Перед входом в школу по моей спине предательским табуном проскакали маленькие перепончатокрылые твари. Еще бы! Мне обещали показать... “прозрачных детей”. Разыгравшаяся фантазия успела набросать с десяток эскизов к роману “Человек-невидимка”, прежде чем дверь школы с легким скрипом отворилась.
Первый же “прозрачный ребенок” чуть не сбил меня с ног.Милости просим к раскладушкеЭксперимент в школе №84 Юго-Восточного округа столицы начался 6 лет назад. Учителя под научным руководством доктора исторических наук Бориса Кирмасова замахнулись — ни много ни мало — на создание собственной эффективной системы воспитания.
На столе у школьного психолога, одного из устроителей эксперимента, Игоря Лобанова аккуратно разложены огромные разноцветные таблицы или, как он сам их любовно называет, раскладушки.
— Ну вот же она, “прозрачность”: все как на ладони! — улыбающийся Лобанов склоняется над “раскладушками”, как полководец над картой грядущего сражения.
Официальное название первой “раскладушки” — “Психологическое сопровождение учебного процесса”, второй — “Психологическое сопровождение воспитательного процесса”. Первая — это вольное переложение хорошо отработанной, но, к сожалению, слишком редко используемой педагогами методики известного психолога Марины Ростиславовны Битяновой. Вторая — ноу-хау Лобанова. Но вместе они как раз представляют собой тот “рентген”, с помощью которого можно сделать “прозрачным” любой класс и невооруженным глазом увидеть (именно увидеть!) проблемы того или иного ученика или класса в целом.
Всего за один урок при помощи специально подготовленных тестов психологи снимают 11 характеристик умственной деятельности школьников. Прелесть этих тестов в том, что, во-первых, на каждый из них тратится не более 40—50 секунд, а во-вторых, снимаемые характеристики никак не связаны со школьной программой и не зависят от успеваемости. За это время проверяется все: зрительная, слуховая память, способности к переключению внимания, концентрации внимания, ассоциативность мышления через зрительный канал и так далее.
Последние три теста отслеживают различного вида логику: транзитивную (умение сравнивать), конструктивную (умение продолжать) и интеллектуальную гибкость — умение обрабатывать сложный массив информации. Затем результаты обрабатываются и составляется так называемый “светофор класса”.
У Лобанова, несколько лет возглавлявшего лабораторию психологов в ЮВАО, собран достаточный статистический материал, чтобы определить границы нормы всех характеристик для округа. Норме присваивается белый цвет. Всем характеристикам, что выше нормы, — теплые цвета (желтый, розовый и красный), всем, что ниже, — холодные (голубой, синий и фиолетовый), и все результаты в виде цветных квадратиков заносятся в сводную таблицу для всего класса. Все. Теперь, глядя на получившийся “светофор”, можно без труда определить, сильный это класс или слабый, ученик хороший или проблемный, и так далее. Светофор, что лежит у Лобанова на столе, пестрит холодными оттенками.
— Слабенький класс, — говорит психолог. — Только вот эта троица выделяется. Видите, какие желтенькие? Тут же можно и посмотреть, за счет чего они желтенькие. Вот этот мальчик “вылезает” в основном за счет зрительной памяти, а этот — за счет интеллектуальной гибкости, приспособленец, значит. Теперь можно давать учителям и родителям рекомендации, как с классом работать. Есть специальные упражнения на развитие тех или иных характеристик. Если плохая слуховая память у девочки, значит, нужно ее развить, хорошая — побольше загрузить, чтобы она не растеряла того, что имеет. Ни учитель, ни родители не всегда могут понять, что происходит с ребенком, но можно посмотреть на светофор, и все сразу станет понятно.Золото в дебряхПсихолог Игорь Лобанов учился на преподавателя математики. После пединститута пошел работать в школу. Проработал недолго — сбежал из школы в театр. Закончил ГИТИС. Двенадцать лет занимался режиссурой. На заре перестройки увлекся психологией. Став психологом, занимался политикой, социологией. Потом, когда в одной школе его дочь, читавшую с 5 лет, читать разучили, вернулся в школу.
На городском конкурсе воспитательных систем он понятным русским языком, без всякой педагогической зауми, рассказывал об уже подзабытых рецептах воспитания, как опытный повар рассказывает о своей стряпне. Получалось вкусно.
— Почему так сложно, — говорил Лобанов, раскладывая перед коллегами разноцветные таблицы, — создавать воспитательную систему? Потому что мы живем в ситуации, когда отсутствует сама концепция такой работы. В наследство от коммунистического воспитания (которое эффективно работало до поры до времени) учителям достались лишь жуткие стереотипы. Этакие аксиомы воспитания, которые на самом деле аксиомами не оказались. С уходом всего этого появилась мысль, что дело школы — обучать, а не воспитывать. Но. Даже такая вещь, как успех в обучении, на 90% зависит от желания ребенка учиться, выражаясь языком психологов, мотивации к обучению. А мотивация — это уже воспитание. Все вертится вокруг него и к нему возвращается. Вернемся и мы.
Долгое время считалось, что достаточно создать школьнику психологически комфортные условия в классе, как у него сразу же появляется желание учиться. Ничего подобного! Сейчас существует большое количество частных школ, сделавших на комфорте акцент. Дети себя чувствуют там прекрасно, но учиться не хотят. Нет внутреннего стимула к саморазвитию — ну недостаточно этих условий, чтобы формировался познавательный интерес. С другой стороны, сейчас есть масса сильных школ, дающих детям очень хорошие знания. Но там, где родительской рукой с ремнем очень умело управляют учителя, тревожность и комфорт в расчет обычно не берут. За такую “методу” ученики расплачиваются задержкой психического развития и нервными расстройствами, что тоже “не фонтан”. Найти золотую середину в дебрях стереотипов архисложно, как и архиважно. Но в 84-й, похоже, нашли.Вверх по лестнице из четырех ступенекВряд ли вы найдете ученика, который будет всерьез спорить с тем, что Волга впадает в Каспийское море, а дважды два — четыре. С обучением проще — есть специальные методики (той же Битяновой), оценки в конце концов. А как оценить воспитание?
Вторая “раскладушка” Лобанова внешне мало отличается от первой — вся в цветных схемах и диаграммах. Уникальность ее в том, что она может использоваться для “просвечивания” всех классов, начиная с первого. Старшеклассников “просветить” проще — для них созданы большие опросники, позволяющие определить такие характеристики воспитательного процесса, как самооценка, например. Но тест на самооценку — это 104 не самых хилых вопроса, на которые может ответить минимум девятиклассник. А как замерить ее у первоклашки?
Проще пареной репы. Лобанов дает задание первокласснику: “Представь себе лестницу из четырех ступенек. А теперь представь своего самого счастливого, как ты считаешь, знакомого. А сейчас самого несчастного. Счастливого поставь на первую ступеньку, несчастного на последнюю и покажи, где ты”. Так снимается замер по ощущению ребенка себя счастливым. То же проделывается и с удачливостью, и с умом, и с красотой, и с силой...
Уникальна методика определения психологической комфортности у тех же первоклашек. Очень аккуратно Лобанов выясняет, какие цвета у ребенка любимые, а какие — нет. А потом предлагает раскрасить, к примеру, понедельник любимыми и нелюбимыми цветами. И сразу становится видно, что происходит с ребенком днем. Утро — желтенькое (любимый цвет), значит, ребеночек — жаворонок. Дальше школа. Математика первый урок — желтый. Нравится считать. Чтение — зеленое, терпеть не может. И так далее.
Одна из главных характеристик — мотивация к учебе, или попросту желание учиться. Задание: ты вышел из школы и увидел, как к тебе подбегает толпа детишек из детского сада: “Нам на следующий год в школу, — говорят они, — расскажи нам, пожалуйста, про эту школу”. И вот один из твоих друзей рассказывает: “Я в школу хожу только потому, что меня мама заставляет”. Другая девочка: “Ну, мне самой интересно учиться”. Третий: “Вообще-то мы в школе так классно на переменах играем”. Четвертый: “Я в школу хожу, потому что я уже взрослый”. Пятый: “Когда я вырасту, смогу быть кем захочу”. А шестой: “Мне приятно в школе, я отличник, я пятерки там получаю”. Как бы ты ответил на их месте? Как бы ты никогда не ответил? С кем ты согласен и не согласен и с кем бы ты хотел дружить? Все. Мотивация определена.
Похожими методами меряется и доброжелательность отдельных учеников и целого класса. Все это красочно оформляется и заносится в таблицы. Затем “паспорта” классов обсуждаются на педсоветах и родительских собраниях (в строго конфиденциальной, чтобы не было травм, форме) и по ним даются рекомендации. Во всем виноваты огурцы!Так иногда бывает. Методика, разработанная под какой-то конкретный эксперимент, иногда перерастает его и становится самоценной. Похожая вещь произошла и с “раскладушками” Лобанова. Изучение результатов исследований натолкнуло экспериментаторов на такие крамольные мысли, от которых у учителей-консерваторов волосы встают дыбом.
Первый вывод, который сам собой напрашивается при виде пестрых сине-желтых паспортов классов: классы нужно формировать по уровню знаний учеников. Творческие учителя, которые работают с разноуровневыми классами, в восторге от того, что они имеют. Но основная серая учительская масса идею переформирования классов встречает в штыки.
— Происходит это потому, — говорит Лобанов, — что в школе до сих пор господствует жуткая “теория соленых огурцов”, которая гласит: если в классе сильные, средние и слабые ученики, то слабым учиться легче, потому что есть перед глазами образец. Почему “соленых огурцов”? Мне один опытный педагог рассказывал: “Когда я засаливаю огурцы, они могут быть хорошими или плохими. Но хорошие огурцы дают хороший рассол, и даже тот огурчик, который неважный, как-то напитается”. Вот это чушь собачья! Потому что каждый учится индивидуально. И этот ребенок, — Лобанов тычет пальцем в синий квадратик, — Гусейнов, учится в силу своих природных особенностей. Вот у него плохо с русским языком. И посади ты его в класс к одним отличникам. Без специальной программы по русскому языку... Чему он научится? Никто не хочет понимать очевидного: сегодняшняя общеобразовательная школа не ставит себе целью эффективность образования.
Все негативные моменты разделения классов по уровню легко купируются. Противники разделения говорят о комплексах, которые оно якобы может насадить в учениках. А в 84-й говорят, что это не так. Там взяли и вместо А, Б и В обозвали классы математическими, гуманитарными и экологическими. Где комплексы? А еще говорят, что переформирование сложившихся классов тоже плохо влияет на учеников. Они теряют товарищей, их вырывают из привычного круга общения. Что в этом хорошего? Встречный вопрос: а что плохого? Плохо, когда в новом классе дети испытывают психологический дискомфорт. Но и он легко устраняется под руководством психолога и педагогов. В 84-й, к примеру, проводят для детей большую специально разработанную игру, направленную на сплочение новых школьных коллективов. Другое дело, что мало кому из педагогов хочется этим заниматься. Куда проще прославлять соленые огурцы и стоять на месте.
— Людям, которые привыкли работать на автомате, это все как бы ни к чему, — сетует Лобанов. — “Я вот как давал закон Архимеда, так и буду давать. Я учитель высшей категории и не собираюсь менять свои методы работы”. Я же просто знаю, куда учителя надо направить, на что обратить его внимание, а это, — Лобанов машет на свои “раскладушки” — не более чем средство воздействия. Прозрачность класса — это иллюзия, но иллюзия, которая помогает двигаться нам, психологам и учителям, в нужном направлении.
