Разговора не получилось. Павел Трофимов был апатичен и вял, реакция его замедленна, ответы односложны.
Он смотрел мимо меня, пустыми, казалось, невидящими глазами.
В углу камеры стоял надзиратель, тихонько похлопывая дубинкой по ладони, — с приговоренными к смерти разрешалось общаться только в присутствии охраны.
Передо мной сидел двадцатидвухлетний парень со скованными наручниками руками.
Ничего не осталось от молодого отморозка, державшего в страхе весь район вокруг завода малолитражных двигателей.
Ночью он с подельниками поджидали припозднившихся прохожих, затаскивая их на пустырь, раздевали, снимали часы, отбирали деньги и убивали заточками.
Потом их повязали опера угрозыска. Следствие, суд, высшая мера четверым, а пятому, как малолетке, десять лет.
Я приехал писать о том, как заводской комсомол упустил пятерых товарищей по ВЛКСМ. Уговорили начальника тюрьмы, вопреки всем правилам, разрешить мне поговорить со смертником.
Но разговора не получилось.
— Все, пора, — сказал старшина-надзиратель, — вы уж извините, но больше он ничего не скажет, боится очень.
Я встал. Надо было что-то сказать Трофимову. Любая форма прощания не соответствовала обстоятельствам нашей встречи.
Поэтому я сказал:
— С наступающим Новым годом.
— Если доживу, — впервые за этот час с надеждой ответил он.
— А куда ты денешься, Трофимов, — усмехнулся старшина. — Кассация твоя в краевом суде, потом в Республиканский пойдет, потом в Верховный СССР. Так что сидеть тебе у нас еще минимум год.
— Год? — радостно переспросил Трофимов.
— Год, год, — ответил старшина и рявкнул: Руки!
Я вышел. В камеру выдвинулся второй надзиратель.
Дежурный офицер провожал меня к начальнику тюрьмы.
— Посмотрите, как мы к Новому году готовимся, — улыбнулся он.
Мы шли по длинному коридору, мимо одинаковых дверей с “кормушками” и глазками “волчков”.
— Тюрьма у нас старая. Бывший каторжный острог. Ее здесь поставили при Александре II.
Мы шли по коридору, в стены которого больше чем за век насмерть впитались запахи параши, плохой пищи и человеческого пота. И горе людское впиталось навечно в эти стены.
Начальника тюрьмы, подполковника Назарова, мы нашли в библиотеке.
Он руководил немного несвойственным его профессии процессом. Под зорким командирским оком зэки из хозобслуги делали новогодние гирлянды.
— Видите, чем приходится заниматься, — странно, одной половиной лица улыбнулся Назаров.
Вторую пересекал рваный шрам от кастета. Давно, когда он был начальником отряда “на зоне”, там начался бунт. “Мужики”, устав от издевательств воров, начали убивать урок. Вот тогда и заработал подполковник “знак мужского отличия”, так называл шрамы наш начальник училища.
P.S.: Подробно этот материал читайте в цветном воскресном выпуске “МК”.
