...Что и говорить, символично оказаться в Берлине в День Победы, с которым, кстати, с утра пораньше не преминул поздравить (по-русски!) гостиничный портье Ханс. А все благодаря Уэйну Гретцки. Великий канадец отправился в столицу объединенной Германии, конечно, не с праздничными целями. Просто решил — по предложению оргкомитета — слегка развеяться, отдохнуть от будней чемпионата. Но меня сразу предупредили: интервью реальнее всего будет взять именно тогда. Ведь в Ганновере вокруг исполнительного директора сборной Канады роится такая толпа журналистов, что, удели он каждому хотя бы пять эксклюзивных минут, не останется времени не то что смотреть хоккей, а даже глотнуть пивка.
Что ж, ради того, чтобы прикоснуться к живой легенде, в Берлин, безусловно, съездить стоит — тем более аккурат 9 мая...
— А вас, мистер Гретцки, Вторая мировая война никак не коснулась?
— Насколько я знаю, никто из нашей семьи не воевал. Хотя мои предки ведь уехали в Канаду с Украины. И кто-то из дальних родственников наверняка пострадал от фашизма... В любом случае война — это ужасно. Ничего хуже нет.
Давно, когда я был молодым, каждое поражение причиняло мне ужасную боль, казалось, что мир вот-вот рухнет, но потом я понял, что есть вещи и поважнее. Например, мир, здоровье твоих близких. А успехи, неудачи — без этого спортивная жизнь не обходится.
— То есть и российской сборной после поражения от вашей канадской дружины отчаиваться не стоило?
— Конечно, нет. Тем более что, во-первых, вы проиграли очень сильной и перспективной команде, созданной с прицелом на Олимпиаду-2002. А во-вторых, чемпионат на этом не закончился. У вас еще есть все шансы (в тот момент, когда передаю эти строки, мы с Гретцки еще не в курсе исхода четвертьфиналов). У вас — неплохой, поверьте мне, коллектив. Хотя и не такого уровня, как в свое время сборная СССР.
— Вы ностальгируете по временам великого противостояния?
— Немножко — да. Мы ведь были врагами только на площадке. А по жизни с тем же Владиславом Третьяком — привет ему! — замечательно общались. В 82-м году я приезжал к нему в гости. Снимали фильм про меня из серии “Чемпионы” — и по сценарию потребовалась наша встреча. Визит организовали на уровне руководства Советского Союза. Помню, подходим к шестиэтажному зданию — и я искренне спрашиваю Владислава: “Это — весь твой дом?”. Он засмеялся: “Что ты!”.
— Эту историю мне Третьяк тоже рассказывал. Поведал, между прочим, и про то, как вы водку стоя пили — за женщин.
— Было дело... — впервые за время интервью Уэйн улыбнулся. И тут же серьезно продолжил: — К тому же в то время у нас имелся дополнительный стимул. Было интересно биться не только за Кубок Стэнли, но и с русскими. У нынешних — этого нет.
— Поэтому вы и ушли?
— Ну сами, наверное, понимаете, что не только поэтому. Мистер, не забывайте: мне уже 40 лет. Поэтому думать о возвращении, как, скажем, Марио Лемьё или моему другу Майклу Джордану (мы с ним, кстати, регулярно играем в гольф), на мой взгляд, просто нелепо...
И мне сразу почему-то вспомнилась песня белорусско-австралийской группы “Би-2”, начинающаяся со слов: “Я не вернусь”. Там ведь есть такие строчки: “Не потерять бы в серебре...”. В самом деле, Гретцки за свою жизнь столько навыигрывал, что возвращаться ради очередной медали — хоть серебряной, хоть даже золотой — ему просто ни к чему. Об этом я ему тоже сказал. Он рассмеялся — и, хлопнув меня по плечу, зашагал прочь.
