Мос-ква! Зво-нят колокола!
В праздничном строю идут торжественным маршем спасители — все как на подбор сильные, умные и добрые. Глаза горят, грудь колесом, сапоги с подковками.
Это мы. Спасаем, выручаем, защищаем, берем под контроль, утешаем. За ужином включаем телевизор и наблюдаем свои подвиги. Спать ложимся с чувством глубокого удовлетворения: экие мы молодцы!
* * *
Вот на телеэкране появляются сопливые и кашляющие чеченские дети, замотанные в тряпки с чужого плеча. Вместо занятий в школе месят грязь вокруг палаток. Для них мы уже все сделали — спасли их от бандитов. Теперь нам остается только радоваться за их счастливое детство.
А вот чеченские дети постарше, юноши и девушки — целых двадцать человек. Мы их тоже спасаем. Привезли в Москву, чтоб учить на артистов в театральной студии. Правда, лица у них какие-то странные. Не сказать, чтоб очень злые, но, в общем... недобрые. Обиженные. Видно, устали с дороги. Ну ничего, пусть отдыхают и расслабляются в гостях у старшего брата. Пусть поют и танцуют, пусть веселятся на воле! Пусть забудут ужасы бомбардировок и помнят только, что мы их спасли. Дали возможность жить и учиться, получить профессию, найти свое место в жизни.
Юных чеченцев на экране сменяют бизоны. Они бродят в густой траве, смотрят на солнце и улыбаются. Их мы тоже спасли — перевезли из тесного зоопарка на просторы Беловежской пущи. Пусть поют и танцуют, пусть веселятся на воле! Пусть забудут ужасы вонючего вольера и помнят только, что мы их спасли.
Мос-ква! Зво-нят колокола! Идут спасители, маршируют по российским дорогам — только пыль столбом стоит да вороны с криками разлетаются в стороны.
Разрешите доложить, задание выполнено, чеченских детей спасли. — А бизонов? — И бизонов спасли. — А гиппопотамов? — И гиппопотамов. — А Курскую область от Руцкого? — Спасли. — А сербов? — Тоже спасли, их Коштуница к нам приехал. — А палестинцев от евреев? — Пока не успели, но работаем. — Успеть! Поднять, узнать, списать, подшить, передать, позвонить, подписать! И чтоб — пулей!
* * *
За добро воздается добром. Мы всех спасаем — поэтому и сами хорошо живем.
В селе под Воронежем мать родила девятнадцатого ребенка. Ура! Старшие восемнадцать в честь этого радостного события съели по кусочку колбасы. Ура!
С Нового года на двадцать процентов поднимаются зарплаты военнослужащим и работникам прокуратуры. Ура!
А учителям, врачам — не поднимаются? Нет. Подождут. Сейчас не время. Отечество в опасности. Зарплаты повышаем в первую очередь спасителям.
А ликвидаторам Чернобыльской аварии? Подождут, не время. Они свое уже отспасали, теперь Отечеству от них толку мало. Объявили голодовку? Ради бога. Чем скорее помрут, тем государству меньше пенсий платить. ...И не сметь оказывать на нас давление! Нашлись, понимаешь, давильщики. “Запорожец” — не машина, чернобылец — не мужчина. Будут выступать — мы их быстро скрутим, чтоб не мешали спасать народ и Родину.
Мос-ква!
Теперь на экране — любвеобильная блондинка. Она кутается в меха и призывно улыбается. Посмотрите, как у нас дешево. Шубы от пятнадцати тысяч, дубленки — от семи. Посмотрите, как играет этот драгоценный мех, как он искрится и переливается. ...Что? Вы не хотите шубу от пятнадцати, потому что у вас вся зарплата — триста рублей? Ну, если не хотите шубу, тогда вам нужен хотя бы новый миф про морозную свежесть. Или вот отбеливатель. Он сделает ваше белье белее, белее, еще белее.
Любвеобильная блондинка расправляет на высокой груди белую кофточку и плотоядно облизывается. Что нужно женщине с зарплатой в триста рублей? Только одно: чтоб ее белье с каждым днем становилось белее, белее, еще белее.
* * *
А в это время под землей катится серо-черная бесконечная толпа спасителей, одинаковых, как солдатские вши. Они завершили трудовой день и теперь стекают в клоаку Казанского вокзала, огибая одинокие островки милиционеров.
Милиционеры борются с терроризмом, осматривая сумки спасителей, потому что все они тащат, волокут, прут на себе, надрываясь от тяжести, огромные челночные сумки — одинаково прекрасные, голубые-красные, пластмассовые и дешевые, как расческа. Что в сумках? Незамысловатое спасение для всей семьи — турецкое либо китайское, и добрый милиционер берет себе то, что понравится.
“Прямо сейчас покупайте бальзам Караваева!” — настаивает любвеобильная блондинка, не оставляющая спасителей ни на минуту. Она становится агрессивной. Она идет в наступление. Ее саму не видно, но медовый голос витает под мрачным сводом подземного перехода, расправляет крылья, садится на загривок, липнет к волосам... Бросайте все — все ваши сумки, дела, планы, заботы и горести, детей, мужей, жен, собак — и бегите бегом покупать бальзам Караваева прямо сейчас.
Мос-ква! Зво-нят колокола!
* * *
Блондинка исчезла, теперь на экране морские волки. Теперь мы спасаем тела подводников.
На этот раз все обставлено очень торжественно, красиво и трогательно — с большой государственной заботой и искренним сочувствием. Совсем не так, как два месяца назад, когда подлодка еще только тонула.
Главком ВМФ умоляет водолазов не рисковать. Вдовы дарят им пирог с брусникой. Президент клянется ни за что не прекращать операцию.
Мотив дня: хотят они того или не хотят, но мы спасаем всех.
Объявили тендер с прицелом на будущее: кто дешевле поднимет со дна уже не тела, а целиком всю нашу лодку? Оказалось, бельгийцы. Обойдутся нам очень дешево — на сто тысяч долларов дешевле, чем любая другая фирма.
Телевизор заходится от восторга: эка мы утопили лодку, но не растерялись, а сразу объявили тендер. Ликуйте, граждане: при бельгийском варианте с каждого утонувшего подводника государству выходит экономия почти в тысячу долларов. Выгодно! А если еще высокие правительственные чиновники, участвующие в подписании контракта, из гуманистических соображений возьмут себе не два процента от его суммы, как обычно, а, скажем, всего полтора? Тогда вся операция будет стоить и вовсе копейки. Ну не молодцы мы?..
Мос-ква! Зво-нят колокола!
...Записка, которую нашли у погибшего капитан-лейтенанта Колесникова, — неужели там не было даты? Время — 13 часов и сколько-то минут (неразборчиво написано, как говорит Главком ВМФ) — проставлено дважды. А число или день — ни разу. Странно.
Весь вопрос в том, сколько времени двадцать три человека, собравшиеся в последнем отсеке подлодки, провели там, надеясь, что их все-таки спасут. Два часа? Или два дня? Потому что за два дня их можно было успеть спасти. Если бы, конечно, военные не тянули резину и не врали, а президент не катался бы на водных лыжах, а сразу позвал на помощь иностранных водолазов.
И еще важно, как они погибли. Но про это официальные лица тоже не говорят ни слова. Замерзли? Задохнулись? Или в отсек каким-то образом поступала вода, и они утонули? Потому что “замерзли и задохнулись” свидетельствует о том, что они еще довольно долго были живы. То есть у властей было время, чтоб их спасти.
* * *
Фантастический, но рукотворный кошмар.
Родственников заставили все переживать во второй раз. Вторая смерть за два месяца. И всегда легче думать, что смерть была мгновенной — как про самолет, разбившийся в Аджарии. Да, ужас, конечно, шок, трагедия, непоправимость, но хоть мгновенно, и ты знаешь: он не успел испугаться, он не мучился. Но здесь, когда спустя два черных месяца ты узнаешь, что он еще долгие часы страдал, боялся, ждал смерти и все-таки надеялся, и корчился, задыхаясь, и думал о тебе, и звал, и говорил с тобой, и видеть это каждый раз, как закрываешь глаза, и думать, что его все-таки можно, можно было спасти, но вот эти розовые, отъевшиеся, эти нелюди с государственным мышлением...
Но нет, не надо требовать от них слишком много. Они способны думать только о том, как урвать себе кусок из чужих, незаработанных ими денег. Как “раздербанить бабки”.
Мос-ква! Зво-нят колокола!
Президент еще раз твердо пообещал, что все положенные выплаты непременно будут выданы семьям подводников.
Что касается родственников погибших в авиакатастрофе в Аджарии, то они также получат материальное — что? Даже не знаю, как назвать. Ни “компенсация”, ни “помощь” не подходят по смыслу. Почему-то просится на язык “вознаграждение”.
Мос-ква!
На экране появляется привлекательный мужчина средних лет. Он нервно щелкает выключателем ночника, и свет то гаснет, то снова освещает постель. Мы понимаем, у привлекательного мужчины беда, простатит, он думает, жизнь кончена, уже ничего не поможет, но... вдруг приходит спасение! Волшебное средство — лекарство от простатита! Спальня озаряется солнечным светом, мужчина спасен, он улыбается, как бизон, переселенный из зоопарка в заповедник. Вы поняли, как ему хорошо? Вот то-то. Спасайтесь от простатита прямо сейчас! Бегом бегите в аптеку, и у вас тоже будет девятнадцать детей, молодых спасителей Отечества.
Вам не надо будет волноваться за их будущее. Государство предоставит им все возможности, чтоб спасать Отечество и в Чернобыле, и на подводных лодках, и на военных базах, и в Чечне, и на российско-грузинской границе, где отряды боевиков без конца ходят мимо наших пограничников взад-вперед.
Впрочем, если их не трогать, делать вид, что их не замечаешь, — они пограничников тоже не трогают.
* * *
Не успевает излеченный мужчина исчезнуть с экрана, как его заполняют письма, листы с рукописными стихами и нотными знаками.
Не успевает излеченный мужчина исчезнуть, как экран заполняют письма, конверты, листки с рукописными стихами и нотными знаками. Это граждане, весь трудовой день спасавшие Отечество, рассылают в редакции свои сочинения.
В стране разразился творческий бум. Средства массовой информации завалены шедеврами народного творчества. Кипит, бурлит вдохновение. Те, кто прежде разрабатывал планы спасения и обустройства России, сейчас поделились пополам. Одна половина пишет стихи и песни, посвященные подводной лодке “Курск”. Другая половина сочиняет государственный гимн.
“Я знаю, что мою песню может исполнить только Лариса Долина, — пишет нам уверенная в себе девушка Света из Чертанова. — Посоветуйте, что мне делать дальше”.
Кто бы мне посоветовал, что делать дальше?
Мос-ква! Зво-нят колокола!
