...Было это давно, когда мы с Иркой еще в школе учились. Славно отдохнув на каникулах в Адлере, намылились домой. На вокзал явились часа за полтора, решив проявить предусмотрительность. Эта-то предусмотрительность нас и подвела. Только мы собрались затариться на дорогу газировкой, как голос из репродуктора сообщил: “Поезд N следованием Адлер—Москва отправляется со второго пути через пятнадцать минут”. Это был наш поезд... Мы с подружкой в недоумении переглянулись, однако подхватили вещички и заспешили на платформу. Так как нас терзали сомнения, мы пристрастно расспросили проводницу, действительно ли это тот поезд и почему он отходит на полтора часа раньше? Проводница подтвердила, что поезд тот, но почему произошел сдвиг в графике, она не знала.
...Мы обосновались в нашем купе, втайне радуясь, что случайно нас не постигнет незавидная участь опоздавших. Поезд тем временем заполняли такие же ранние пташки, которых, однако, оказалось немного. Ввиду обилия незанятых мест практичные проводники подсадили несколько страждущих безбилетников.
Поезд тронулся, мы с Иркой расслабленно созерцали проплывающий за окном южный пейзаж. В Сочи, куда поезд пришел с большим опережением графика, пассажиров опять село немного. При этом на перроне объявились “счастливчики”, у которых имелись билеты в 17-й вагон при том, что последним вагоном в составе был наш, 16-й. Бедняги в растерянности носились с вещами вдоль состава, пытаясь отыскать свой несуществующий вагон. В результате сжалившиеся проводники разместили всех на свободных местах в других вагонах.
Нашу с Иркой безмятежность как рукой сняло на подступах к Туапсе. Бригадир получил по рации сообщение, что поезд, в котором мы едем, на самом деле вовсе не поезд N, а спецсостав для перевозки детей из трудового лагеря в Туапсе. А это означало, что по прибытию в Туапсе нас как “незаконных” пассажиров “попросят”. Выяснилось также, что “нормальный” N вышел из Адлера по графику и следует за нами. Однако, связавшись по рации, бригадир узнал, что свободных мест в поезде N уже, разумеется, нет.
Прикинув обстановку, мы с Иркой решили не сдаваться и поезд не покидать. Забаррикадировавшись в купе, мы наблюдали за шумной посадкой в вагон почерневших от загара и совершенно одичавших за лето подростков. К нашему счастью, места им хватило в пятнадцати вагонах, пассажиров которых и высадили на раскаленный от солнца туапсинский перрон. Несчастные провожали нас тоскливыми взглядами.
В Белгороде наш поезд был настигнут своим двойником. И тут началось... На очередной станции наш поезд объявляли то “спецсоставом с детьми”, то “поездом N”. Тут же прибывал второй N, что вносило сумятицу в ряды встречающих. Дальше — больше. После узловой станции наш преследователь обогнал нас. Потом — мы его, потом — опять наоборот. Пассажиры многострадального 16-го вагона, сплотившись в едином порыве, горячо следили за этим необычным “соревнованием”.
Но чем ближе подъезжали мы к Москве, тем настойчивее меня терзала беспокойная мысль. Я представила, что будет с родителями, если “соперник” прибудет на вокзал первым. Вообразить себе реакцию встречающих родителей, не обнаруживших нас в поезде, было страшно — мы пребывали в весьма юном возрасте, и это была наша первая самостоятельная поездка.
...Наш поезд подкатил к Москве первым, аж на три минуты раньше своего двойника. Объявлен он был как “спецсостав с детьми”, а N подали на соседний путь. Желая избавить предков от моральной травмы, мы выскочили из вагона первыми и с сумками и чемоданами, расталкивая толпу мамаш и папаш, встречающих своих чад, рысью понеслись на соседнюю платформу. Родители были там. Я подбежала сзади и положила руку маме на плечо в тот момент, когда наш N вплывал под козырек вокзала...
...Всякий раз, когда я хочу представить себе крайнюю степень человеческого удивления, вспоминаю глаза моей мамы на вокзале...
М.А.ЛЕВИНА, г. Москва.
