Женщина-режиссер — это редкость. Женщина-режиссер, да еще президент — вообще одна: в начале ноября Алла Сурикова провела в Великом Новгороде фестиваль комедии с бодрым названием “Улыбнись, Россия!”. Комедии надо холить и лелеять, считает президент фестиваля Сурикова, потому что у нас их мало, а жизнь грустна. Режиссеров, снимающих комедии, еще меньше. Вот Алла Ильинична и решила сплотить своих коллег. Сроки фестиваля совпали с двумя радостными событиями: с ее юбилеем и с подписанием указа о присуждении ей звания народной артистки.
— До сих пор я только озвучивала животных в своих фильмах — козу в картинах “Чокнутые” и “Дети понедельника”, попугая в “Человеке с бульвара Капуцинов”; правда, там еще озвучила и человеческую роль — проститутку. Но теперь придется как-то оправдывать звание артистки и сыграть в каком-нибудь эпизоде, поскольку звания народного режиссера у нас нет.
— Почему-то принято считать, что профессия режиссера — мужская профессия. Как вы считаете, в вас есть какие-то мужские качества?
— Профессия не мужская и не женская. Просто профессия. И она требует полной отдачи. Есть профессии, когда ты отработал день, пришел домой, выключил себя из “предыдущей розетки” — и паришь: камин... собака... вино... телевизор... книга... музыка... друзья...
В моей профессии так не получается... А получается — телефон, сценарий, актеры, сроки, деньги и особенно — как, с кем, зачем.
Самые светлые творческие идеи приходят под утро. Надо только не полениться — поднять себя за волосы, чтоб записать. Иначе потом можно “не догнать”. Видимо, потому профессия считается мужской, что у режиссера-мужчины есть жена, которая помогает ему “поддерживать очаг”. А у женщины-режиссера — она же сама себе и жена.
Но в принципе я всегда ощущаю себя женщиной, и мне всегда нравилось, что мужчины мной увлекаются. Когда-то на “Кинотавре” даже дали приз “за мужской характер и женское кокетство”.
— Далеко не каждой женщине придет в голову организовать и “поднять” новый кинофестиваль.
— Придумать его как раз можно по женскому легкомыслию, не понимая, что за этим стоит, а потом уже, когда ты вступил в этот туннель, там нет выхода ни вправо, ни влево, и надо бежать до конца, иначе попадешь под паровоз.
— Ваш муж не жалуется, что редко видит вас?
— Мои мужья не жалуются... Первый дружит с третьим, и оба живут в Америке. Третий не смог приехать на юбилей — прислал первого. Первый был на моем дне рождения с женой от третьего брака, с сыном от второго и с дочкой от первого — то есть с нашей с ним дочкой Кирой. А что видимся редко, так это недостаток, переходящий при определенных обстоятельствах в достоинство — только нежные слова, только взаимное уважение и только теплое ожидание встречи. И никаких тебе “почему не сварила?”, “почему не принес?”. Я живу той жизнью, которую заслужила.
— Всего их было три?
— ...Ну, в общем, да. (После некоторого раздумья.)
— А почему они меняются? Дело в вас или в них?
— Конечно, профессия режиссера накладывает отпечаток, и с женщиной-режиссером жить труднее, чем с нормальной женщиной, которая блюдет очаг. Потому что мой очаг — это кино, и я влюблена в кино. Хотя последний муж помогал мне всегда во всем. Мы с ним познакомились перед картиной “Человек с бульвара Капуцинов”, и он поехал со мной в экспедицию, в Евпаторию. И Андрей Александрович Миронов все время говорил мне: “Значит так! Если вы не выйдете за него замуж, я на нем женюсь!” Он за нами прекрасно ухаживал, завтраки готовил и всячески помогал нам жить. Когда мы уехали, через некоторое время туда прибыл отдыхать мой двоюродный брат с женой. Он остановился в той же гостинице и спросил у горничной: “Здесь кино снималось? А режиссер в этом номере жил?” Она отвечает: “А, такой, с бородой, с ним еще жена была — да, в люксе... в люксе”.
— Вы разделяете мнение, что жизнь слишком длинна для одной любви?
— Смотря что считать любовью. Физиологическая любовь, наверное, умирает. Это, увы, процесс естественный. А человеческие привязанности, общие взгляды на жизнь, душевная близость, терпение друг к другу — все остается. У меня родители вместе с 38-го года. Ссорятся иногда, как молодые, но и жить друг без друга не могут. Если больше 10 минут кто-то кого-то не слышит или не видит, начинается беспокойство.
Для меня идеальная пара — это Софико Чиаурели и Котэ Махарадзе, и еще были Гриша Горин и Любочка. Она должна была прийти ко мне на день рождения, и собиралась, но не смогла. Не научилась еще жить одна...
— Это родители привили вам оптимистичное отношение к жизни?
— Да, они всегда старались “идти по солнечной стороне жизни”, хотя говорят, я была в детстве очень обидчивая. Да я и сейчас обидчивая.
— Не пытаетесь с собой бороться?
— Нет. Некогда. Да и обижаться сейчас тоже некогда. Обиды надо подпитывать, носиться с ними, помнить. Лучше заниматься чем-нибудь другим. Поэтому я быстро отхожу. Я тут пообижалась-пообижалась на одного своего приятеля, по-моему, так долго я ни на кого не обижалась, а потом позвонила ему и говорю: “Устала обижаться, давай дружить заново”. И он, облегченно вздохнув, сказал, что тоже уже жаждет “удочерить” меня снова. Жизнь слишком короткая, и слишком дорого тратить себя на обиды.
— Вы считаете, что жизнь коротка? А мне кажется — такая длинная...
— Проскакивает мгновенно. Длинная она до 5 лет, ну, до 20 — как вам, а потом не успеете оглянуться.
— Но ведь так много всего у вас уже было в жизни: сколько фильмов, сколько мужей, детей, внуков?
— Вот, отметили юбилей, а я думаю: только сейчас бы начать, снимать, любить, жить, веселиться. Мне кажется, только вчера я перешагнула порог “Мосфильма” в первый раз, а сегодня уже звание дают.
— С чем вы подошли к званию? Много ли нажили богатства?
— Пришла ко мне брать интервью такая себе французская “стрекоза” и сказала: “Нам так надоели эти ноющие и плачущие люди! Вас нам рекомендовали как человека жизнерадостного. Расскажите, что хорошего в вашей жизни?”
Ну, тут “вещуньина с похвал вскружилась голова...” Я им — ну шутить, ну рассказывать про то, как все хорошо у меня складывается! А они возьми да и поверь. И абсолютно без всякого юмора — на полном французском серьезе — перевели мои миллионы зрителей в их миллиарды франков. И выходит статья в их “Пари-Матче”: “Пять новых русских миллиардеров делятся секретом своего успеха. Они молоды, длиннозубы. Их бог — доллар”. Там действительно были заметки о пяти преуспевающих в то время бизнесменах. И среди этих бизнесМЭНОВ сижу я, ласточка, в потертом бархатном кресле на фоне старого монитора — и вся такая богатая! Наше телевидение быстро дало эту статейку в свой эфир. И пошли ко мне письма. “Подарите свой автомобиль”, — писал нуждающийся подполковник. “Дайте денег нашему классу на поездку во Францию”, — писали дети. “Тут привезли дешевое золото из Душанбе, выходите покупать”, — звонили какие-то лица приезжей национальности. Я думала, ну, все — опять грабанут.
— А что, до этого уже грабили?
— Грабили. Правда, как сказала Токарева, к тебе залезут — ты будешь переживать, что у тебя взять нечего. Но все-таки нашли. Бабушкины золотые часы взяли, нутриевый полушубок, магнитофон двухкассетный. Тогда это считалось приличным наваром. Бутылку шампанского еще прихватили и скрутили телефон, но, когда поняли, что он разваливается, оставили его в коридоре.
— Вы к этому тоже с юмором отнеслись?
— В первый момент мне не понравилось, что по дому гуляли чужие люди — по дому гуляет казак молодой, — а потом... Нас так долго таскали на допросы и снимали отпечатки всех пальцев, что начальник отделения стал нашим приятелем. Недавно звонил, сообщил, что открыл свое частное сыскное бюро. И предлагал свои услуги. Дай Бог, чтобы не понадобились.
— Как вы считаете, такие потери должны чем-то компенсироваться?
— Ну, разве это потеря — так, мелкие неприятности... Потери — когда близкие люди уходят из жизни...
А когда где-то чего-то минус, то, конечно же, надеешься, что взамен откуда-то что-то — плюс.
— Еще какая-то вера в вас есть?
— Я живу с Богом в душе. У меня свой Бог, который не позволяет мне делать то, за что мне было бы очень стыдно. Но я не люблю никакой ортодоксальности ни в какой религии. Сейчас многие бросились из партийной крайности в религиозную. Я и тогда не была членом партии, и сейчас мне никуда бежать не хочется. Не люблю ходить в строю.
— В чем, по-вашему, самое большое зло?
— В том, что люди не умеют вовремя улыбнуться. Ведь смех снимает агрессию. У меня даже есть такой маленький сценарий мультфильма: идет в жестком военном ритме, с оружием наперевес какая-то армия. Ей навстречу движется другая. Вот-вот они сойдутся в штыковой атаке и перебьют друг друга. По ноге одного солдата ползет муравей. Все выше и выше. Становится невыносимо щекотно. Солдат не выдерживает и начинает смеяться. Смех заразителен. Не понимая, почему он смеется, начинает хохотать рядом идущий, потом следующий, потом еще один. А когда покатываются со смеху трое, начинает смеяться вся армия. Потом смехом заражается уже и армия противника. Все бросают оружие. Оружие складывается в букет, и войны нет.
— Какие у вас сейчас замыслы? Что-то снимаете?
— Замыслов много. Жизни не хватает. Только что, буквально перед фестивалем, закончила съемки 10-серийной картины “Идеальная пара”. Это авантюрно-иронический сериал, в главных ролях Саша Балуев и Алла Клюка. Снимали 100 дней — 10 дней на серию. По нынешним временам это считается очень прилично, потому что в некоторых компаниях дают пять дней на серию или даже три дня. Мне интересно было попробовать себя в сериале.
— Съемки сериала чем-то отличаются от съемок фильма?
— Для меня — нет. Та же ответственность — только денег в десять раз меньше и работы в десять раз больше. Я впервые работала с Людой Максаковой. Год назад на дне рождения Любы Гориной она полушутя спросила, нет ли роли для нее. А у меня осталась одна старуха. Она говорит: “Давай”. Я говорю: “Какая ты старуха, посмотри на себя — молодая, красивая!” Она стала спорить, что играет в театре Пиковую даму, и я согласилась. Сейчас, конечно, не жалею: в ней такой шарм, такая старуха обаятельная, французистая, такая классная мошенница.
— У вас есть любимчики среди актеров?
— В процессе работы тот актер, который на площадке, — самый любимый. Но есть дружбы, которые тянутся. Это Николай Петрович Караченцов, это Леня Ярмольник, Олечка Кабо, Армен Борисович Джигарханян, с которым всегда перезваниваемся по праздникам. Ира Селезнева, которая играла у меня в “Московских каникулах”. Я в чудных отношениях с Володей Ильиным. Практически со всеми, кто у меня снимался.
— У вас такой хороший характер?
— Не могу утверждать на сто процентов. У Энтина есть стихи, которые он написал для моей картины “Искренне ваш”, где Лена Санаева играет Бабу Ягу. Она поет: “Меня вы знаете так слабо, во мне вы видите врага. А я, во-первых, просто баба и только во-вторых — Яга”. В этом смысле, наверное, пересечение со мной есть. Но, конечно, я стараюсь быть комфортной для людей, которые со мной работают. Даже если актер не прав, я стараюсь его защитить и на актерах практически никогда не срываюсь.
— Бывали в вашей жизни такие поступки, за которые вам до сих пор стыдно?
— По отношению к близким. Бывают такие проявления резкости, которые не позволяешь себе с чужими людьми. Потом, конечно, жалеешь. Думаешь: надо было сдержаться. Однажды в Америке на фестивале я жила в доме у одной милой фестивальной дамы. Она была чрезвычайно обходительна, предупредительна и вежлива. Ровный тихий голос, милая улыбка — меня даже укачивало. И вдруг однажды — это был седьмой или восьмой день пребывания — на мой не вовремя заданный вопрос я услышала довольно резкий ответ. Сначала хотела было обидеться, а потом вдруг поняла: я для нее наконец стала своей. А со своими можно не очень церемониться. И стало так легко!
— Мы когда-нибудь дождемся, что Алла Сурикова снимет вдруг не комедию?
— Не дождетесь. Даже если буду снимать трагедию. Ведь в каждой драматической ситуации всегда есть место смешному: то покойник из гроба сползет, то вдове на платье наступят... Мне важно, чтобы зритель уходил из зала с ощущением, что жизнь продолжается. А это ощущение дает только улыбка. Смех наперекор всему.
— Бывают у вас депрессии?
— А как же! Но мне это состояние не очень нравится. Пока удавалось справляться самостоятельно. Я трудоголик. С 1991 по 1995 год у меня были сняты пробы к пяти картинам — и ни одной не запущено в производство. То было время, когда вперед выскочили фильмы “два прихлопа — три выстрела”. И все кино было из трех цветов: чернуха, желтуха, краснуха. А я сняла пробы к исторической мелодраме “Екатерина и Александр. Хроника любви и смерти”, к фильму-мюзиклу “А вот и я”, к новогодней сказке “Только раз бывает в жизни встреча”, к китайско-российской мыльной опере “Сотворение любви”, к снятому вместо меня другим режиссером фильму “Вместо меня”... Как тут не впасть в депрессуху?! А вот так. Эдик Саркисьянц из “Детектив-клуба” подарил мне небольшую цифровую камеру. Этой камерой я сняла документальные фильмы: о Никите Богословском, о клоунах... Без денег. На энтузиазме. Чтоб не сидеть сложа руки. А к этому времени и “Московские каникулы” подоспели.
— Пробы к пяти картинам, которые не утверждают, — это же можно с ума сойти! Как вы это пережили?
— Это достаточно сложное состояние. Но у меня была своя камера, и я снимала бесплатно. В это время Нахабцев тоже сидел без работы. Я уговорила его быть моим оператором, и мы вместе спасались работой.
— Вы способны принять быстрое решение в экстремальной ситуации?
— У меня достаточно хорошая реакция: я люблю настольный теннис, играла в волейбол, который тоже требует подвижности и реакции. До того как поступить на высшие режиссерские курсы, занималась структурной лингвистикой, которая дает возможность выстроить схему того, чем ты занимаешься. И если где-то пробел, схема сама подведет тебя к нему, “подстелет соломки”, поможет сконцентрироваться на ответной реакции. Но это только твоя ответная реакция. И для других твоя схема может оказаться совсем непригодной.
Ну, скажем, смотрю я сейчас материал своего сериала и вижу, как одна актриса в моей блузке, с моей камеей и в моих очках беседует с другой актрисой в других моих очках, в моей кофте, в купленных мною туфлях, с сумкой, подаренной мне дочерью... Я могла бы всего этого не нести на съемочную площадку, меня никто не заставлял. Просто я так отношусь к тому, что делаю. И если на картине нет денег, а я за нее берусь, то я буду в нее вкладывать все, что могу, и заполнять все клеточки привычной для меня схемы — это моя схема! И тогда на фоне черного платья героини вспыхивает желтая лилия — почему? Да просто перед съемкой я успеваю заехать на рынок и купить эти цветы, на всякий случай...
— У вас еще и студенты плюс ко всем вашим нагрузкам?
— Студенты — это завтра. Я не знаю другого способа войти в завтра, как только об руку с молодыми. У нас студия “Позитив-фильм”. И полное самоуправление. Они директорствуют, составляют сметы, приглашают своих и других студентов снимать кино. Когда-то я придумала документальную киноидею: провинциальные музеи России. Она совпала с программой поддержки Фонда Сороса — программы “Культура”. И вот сейчас ребята заканчивают уже седьмую картину. При очень скромном бюджете фильмов — это такое духовное обогащение для молодых людей! Такая школа любви к родине (простите за эти пафосные, но очень искренние слова).
— Вы относите себя к везунчикам?
— К кузнечикам. Каждый человек — кузнечик своего счастья.
