Красивый жест испанского следователя Бальтасара Гарсона — перевод Гусинского из тюрьмы в условия домашнего ареста — может стоить ему карьеры. Главный прокурор по особо важным делам Эдуардо Фунгариньо опротестовал решение Гарсона. Он назвал действия следователя “нелояльными” и “непрофессиональными”, подчеркивая, что такая спешка “вызывает подозрения”. Впрочем, для карьеры Бальтасара этот штрих — лишь очередное дополнение к его скандальному портрету.
Бывший студент семинарии за небольшой срок заработал себе сомнительную славу борца с самыми знаменитыми преступниками уходящего века. Сомнительную потому, что его “клиенты” — диктаторы, великие злодеи и террористы — после гарсоновских обвинений отделываются легким испугом.
Для нашей Фемиды он пока загадка, хотя “дело Гусинского” — не первый опыт Гарсона в борьбе с “русской мафией”. В послужном списке испанского сыщика — операция по захвату судна, шедшего якобы под российским флагом в районе Канарских островов с десятью тоннами кокаина и двумястами килограммами героина. Это “русское дело” испанского комиссара пришлось на пик популярной тогда борьбы с экспансией восточноевропейского криминала и поэтому получило широкую огласку. Впрочем, когда шум поутих, дело о “русском наркосудне” быстро рассыпалось. Арестованные члены экипажа оказались из разных стран, как говорится, тот еще сброд, и в конце концов министр внутренних дел Испании Хайме Майора Ореху заявил: судно шло под флагом небольшого государства, расположенного на Малых Антильских островах, — Сент-Винсент и Гренадины...
А в юности, надо сказать, Гарсон и не помышлял о судебной карьере. Он готовился посвятить себя служению высоким духовным материям. Шесть лет Бальтасар проучился в семинарии города Хаен, потом поступил в институт Святой Троицы, по окончании которого стал бакалавром богословия. Приблизительно в это время у парня наступил “жизненный кризис”. Гарсон стал метаться от одного рода занятий к другому. Дело дошло даже до медицинского факультета Мадридского университета, куда он подал документы. Однако в последнюю секунду будущий “гроза преступников” перевелся на факультет права того же учебного заведения. И стал в итоге “тем самым Гарсоном”.
Всемирная слава пришла к комиссару после того, как он выступил главным обвинителем по делу экс-диктатора Чили Аугусто Пиночета. Затем он попытался упрятать за решетку 98 высших и полицейских чинов Аргентины, повинных в массовых репрессиях в годы военной диктатуры (1976—1983 гг.). Тогда Гарсон отдал распоряжение о международном розыске и задержании указанных лиц. Обвинительный процесс закончился относительной победой. Подсудимым был вынесен приговор. Большинство обвиняемых обязали выплатить семьям погибших компенсации в размере 200 млн. лир (около 100 тысяч долларов). Однако обвиняемых по ордерам, предъявленным Гарсоном, ему не выдали, комиссару дали понять, что он лезет не в свое дело.
Последним громким “гарсоновским” делом был арест во Франции лидера баскских террористов, главаря группировки ЭТА Игнасио Грасио Арреги по кличке Инаки. Арест человека “номер 1” в ЭТА стал возможен благодаря тесному сотрудничеству между полицией Франции и Испании. На этот раз, что в практике Гарсона случалось нечасто, арестованный сел-таки за решетку и сел прочно.
Активность испанского комиссара в собственной стране куда ниже, чем на мировой арене. Он чуть было не посадил на скамью подсудимых бывшего министра Испании Фелипе Гонсалес, в прошлом — генерального секретаря тамошней социалистической рабочей партии ИСРП. Правда, “чуть” в Испании, как и в России, не считается, дело это, как многие другие, осталось только на бумаге. Диктатор Пиночет, по делу которого Гарсон выступал главным обвинителем, доживает свой век на свободе, бывший аргентинский генерал Суарес Масон, прославившийся зверствами над новорожденными младенцами, сидит под “домашним арестом”. Совсем как Владимир Гусинский, который над младенцами не измывался, а виновен лишь в том, что попал в эпицентр политической борьбы Кремля с олигархами. Судя по тому, каким вырисовывается портрет непримиримого комиссара, Гусинскому повезло — у Гарсона горячее сердце, холодная голова, но при этом неискоренимая привычка упускать с крючка самый ценный улов. Почти вся крупная рыба, которую он брал за жабры до сих пор, нынче приходит в себя либо в нейтральных водах, либо в милых сердцу родных водоемах.
