Просто война

Война с высоты “птичьего полета” представляется или чем-то романтичным, или безумно грязным делом. Лихие рейды по горам, удалые солдаты и заматерелые отцы-командиры, злобные, но гордые чеченцы, сидящие на каждой скале, мародеры, бандиты, свистящие у уха пули, окровавленные бинты, пронзительные крики боли и победы. И судьбы, судьбы, судьбы... Искореженные, надломленные, счастливые, мятущиеся. Ну, в общем, все, как по Толстому в “Казаках”. Каждый второй — Оленин. В принципе все похоже, только жестче...

Ну, что там в Чечне? Чем все закончится и закончится ли вообще? Слышать эти вопросы приходилось десятки, если не сотни раз, но вот ловлю себя на мысли, что ответа на эти вопросы не нахожу. Пытаюсь понять, разгадать и осмыслить, ищу аналогии и сравнения, выслушиваю сотни мнений и рассуждений, но чеченская война остается самой большой загадкой, даже если приблизиться к ней вплотную, на расстояние вытянутой руки. Прогнозы аналитиков — чушь, выдумка. Заявления любой из сторон о контролируемости ситуации вообще полный бред. Война здесь живет как бы сама по себе, по собственным законам и правилам, которые никто никогда не устанавливал и не определял. Просто война...* * *Военная база в Ханкале — кишащий людской муравейник. Сотни врытых в землю палаток, вагончиков, затянутых маскировочными сетями, по периметру окопы, танки, пушки, на бетонной полосе бывшего аэродрома рокочут вертолеты, периодически срывающиеся с места и улетающие в горы — на задание. Хаотично снуют взад-вперед люди в камуфлированной форме, в броуновском движении которых весьма трудно подразумевать некоторую упорядоченность, свойственную военной организации. Но видно, что каждый спешит по делу — праздношатающиеся лишь у будки авиадиспетчера, где сгрудились в ожидании попутного борта на Моздок отпускники и командированные. В скопище различных частей, каждая из которых окружена собственным забором из колючки и имеет разомлевшего от жары солдатика-часового, разобраться практически невозможно — будто собрали в одну кучу строителей Вавилонской башни, не знающих и не понимающих друг друга. Говорят, что, если прожить на Ханкале хотя бы месяц, узнаешь не то что все тропинки и названия воинских частей, каждый чахлый кустик пожухлой травы будет знаком.

— Будто и не улетал никуда, — кряхтит молодой полковник, с которым вместе летели на вертушке, перевозившей раненых из грозненского аэродрома “Северный”. — Полгода здесь не был, но ничего не изменилось. Дежа вю. Чучундрия, одним словом...

Ханкала — это уже война. Не передовая, конечно, даже не ближние ее подступы, скорее, прифронтовая крепость. Здесь не убьют. Но непосредственно отсюда уезжают и улетают туда, где можно поймать пулю. Странное ощущение: вот ты видишь молоденького и совсем как-то не по-военному улыбчивого лейтенанта, жующего сладости возле вагончика-магазина, а назавтра встречаешь его, экипированного уже по-походному, с автоматом и в “разгрузке” (это такой специальный жилет для гранат и патронов) возле вертолета, улетающего в горы. Вернется он обратно или нет — одному богу известно. Назад возвращаются далеко не все...

Здесь, на военной базе в Ханкале, размещаются и командование, и боевые подразделения. Первых, конечно, больше. Вон в тех палатках и фургончиках, над которыми возвышаются антенны и виднеется “тарелка” спутниковой связи, сидит командующий группировки со своим штабом. Там находится мозг всей операции в Чечне — за семью печатями, под строжайшим грифом секретности. Имеющие доступ к “телу” офицеры посмеиваются: что ни новый командующий, так ставит задачу — поймать Хаттаба. Это, оказывается, фенька такая у генералов — каждый мечтает сорвать лавры сокрушителя главного боевика в Чечне, а потому требует у подчиненных рыть землю носом. У военных даже шутка такая появилась — встречая новичков, их с озадаченным видом спрашивают: “Вы тоже приехали Хаттаба ловить?” Те поначалу теряются.

— Как нового командующего назначат — все, пиши пропало, позабудь про сон и отдых, — рассказывал полковник-спецназовец, безвылазно просидевший в Чечне всю первую и вторую войны. — С утра на доклад с отчетом, что делается, чтобы поймать Хаттаба. Всю ночь напролет колдование над картами опять-таки с этой же целью — изловить бородатого гада-иорданца. В течение дня взбучки: что, еще не поймали? Хорошо хоть через пару месяцев этот зуд у генерала проходит, и мы спокойно можем заниматься своей работой... ловим Хаттаба.

Хаттаб, равно как и Басаев с Масхадовым, продолжает шататься по чеченским горам, но генералам здесь исправно присваивают новые звания и награды. Видимо, за ретивость. А еще — за шустрость. Когда в Алхан-Кале уничтожили Арби Бараева (тоже приличная сволочь была, 170 человек убил собственноручно), началась гонка к телефону. Кто вперед доложит. В той знаменитой операции по ликвидации известного полевого командира участвовали практически все силовые ведомства: армия, МВД, ФСБ, ГРУ, внутренние войска. Акцию разрабатывали давно, и Бараева держали на крючке несколько месяцев. У каждого из “силовиков” была своя роль в той операции, умалять которую нельзя. Когда нашли труп, бывшие союзники стали противниками — каждому хотелось засветиться перед президентом с докладом об уничтожении Бараева. Самым шустрым оказался представитель внутренних войск — им и досталась слава.

— Это все, конечно, ерунда с вэвэшниками. Бараева-то мы завалили, — говорили мне офицеры из ФСБ и ГРУ. — Так что все неправильно журналисты написали.

...Труп Арби Бараева был обнаружен спустя почти сутки после известной операции в Алхан-Кале. У него была оторвана нога, на теле имелись множественные огнестрельные ранения. Еще живой полевой командир сумел доползти до соседнего дома, где его спрятали местные жители. Ночью он скончался и был спрятан в сарае в глубокой яме под кучей кирпича. Труп утром во время “зачистки” нашли спецназовцы внутренних войск. Чьи пули попали в тело боевика, криминалисты выяснять не стали. Это так, просто информация к сведению.

Вообще же разногласия между нашими “силовиками” в Чечне давно стали притчей во языцех. В товарищах согласья явно нет — подчиняться друг другу представители различных ведомств не желают категорически. С одной стороны, руководство контртеррористической операцией на Северном Кавказе возложено на ФСБ. С другой — командует объединенной группировкой федеральных войск представитель Минобороны. У внутренних войск — свой командующий, у милиционеров — собственный начальник, Минюст и прокуратура цепко держатся за независимость, военные комендатуры ссылаются на особые полномочия. При этом у каждой структуры имеется свой высокопоставленный генерал, который жизнь положит, но собственной независимости не отдаст ни миллиметра. “Славы хочется, сла-а-а-вы!”

Сейчас у каждого большого начальника есть не только собственный штаб, но и собственный спецназ. Вот эти спецназеры и шлются безжалостно в горы с одной-единственной целью — поймать Хаттаба. Военные над своими коллегами посмеиваются и подтрунивают, но тоже не хотят упустить шанс уничтожить известного боевика.

Давайте на мгновение абстрагируемся и представим: Хаттаба убили. Что-то от этого изменится в Чечне? Ой ли. Зато званий и наград посыплется как из рога изобилия. Впрочем, немало будет и “похоронок”...

В чем-то нынешняя ситуация в Чечне напоминает послевоенные события на Западной Украине, когда шло искоренение бандеровщины. Коренных отличий два: власть и армия действовали тогда жестче по отношению к оуновцам, а мирное население подвергалось мощному идеологическому воздействию.* * *— Летим в Хатуни к Никульникову, — сообщает мой проводник по чеченской командировке. — То, что ты хотел, — самое духовское место.

Хатуни — это горное селение, неподалеку от начала Шаро-Аргунского ущелья. Рядом Улус-Керт и Сельментаузен, где почти полностью полегла год назад 6-я рота Псковской десантной дивизии, вставшая на пути двухтысячного отряда боевиков Хаттаба и Басаева. Николай Сергеевич Никульников — командир 119-го Наро-Фоминского парашютно-десантного полка, который вместе с другими спецчастями “держит” этот район.

— Щас Хаттаба поймаем, — уже приевшейся шуткой сопровождает нашу посадку в “вертушку” мой полковник.

До Хатуни лететь минут двадцать: вся Чечня — это двести на двести километров, тут всюду рукой подать, если, конечно, на вертолете. Но сейчас здесь любая воздушная прогулка — маленький экстремчик, массовый выброс адреналина. Когда “Ми-8” стелется над землей на высоте в десяток метров на равнине, это еще куда ни шло — вероятность, что его прошьет пулеметная очередь или догонит ракета, выпущенная из ПЗРК, невелика. В горах другое дело — каждая соседняя вершина может быть удобной позицией для стрелка. Это чувствуется даже по маневрам вертолетчиков, которые бросают большую и неуклюжую винтокрылую машину из стороны в сторону, чтобы уйти из-под прицела зенитной установки. Кто там может скрываться в “зеленке” — не ясно. Российских позиций не видно, значит, скрываться могут боевики. Ладно — пролетели...

“Вертушка” зависла в метре от земли буквально на мгновение, а потом стремительно ушла в горное ущелье — на борту были сухпайки для армейского спецназа, бродящего где-то по Шаро-Аргуну. Летчики явно нервничали от такого задания — там вторую неделю шел бой.

В Хатуни хорошо. Возле пятачка взлетки плакат, растянутый между столбами, сооруженными из ящиков реактивных снарядов: “Аэропорт Нью-Хатуни. Добро пожаловать”. Это замполит расстарался. Кэп Никульников — душа-человек. Высокий, крепкий русский богатырь, слуга царю, отец солдатам. Его последняя командировка в Чечню затянулась уже на восемь месяцев, но полковник бодр и подтянут, чувство юмора нисколько не утрачено. Заметив мой недоуменный взгляд, обращенный на самодельную деревянную лошадь, стоящую возле палатки-столовой, он поясняет: “Это когда офицер или солдат “белочку поймает” (ну, когда крыша начинает ехать, почти белая горячка), его сажают на этого коня и разрешают скакать до Моздока. Поскачет человек пять—десять минут и успокаивается, дальше служит”.

...В ночь разведрота и батальон никульниковского полка уходили на “зачистку”. Вообще-то армейцы в подобных мероприятиях участия не принимают, они их обеспечивают. На этот раз десантникам нужно было обложить селение со всех сторон блокпостами и засадами, чтобы из него никто не смог выйти. А то ведь как бывает: входят внутренние войска и милиция в село, проверку паспортного режима осуществляют, а в домах никого постороннего уже и нет — ушли дворами в горы. Иди их ищи.

— Боевики постоянно за нами наблюдают с соседних гор, любое перемещение не оставляют без внимания. Но мы их постоянно дурим. То ночью выйдем, то вначале артиллерией ударим и под шумок выдвинемся, — делится опытом ведения войны полковник Никульников.

Вот и на этот раз десантники ушли на блокировку селения ночью и заняли свои позиции еще до рассвета, а уж техника отправилась туда утром, не скрываясь, — дело-то уже сделано, и ни одна живая душа вырваться в горы не сможет. Только в четвертом часу комполка ушел с командного пункта, когда убедился, что задача его подчиненными выполнена.

— Только напрасно все это, — с легким раздражением в голосе бурчит Никульников. — Завтра вряд ли кого там возьмут из боевиков. Почему-почему... Потому что кончается на “у”!

“Чистить” село должны эмвэдэшники, веденская комендатура, минюст и прокуратура. Подтянутся они в лучшем случае к обеду, пройдутся по дворам, проверят паспорта и уберутся восвояси. Глава администрации знает об этом рейде заранее, а это значит, что о нем знают и те, кому об этом знать вовсе и не следовало.

— Вчера была “зачистка” соседнего села, так я шел следом за милиционерами и после них двух чехов вытащил, которые проходят по нашим спискам как боевики, — включается в разговор особист полка. — Они там при встрече обнимаются и целуются, какой прок может быть от такого рейда?

Никульников машет рукой и иронично изрекает, мол, мы-то теперь мирные люди, война объявлена законченной. Армия свою задачу выполнила, теперь она на вспомогательных ролях.

Впрочем, именно армейцы доставляют боевикам больше всего хлопот — в одном из радиоперехватов была, например, такая фраза: “Русские уже достали, не дают шага ступить”. Один из методов войны — “охота на лис”. В ней участвуют рэбовцы (РЭБ — радиоэлектронная борьба) и десантная артиллерия. Вышедшего в эфир боевика пеленгуют с двух точек и выдают точные координаты на артбатарею. Квадрат накрывают из минометов и орудий. Говорят, что эффективность потрясающая. Боевики теперь предпочитают молчать и пользуются своими радиостанциями только в крайних случаях.

— Вот только “сорок первого” не можем достать, — смеется Никульников.

Оказалось, что позывной “41” и у него, и у самого крутого местного полевого командира. Разные только частоты, но чеченцы иногда выходят на десантную волну и ругаются на русского полковника за доставляемые неудобства.

Недавно в эфире объявился новый человек — Умар. Судя по всему, не из местных, но всех боевиков отчитывал с начальственными интонациями в голосе. “Скорее всего это шейх Абу Умар, личный подрывник-диверсант Хаттаба”, — предположили разведчики, которые тут же разработали хитроумный план его уничтожения. К сожалению, раскрывать тайну этой операции нельзя, но поверьте, что она была гениальной — через неделю Умара удалось уничтожить.

— А что, нельзя и остальных главарей уничтожить? — с наивным видом интересуюсь у разведчиков.

— Ну, пойдем с нами, посмотришь, как ловят боевиков.

...Этот одинокий и заброшенный дом на окраине села был местом ночевки боевиков. Здесь, неподалеку от горы Маштак, проходит по дну ущелья тропа, которая выводит прямиком к грузинской границе. Обнаружить ее с воздуха, да и с земли, практически невозможно — ущелье широкое и надежно закрыто зеленым покрывалом леса. Несколько дней назад группа разведки засекла, как перемигивались фонариками боевики из ущелья и кто-то из дома. Поэтому здесь и решили организовать засаду.

— Вряд ли кто сюда теперь придет, — невозмутимо пожевывая травинку, говорит командир группы, подстриженный под ежика Сергей (звание и фамилию разведчики предпочитают не называть), после того как сапер обследовал с миноискателем дом и окрестности. — Нас вычислили еще на дальних подступах.

По его данным, в ближайшем доме живет чеченец, который числится в местном отряде самообороны. Таких обычно боевики, которых в этих краях через одного, сразу убивают, а этот живет, дышит. Странно. Не он ли любит по ночам фонариком мигать?

— Но это не плохо, что они о нас знают. Ночью мы побродим тут в окрестностях, глядишь, кто и попадется, — оптимистично заявляет Сергей, изучая местность в бинокль.

Ночью в горах видимость нулевая, слышимость тоже не ахти — в ста метрах пройдет человек, никто не услышит. Столкнуться можно только лоб в лоб, и тогда исход боя будет зависеть от быстроты реакции — кто быстрее нажмет на курок автомата. Еще можно поставить в ущелье “Охоту” — это такие специальные мины, целая хитроумная система. Весьма эффективная штука. Чуть ближе к вечеру разведчики идут ее устанавливать у подножия Маштака.

Оказалось, что “ловить Хаттаба” и скучно, и опасно. Тут нет погонь и перестрелок, а в засаде можно безрезультатно просидеть и трое, и пятеро суток. Зато в любой момент можно получить пулю снайпера в висок. “У этого леса есть глаза и уши, я это чувствую”, — оглядывая густые заросли, бормотал офицер-разведчик. Оказалось, что предчувствия его не обманули. Буквально через полчаса после того, как разведчики установили на тропе “Охоту”, из ущелья раздался взрыв. Сработало. Еще через полчаса раздалось два взрыва подряд.

— Первым подорвался проводник, — прокомментировал Сергей. — Они осмотрелись, поняли, что людей рядом нет, и полезли его вытаскивать — еще два человека напоролись.

Ошибки быть не могло — “Охота” срабатывает только на человека. И пока не взорвется последняя мина, туда соваться нельзя — сам напорешься. Через какое-то время (механизм устанавливается заранее) сработает самоликвидатор. “Вот тогда и посмотрим, какого хаттаба сегодня завалили”.

Смотреть не хотелось... * * *К войне привыкают быстро. Обустраивается окопно-палаточный быт, налаживается свой маленький мирок, в котором можно найти отдохновение от ратных дел. Даже к рискованным операциям человек привыкает. Здесь другая жизнь, другое ее восприятие. Длинный и однообразный день пролетает как одно мгновение, зато неделя тянется мучительно долго — в мирной же жизни все наоборот, не замечали? Такой вот странный парадокс. Единственное, к чему нельзя привыкнуть на войне, — это к тоске по дому. А еще понять — зачем она, эта война?

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру