Впервые после взятия под домашний арест испанским правосудием по “наводке” российской прокуратуры Владимир Гусинский заговорил. Его обширное интервью испанской газете “El Mundo” замечательно по нескольким причинам. Во-первых, выясняется, что пострадал Гусинский прежде всего как защитник чеченского народа. Во-вторых, что когда-то они были с Путиным друзьями. В-третьих, что власть в России уже почти “фашистская”. Вообще по своей резкости это интервью беспрецедентно. Последний раз в таком тоне о Президенте России говорили Хасбулатов и Руцкой в октябре 1993 года. Даже Березовский себе такого не позволял.
“— Как вам живется в окружении полицейских?
— Я (...) считаю, что службы безопасности находятся здесь не для того, чтобы я не сбежал, а чтобы обеспечить мою охрану. И, быть может, настанет день, когда охрану снимут: тогда я буду вынужден усилить собственную службу безопасности. Учитывая события, которые происходят в России, мне будет необходимо это сделать. Однако с испанскими агентами у меня очень хорошие отношения. Они прекрасные ребята.
— Может быть, вы опасаетесь за свою жизнь?
— ...в России есть хорошая поговорка: “Береженого Бог бережет”. МВД занимается откровенным и грубым бандитизмом. Быть может, я ошибаюсь, но я не доверяю российским структурам безопасности.
— Вы считаете себя жертвой политического преследования?
— Несколько дней назад мне позвонил Натан Щаранский и сказал: “В нашем полку прибыло”. Я никогда не был готов к роли политического диссидента, я лишь бизнесмен, привыкший делать деньги. Однако избранный мною в России бизнес оказался весьма своеобразным. Если бы я занялся нефтью, газом или драгоценными металлами, как это делают остальные, то у меня было бы намного больше друзей в правительстве и у меня были бы хорошие отношения с президентом. Занявшись СМИ, я принял переломное решение в своей жизни и допустил серьезную ошибку, которая сейчас дает о себе знать.
Меня преследуют по одной-единственной причине. Правительство публично называет мои СМИ антигосударственными. Если это считать политическим мотивом, тогда ответ на вопрос утвердительный. Однако главная причина преследования заключается в стремлении прибрать к рукам мой холдинг. НТВ является единственным телеканалом, рассказывающим о регионах, где нет отопления и электричества, — вот в чем дело. То, что мы показываем по телевидению, не нравится Путину; ему не нравится, что мы показываем людей, замерзающих от холода. Это вызывает у власти недовольство, и СМИ, рассказывающие об этом, оказываются неугодными (...)
— Как началась война против “Медиа-Моста”?
— Это было в декабре 1999 года. Российское правительство, фактически возглавляемое Путиным, объявило ультиматум 70.000 мирных жителей, остававшихся в Грозном. Им дали 48 часов, чтобы эвакуироваться из чеченской столицы, но, когда женщины, дети и старики пытались это сделать, по ним открывали огонь. Ультиматум был бесчеловечным. Как представитель еврейской нации, пережившей Холокост, я посчитал, что нельзя мириться с тем, что государство практикует геноцид. Я решил позвонить Путину, однако он не захотел со мной разговаривать. Тогда я пошел к Владимиру Рушайло (министру внутренних дел), сославшись на то, что у меня к нему срочное дело. Международная общественность уже была встревожена убийством мирных граждан. Я вошел в его кабинет и сказал: “Если ультиматум будет претворен в жизнь, я тебе советую уйти в отставку. Это будет государственное преступление, и те, кто выполнит подобные приказы, будут военными преступниками”. Он мне ответил, что сообщит об этом российскому президенту, и на следующий день мне перезвонил. “Я передал твои слова Путину. Предпочитаю, чтобы ты не знал, что он ответил. Это наш последний разговор, больше я не смогу с тобой разговаривать”. Это было началом кампании против “Медиа-Моста”.
— Кремль ссылается на то, что речь идет об антитеррористической операции.
— Демократическая страна должна платить цену за то, что считается таковой. Государство, которое начинает войну против собственных граждан, — это преступное, тоталитарное и фашистское государство. Преступление НТВ заключалось в том, что оно показывало то, что происходит в Чечне; и так мы превратились во врагов государства. Это не мои слова, они были произнесены Путиным.
— Больше между Путиным и вами ничего не произошло?
— В его борьбе против меня есть кое-что личное. Когда-то у нас были прекрасные отношения, но теперь он считает меня предателем. Я предатель. Он считает, что я его предал. Путин думает, что государство — это он и что тот, кто его критикует, нападает на государство. Поэтому гадкие СМИ предателя Гусинского являются антигосударственными. Бывший друг стал врагом народа. Однажды после выхода в эфир новой программы “Куклы”, в которой появилась кукла Путина, президент поклялся посадить меня за решетку. (...)
— Что вы говорите сотрудникам своей компании, которые подвергаются преследованиям со стороны Генпрокуратуры?
— Что я им могу сказать? Только то, чтобы они держались, чтобы помнили, кто и почему с нами так поступает. Некоторые меня покинули: одни, чтобы сотрудничать с властью, а другие из страха. Тем не менее есть журналисты, которые понимают, что власть — коварная, преступная, мафиозная и фашистская, но они не боятся. Каждый раз, когда Путин хвастается своей приверженностью демократии, мы показываем истинное лицо страны. Путин лжет. Не только в случае с “Медиа-Мостом”; он врет весь год, с тех пор как пришел к власти.
— Насколько далеко готов пойти Путин?
— Он даже готов пойти на полный развал страны. Существуют социальные законы, которые нельзя отменить, но 150 миллионов граждан рискуют оказаться в стране, где будет править жестокий, фашистский и тоталитарный режим. Не могу сказать, что такова нынешняя ситуация, но Россия движется в этом направлении.
— Считаете ли вы, что с исчезновением “Медиа-Моста” со свободой слова в России будет покончено?
— Пока еще есть надежда. Тем, кто находится у власти, нравится ездить в Европу, ощущать себя членом “большой восьмерки”, поэтому они пока соблюдают внешние приличия. (...)
— Вы возлагаете надежды на испанское правительство?
— ...Понравится это кому или нет, в Испании я могу сказать правду. Это будет неудобная правда для российских властей, но я не буду молчать...”
