Mалява

Когда россиянин прилетает домой из-за границы, он первым делом оказывается в аэропорту “Шереметьево”. Он спускается по лестнице к паспортному контролю, весь радостный и приподнятый: “Ну, здравствуй, Родина!” — и видит огромную толпу, покорно переминающуюся в убогом, полутемном зальчике, которому самое подходящее название — “каменный мешок”.

“Ого, да тут стоять часа полтора!” — деловито отмечает про себя россиянин. Он опытным глазом оценивает очереди, которые тянутся к трем кабинкам с пограничницами (остальные, разумеется, пусты), определяет ту, что вроде покороче, шустро пристраивается в конец, закуривает и оглядывается. Он видит вокруг зеленоватые лица, потухшие усталые глаза, потускневшие одежды. “А где же все то яркое, красочное, веселое и улыбчивое, что несколько часов грузилось в самолет в аэропорту вылета?” — вспоминает россиянин.

Он удивляется минут десять. Или даже пять. А потом у него затекают ноги, он устает, начинает волноваться за встречающих, раздражается, зеленеет лицом, тускнеет одеждой и уже совсем по-иному произносит те же слова: “Ну, здравствуй, Р-р-родина”.

* * *

Те, кто имеет хоть каплю власти, с потрясающей жестокостью относятся к тем, у кого ее нет.

Получая власть, человек моментально становится существом иной породы, суперменом или божеством. Те, над кем он имеет власть, так же стремительно превращаются в тварей дрожащих, бессловесных, с которыми можно делать что угодно. Можно мучить их всячески, заставлять часами стоять в очередях, плясать под дудку, гонять по этажам, вымаливать каждую бумажку, тратить их время, выманивать и просто отбирать деньги, обманывать, издеваться, обзывать, хлопать перед их носами дверью.

И наплевать, что там эти твари про тебя думают, что говорят. Их ропот — не более чем шорох травы. Их слезы — капли дождя. Их упреки — комариные укусы.

Кто станет всерьез воспринимать комара? Прихлопнуть, да и дело с концом.

* * *

Москва, 27 февраля. ИНТЕРФАКС. Находящийся в бруклинской тюрьме государственный секретарь Союза России и Белоруссии Павел Бородин с удовлетворением воспринял известие о намерении нового политического руководства Молдавии присоединиться к российско-белорусскому Союзу.

Пал Палыч передал м а л я в у.

Несмотря на то что он обвиняется в хищении госсредств и взяточничестве; несмотря на то что на его счетах в зарубежных банках обнаружены суммы, сопоставимые с некоторыми статьями бюджета России; несмотря на то что он уже сидит в тюрьме и его не выпускают даже под залог, что прямо свидетельствует о наличии доказательств его вины у следствия;

так вот, несмотря на все это, Пал Палыч отнюдь не умирает от стыда или хотя бы неловкости перед россиянами. Напротив, великодушно уведомляет их о своих удовлетворениях и шлет тюремные малявы, напоминая: “Пал Палыч на пенсию не собирается. Он вами еще поруководит”.

* * *

Порой жестокость власть имущих совершенно бессмысленна. Ты даже не можешь понять, з а ч е м они над тобой измываются. За что — понятно. За то, что ты тварь и не имеешь права. Но з а ч е м? Ведь им-то никакой выгоды нет от того, что ты простоишь в очереди полтора часа, а не десять минут, и устанешь как собака, и будешь чувствовать себя оплеванным.

Любое соприкосновение с властями чревато унижением, потерей сил, времени и припадком бессильной ярости. Обменять квартиру, прописаться, зарегистрировать автомобиль, получить разрешение на строительство бани у себя на участке, провести электричество, забрать из ГАИ отобранные инспектором права, получить справку в поликлинике... Все эти обыденные, житейские задачки должны щелкаться как семечки. Но у нас они превращены в такую муку, что на нее идешь только в случае крайней необходимости — взяв отпуск, сжав зубы и распихав по карманам валидол.

“Стояла в очереди в паспортный стол, — пишет нам читательница Н.Лебедева, — четыре часа за стариком без одной ноги. В темном, узком коридорчике, без окон и без стульев, к маленькому окошку, за которым были и окна, и стулья... Я ненавижу это страшное бесчеловечное государство, в котором природными богатствами кормятся избранные личности. В котором колоссальные средства растворяются в тумане, но подсчитываются копейки от “зайцев”, и нищему, ограбленному в дым населению фискально городят турникеты перед электричками и уже в автобусах.

Я могу описать целый том того, что пришлось претерпеть мне одной. У каждого смертного в нашей стране — свой том”.

* * *

Жилье для военнослужащих — одно из самых больных мест армии. Офицерские семьи десятилетиями живут в общежитиях, принадлежащих даже не Минобороне, а каким-то случайным ведомствам. Живут в тесноте, в домах на снос, в жутких условиях и на птичьих правах. В придачу их без конца пытаются выселить, выключают им свет и газ, жены плачут, офицеры нервничают, бегают по инстанциям, пишут письма президенту, обращаются в военную прокуратуру, в газету и последовательно собирают свои тома унижений.

“У армии нету денег на жилье. Государство не выделяет нам средства на строительство, — жалуется высокое армейское командование и добавляет с многозначительной обидой: — Ну, кто не хочет кормить свою армию, будет кормить чужую”.

Но... не все так плохо на самом деле.

Не далее как пару недель назад начальник строительства и расквартирования войск — заместитель министра обороны РФ генерал А.Косован — тоже обратился с письмом в инстанции:

“В целях упорядочения застройки жилья в г. Москве на земельных участках, занимаемых организациями Минобороны России и их вывода с территории Филевского парка, прошу Вас разрешить строительство жилья по индивидуальным проектам для руководящего состава Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации на земельных участках по Большой Филевской улице, владение 32, строение 1, владение 32а, строение 2, владение 32а, строение 3”.

То есть, как видите, деньги на строительство жилья у Минобороны все-таки имеются. Только тратить их на офицеров никто не собирается. Твари дрожащие отлично обойдутся и комнатой в общаге, а для себя мы построим прекрасные квартиры по индивидуальным проектам, в каких и полагается обитать современным суперменам и божествам. У генерал-полковника Семеныча будет квартира с тремя сортирами, а у генерал-лейтенанта Толяныча — с двумя. И чтоб жить прямо в парке. Чтоб воздух, природа, стадион, река и прочий спорт.

...Сидит такой Семеныч у себя в кабинете на Арбате, важный как индюк. Вся Россия — на плечах. По правую руку — пять телефонов, по левую — телевизор, за спиной — холодильник, и президент на стене висит, из календаря вырезанный. Все у Семеныча есть. Только квартиры по индивидуальному проекту не хватает.

Спроси такого Семеныча: “А не жалко тебе офицерских деток, которые с рождения, как цыгане, кочуют по берлогам, болеют от сквозняков, играют с тараканами, и туалет у них один на пятнадцать семей, в конце коридора?” Семеныч даже не поймет, о ком вы его спрашиваете. Он о них и не думает. Все эти бесквартирные офицеры со своими детками-ублюдками значат для Семеныча не больше, чем шорох травы и капли дождя в Филевском парке.

* * *

Впрочем, офицеры тоже умеют быть бессмысленными и беспощадными. Им только надо дать немного власти, и они с таким упоением набросятся на низших тварей, что даже Семеныч удивится их жестокости. Удивится, но не осудит. Потому что своих — тех, кто власть имеет, — у нас не судят.

Полковнику Буданову, к примеру, по всей видимости, по окончании судебного процесса присвоят звание Героя России, а в будущем, возможно, даже учредят в армии новое воинское звание — “полковник Буданов”.

Будет специальное такое, именное звание. “Подполковнику Иванову за безупречную службу и успехи в наведении конституционного порядка в Чеченской Республике присваивается очередное звание: “полковник Буданов”. Поздравляю вас, товарищ Иванов. Отныне вы полковник Буданов Виктор Петрович Иванов”. — “Спасибо, товарищ Главнокомандующий! Служу Отечеству!”

* * *

Жестокость власть имущих далеко не всегда осуждается самими “дрожащими тварями”, а только когда от нее страдают они сами или их близкие.

Происходит это из-за того, что низшая популяция внутри себя тоже как бы делится на сословия. Свои, чужие, наши, не наши. Вот “чеченское” сословие — это чужие, их можно. А мы свои, нас нельзя.

Почему полковник Буданов не убийца, а герой России? Потому что задушил чеченку. Если бы русскую — тогда другое дело. Тогда бы мы его не одобрили. Но он-то кого душил?.. Вот то-то и оно. И всех бы их туда... Поэтому русская популяция в большинстве своем полковника не винит и в душе даже поддерживает.

Но зверство, жестокость не могут быть выборочными. Они не могут обращаться только на избранные объекты. Либо они не дозволяются в принципе и наказываются в любом случае — либо звериная жестокость превращается в норму поведения, и ее границы определяются только широтой властных полномочий. Чем больше у тебя власти, тем страшнее и изысканнее ты можешь издеваться над теми, кто под тобой.

Если ты допускаешь, что можно задушить чеченскую девушку, — значит, можно запросто прикончить и русскую бабушку. Разницы на самом деле никакой нет. Оправдания всегда найдутся.

* * *

Бабушке было 89 лет, и последние пять она лежала дома, парализованная после инсульта. Однажды днем позвонил начальник отделения милиции и спросил, где ее дочь. “На работе”, — ответила бабушка. “Не ври, твоя дочь — воровка и проститутка, — заорал начальник. — А тебя я вызываю в милицию, и чтоб через пять минут была у меня, старая карга”. Он страшно орал, и бабушка страшно испугалась. Она так испугалась, что от страха с ней случилось чудо. Она каким-то образом сумела встать с постели, одеться и доползти до милиции. Начальник посмотрел на нее и понял, что ошибся. У нее не могло быть двадцатилетней дочери, которую он разыскивал. Он действительно что-то перепутал — то ли телефон, то ли фамилию... “Ладно, иди домой, — буркнул он старухе. — И смотри, никому не рассказывай, что я тебя вызывал”. Бабушка потащилась домой. По дороге ей стало плохо, и она умерла.

Дочь узнала все от соседки, пыталась добиться наказания для начальника милиции, но, разумеется, потерпела поражение.

Своих — не судят.

* * *

Убить русскую бабушку, задушить чеченку, наплевать на бесквартирных офицеров и построить для руководства “индивидуальные проекты”, заставить безногого стоять четыре часа в очереди, установить пенсии в 450 рублей, отключить свет и не отапливать целые районы — все это различные проявления одного и того же. Бесчеловечности и жестокости властей по отношению к тем, кто этой власти лишен. Разделения общества на сверхчеловеков и тварей, которые (как ни удивительно!) сами это разделение во многом поддерживают и приветствуют.

“Может быть, можно как-нибудь поднять вопрос о нашем вопиющем бесправии в стране торжества бюрократии? Когда цена справки, цена зубной пломбы и т.д. никаким боком не привязаны к пенсиям и зарплатам основной массы населения, — спрашивает наша читательница Н.Лебедева. И тут же предлагает рецепт разрешения проблемы: — Если мое отвращение к высоко сидящим толстым задницам использовать в мирных целях — заработает турбина для всех замерзающих в Приморье”.

Научиться использовать свое отвращение в мирных целях и им согреваться — вот, пожалуй, и все, что остается нам в нашей стране.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру