— Сейчас программа “Тушите свет” идет без вашего участия, и это уже совсем другая программа.
— Конечно, эта ситуация болезненна для меня, для ребят, которые производят “Тушите свет”. Мы эту ситуацию не создавали, а оказались внутри нее и теперь ощущаем на себе ее последствия. Это как живешь-живешь, у тебя папа, мама, и вдруг в один прекрасный день родители разводятся. Те, кто воспитывался в неполных семьях, знают, что это такое.
— Но вы так отчаянно вместе с Хрюном и Степаном отстаивали интересы Гусинского и нападали на Коха с Йорданом. Теперь вы раскаиваетесь?
— У меня не изменилась точка зрения на эту ситуацию, но раз я остался на НТВ... Вы работаете в “МК”, и было бы странно, если бы вы, печатаясь в этой газете, ругали Гусева.
— То есть вы думали одно, а говорили другое. Произошло раздвоение сознания.
— Я работаю на НТВ со дня основания. За это время мы пережили уход Добродеева. По логике вещей мы все должны были вслед за Добродеевым уйти на РТР?
— В “Тушите свет” вы называли Коха душителем свободы слова.
— Не передергивайте. В данном случае объектом нашей иронии была ситуация, которая сложилась на НТВ, и мне очень жаль, что сейчас этой программы на НТВ нет. Была бы она, я бы ее с удовольствием вел.
— Как вы относитесь к тем журналистам, которые сначала поддерживали Киселева, а потом пошли работать к Йордану?
— Главный грех журналистов в том, что они осуждают своих коллег. Эта заповедь “не суди ближнего своего” для журналиста важней, чем даже “не убий”. Каждый делал свой выбор. В той ситуации я чувствовал себя Григорием Мелеховым. Вот вы бы пошли и спросили у него: “Что ж ты, Григорий, то за белых, то за красных?” А он бы вам сказал: “Вообще-то я Аксинью люблю”. Я хочу заниматься своей профессией, не делать политических деклараций, не призывать людей к светлому будущему, не просвещать. Я не с Кохом и не с Киселевым, а с самим собой и со своими телезрителями. Я никогда не был в партии, не работал в КГБ, не жег партбилет, не раскаивался, не бил себя в грудь, а всегда делал то, что хотел. Команда Киселева — это высокопрофессиональная талантливая команда, но я ей никакой присяги не давал. Я не люблю петь хором.
— Но пришлось же?
— Потому что долг солдата и офицера отстаивать до последнего свой рубеж. Но после того как война закончилась, мне что, в леса уходить, в партизаны?
— Часть людей вслед за Киселевым ушла “в леса”.
— Я не представляю себе существование партизанского телевидения. Я человек консервативный, не люблю менять место работы, просто так получается. В “Московском комсомольце” мечтал работать до конца жизни. Мне уже трудно куда-то уходить, я ведь был почти самый старший по возрасту в команде Киселева.
— Почему вы все-таки не ушли с Киселевым на ТВ-6?
— А куда мне деваться после ТВ-6: на остров Ява уехать, что ли?
— Зачем? Делали бы там свои программы “Тушите свет” и “Старый телевизор”.
— А сколько еще будет жить ТВ-6?
— Вы считаете, что у ТВ-6 скоро появятся такие же проблемы, как у НТВ?
— По-человечески ушедшим коллегам я желаю только стабильности. Но тенденция не внушает оптимизма.
— Вы очень любите жизненный комфорт. И какова цена этого комфорта?
— А вы считаете это комфортом, когда каждый судит тебя вдоль и поперек, а ты на глазах у миллионов принимаешь важнейшие трудные решения, и должен еще объяснять их публично.
— Вы уже слышали в свой адрес обвинения в предательстве?
— Вот и вы туда же. У нас в истории ХХ века было столько предателей, столько врагов народа. Когда же мы отучимся мыслить по-большевистски.
— Когда ситуация развивалась, вам лично звонили Кох, Йордан?
— Да, звонили, и я с ними встречался.
— И они вас убедили остаться на НТВ?
— Нет. Я очень долго принимал решение.
— А как вам господа Кох и Йордан при личном общении?
— Рогов у них нет, копыт я тоже не заметил, серой не пахло.
— Когда вы с Хрюном и Степаном ушли на ТНТ и делали программу на кухне, люди про вас говорили: “Какой он молодец, что не остался”.
— А у меня такое впечатление, что мои зрители меня поняли. Во всяком случае пытаются понять, почему мне, в общем-то, не хочется идти на эшафот и становиться Джордано Бруно.
— А помните, как вы сказали, что даже последняя проститутка не все сделает за деньги?
— В той фразе я подразумевал, что проститутка делает свою работу только согласно обговоренным денежным условиям. И не больше того.
— Как вам сейчас живется без Хрюна и Степана?
— Грустно, но такое у меня уже не в первый раз. А знаете, как тягостно было расставаться со “Времечком”? Там был конфликт продюсера Малкина и творческого человека Новоженова. Это вечная тема. Конфронтация Путина с Гусинским из той же самой оперы. Притом что Гусинского я очень уважаю. А Березовского — нет, поэтому и не ушел на ТВ-6.
— По-моему, Березовский — это хорошая отмазка для тех, кто не хотел уходить вместе с Киселевым...
— Нет. Просто из-за Березовского произошло то, к чему все пришло. Березовский начал информационные войны. Как можно уходить под крыло человека, с подачи которого еще полтора года назад НТВ “мочили” со страшной силой?
— Но теперь Березовский с Гусинским не разлей вода.
— Знаете, в чем разница между мной и Березовским? Березовский — политик, и его действия меняются в зависимости от перемены политической цели. А я бы хотел поменяться, да не могу.
— Вы разве не конъюнктурный человек?
— Не нужно обсуждать, кто куда перешел, лучше поговорить о моих программах — плохие они или хорошие. Могу еще до кучи Шаляпина процитировать. Он говорил, что соловью все равно, откуда петь — с большого дуба или с малого кустика.
— Вам важно работать на крупном федеральном телеканале?
— Да, я не соловей, а лев.
