтовой бригадой. Там, на фронте, в 1942-м, она после концерта и познакомилась с папой. И вскоре вышла за него замуж.
— А в 1948 году...
— Да. Это случилось в 1948 году. Папа был дружен с Георгием Константиновичем Жуковым. В двадцатые годы учился вместе с ним в Высшей кавалерийской школе, потом, в начале тридцатых, Георгий Константинович командовал дивизией, а папа в его дивизии полком. Во время войны они тоже были вместе, и войну папа заканчивал под командованием Жукова. Георгий Константинович очень хорошо к нему относился, мы и семьями дружили, я прекрасно знала дочерей Жукова. Часто вместе отмечали праздники.
После войны популярность Жукова в стране была необычайной. Его сравнивали с Суворовым, Кутузовым, считали, что он выиграл войну, а не Сталин. Разве Сталин мог это простить? Начиная с 1947 года Сталин начинает арестовывать все жуковское окружение. И водителей, и адъютантов, и порученцев, и генералов. В том числе и папу, генерала, Героя Советского Союза. Его арестовали последним из жуковской команды. А маму забрали, потому что она женщина мужественная и бесстрашная. У Молотова, Калинина жены были арестованы, но мужья помалкивали. А вот мама бы не молчала, а кричала бы на весь мир, и ничто бы ее не остановило.
Следствие у нее длилось год, ей инкриминировалась антисоветская пропаганда. И отправили ее в лагерь, в Тайшет. А там, когда местные жители узнали, что их любимица здесь, началось невероятное. Из окрестных деревень шли люди, несли гостинцы: кто валенки, кто варежки, кто сало, кто яйца. Тогда лагерное начальство направило в Москву документы о том, что из-за Руслановой настоящая Ходынка образовалась. И ее к Новому году перевели в закрытую политическую тюрьму во Владимире. Там она и находилась до реабилитации.
— А что стало с вами?
— Меня должны были отправить в детский дом. Но когда папу увозили на Лубянку, он упросил, чтобы меня разрешили отдать его тетке. Та написала расписку, что обязуется воспитывать меня до восемнадцати лет, но потом и тетю забрали. Так жили, как беспризорники, — я, двоюродный брат да его отец. Квартиру опечатали, все имущество конфисковали, мамину коллекцию картин отдали в Третьяковскую галерею.
— Вы могли писать письма родителям?
— Нет, без права переписки. Два раза маме разрешали передавать небольшую сумму денег. Эти деньги давали Ардовы, не самые богатые люди. Жена Виктора Ардова Нина Антоновна Ольшевская была близкой маминой подругой.
— В тюрьме Лидия Андреевна работала?
— Нет, ведь она считалась политзаключенной. Но и в тюремных, нечеловеческих условиях мама не растерялась, оставаясь мужественным и независимым человеком. Вместе с ней отбывала срок жена австрийского посла, которая давала в тюрьме уроки английского языка. И мама изучала английский.
Два раза в год заключенным разрешалось купить что-нибудь в тюремном буфете. На те деньги, что приходили от Ардовых, мама покупала печенье, сгущенное молоко, маргарин и пекла для всей камеры торт. Она делала его и на Новый год, и на чьи-то дни рождения.
— Говорят, что и в лагере, и в тюрьме Лидия Андреевна пела?
— Врут. Никогда в тюрьме Лидия Андреевна петь не будет, не такой она человек.
— И еще говорят, что после выхода из заключения ей запретили выступать с концертами в Москве?
— Очередное вранье. Папу и маму арестовали 18 сентября 1948-го, а освободили в конце июля 1953-го. И свой первый концерт после заключения мама дала в Москве, в начале сентября в Концертном зале им. Чайковского. Толпы желающих попасть на него сдерживала конная милиция.
Двадцать минут оваций
— А что касается быта?
— В квартиру, которую получили после тюрьмы, мы вошли с узелочками. И начинали все сначала. Картины, правда, отдали, но потом мама с ними рассталась, у нее после тюрьмы отпало всякое желание к коллекционированию. Через три года мама смогла сделать наш дом красивым и уютным. Она очень спокойно относилась к тому, что потеряла. Здесь она не переживала. А вот когда умер папа, буквально рухнула. Через три года после тюрьмы папа тяжело заболел. Практически жил в госпитале, и мама самоотверженно боролась за его здоровье.
— Вы видели, чтобы Лидия Андреевна когда-то плакала?
— Только после смерти папы, и то дома, а не на людях.
— У нее были особые привилегии?
— Она ими не пользовалась. Чтобы она пошла унижаться к какому-то чиновнику? Никогда... Если ехали отдыхать, папа официально получал путевки, оплачивал, и они вдвоем ехали. После смерти папы она получала за него генеральскую пенсию, а потом пришло время оформлять свою. Я ей и говорю: “Сходи, оформи, все-таки больше будешь получать”. А она мне: “Да зачем мне это надо — куда-то ходить, просить. Я больше заработаю”. Она и умерла в звании заслуженной артистки республики.
И вы думаете, она грустила по этому поводу? Нисколько. Мама говорила: “Они все народные, а я всенародная!” Как-то она выступала в концерте и упросила поставить ее в середине концерта, а не завершать его. Овации длились двадцать минут, а концерт шел в прямой трансляции. И эфир остановился на двадцать минут. Мария Владимировна Миронова называла ее “фельдмаршалом русской сцены”. А Шаляпин, когда услышал ее на пластинке, спросил у Горького: “Что это за русская баба с таким необычайным голосом? Я ее слушал и плакал”.
— Маргарита Владимировна, известно, что Лидия Андреевна не была вашей родной матерью?
— Да, моя мама умерла, когда я была совсем маленькой. Но Лидия Андреевна стала для меня настоящей матерью — нежной, доброй, любящей. С пяти лет и до самой ее смерти я чувствовала себя за ней как за каменной стеной. Она любила меня бесконечно, а я ее.
2 ноября в Концертном зале “Россия” состоится вечер, посвященный Лидии Руслановой. В нем принимают участие: Людмила Зыкина, Иосиф Кобзон, Александра Стрельченко, Валентина Толкунова, Людмила Рюмина, Михаил Ульянов, Алексей Баталов, Евгений Петросян, хор им. Пятницкого, Краснознаменный ансамбль песни и пляски им. Александрова, ансамбль “Березка”.
