ЧУЖОЙ СРЕДИ СВОИХ

  От этого листочка, исписанного корявым старческим почерком, стало как-то особенно тоскливо на душе.

     “Живу я в коридоре. Сын привел себе женщину, Ирину, и поселил ее дочку в моей комнате. Я — ответственный квартиросъемщик нашей двухкомнатной квартиры, но веду собачий образ жизни. Даже ключа от новой железной двери мне не дают: чтобы попасть к себе домой, я должен ждать, пока кто-нибудь из них придет...”

    

     Дверь в квартиру оказалась распахнутой: миловидная пышнотелая Ирина заносила вещи из коридора, оказавшиеся там по случаю ремонта. Если бы не открытая дверь, в квартиру бы журналиста, наверное, не пустили вовсе. Впрочем, продержаться мне удалось не более пяти минут.

     — Василия Пантелеевича нет, а я не собираюсь разговаривать с вами! — заявила женщина категорично. — Да, его диван стоит в холле. Он сам нам предложил занять его комнату. Нет, мужа вы тут ждать не будете. И не звоните — он с вами тоже разговаривать не станет!

     С каждой секундой лицо Ирины становилось все раздраженней и теряло свою миловидность. Придирчиво рассмотрев удостоверение корреспондента “МК”, женщина отрезала: “Если вы немедленно не уйдете, я вызываю милицию!”

     — Семья Харченко держалась на супруге Василия Пантелеевича, — рассказала соседка. — Мария Степановна была очень энергичной, заботилась о муже: он ведь контуженный, больной и по-детски беспомощный. Она умерла восемь лет назад. Дядя Вася погоревал-погоревал, а потом сошелся с женщиной из нашего же дома. Но и та вскоре умерла. Счастье его, что два года назад познакомился в санатории с Анной Григорьевной, хоть она его поддерживает: то постирает, то звонит мне, чтобы передала дяде Васе, чтоб зашел на обед. А дома дядя Вася лишний, выживают его... Приду с работы, дядя Вася зайдет, чаю попьет. Иной раз покормлю его супом, он радуется горячему — у него даже кастрюли своей нет, все сын Виктор повыбрасывал.

     — Может, Василий Пантелеевич пьет, буянит?

     — Раньше выпивал, но он во хмелю тихий — сразу спать ложился. А теперь, с его болячками да на голодный желудок, ему и 100 грамм много. Жалко старика, не по-людски так с отцом обходиться...

     Мы встретились с Василием Пантелеевичем Харченко на “нейтральной территории” — в квартире Анны Григорьевны.

     — Не думал я, что когда-нибудь доживу до такого: на кухню зайду, включу телевизор, так кто-нибудь из них обязательно выключит. Даже маленькая издевается и пульт отбирает! — горестно вздыхает старик.

     — Василий Пантелеевич, у вас с сыном всегда были такие плохие отношения?

     — Нет, раньше все было отлично. Пока он получал за меня пенсию. Я ведь часто болел, лежал в больнице: ноги у меня с войны прострелены, да и других болячек накопил за годы. Как-то попросил сына: “Купи мне ботинки, мои совсем развалились”. Он деньги с пенсионной книжки снял, да только новых ботинок я так и не увидел. Забрал тогда я у него свою книжку — и с тех пор между нами пошло-поехало...

     — Ирина сказала, что вы сами отдали им комнату.

     — Неправда это! Когда три года назад сын ее привел, попросили меня на три дня уступить свое место девочке. Уступил. Но доживать свой век возле ванны и туалета я не договаривался. Сначала сына добром просил вернуть комнату, потом участкового вызвал. Тот пришел, распорядился мою койку обратно поставить. Только милиционер ушел — сын взял мои вещи и выкинул снова. Я его боюсь, стараюсь поменьше дома бывать... Сколько мне жить-то осталось, что ж меня в могилу подталкивать! Подождал бы уж. И так с весны до осени я на даче у дочки Виктора от первого брака, у Григорьевны вот гостил — дай ей Бог здоровья за ее доброту. Она ведь тоже ветеран войны, помогает мне из жалости, а у самой гипертония, ноги болят.

     Голос старика дрожит, а на глаза набегает предательская слеза.

     — Уже год как в суде мое заявление, чтобы открыли отдельный лицевой счет. Три раза вызывали. Но один раз судья болела, потом сын не являлся. Теперь вот снова на март назначили. Виктор ведь что удумал: паспорт мой прятать. Два раза мне в милиции паспорт восстанавливали. Милиционер сказал: “Если у тебя, дед, и этот паспорт пропадет, больше восстанавливать не будем!”. Я теперь документы у разных людей храню.

     Старого, немощного инвалида войны жалко. В суде меня заверили, что, если Виктор Харченко не явится на заседание в марте, решение по закону будет принято в его отсутствие. Лицевой счет на квартиру скорей всего разделят. Последние свои дни старик проведет, словно на вражеской территории. Чужой среди бывших своих.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру