Нью-йоркцы, как и москвичи, повернутые на погоде (брать зонтик — не брать зонтик?), день теперь начинают с транспортных сводок: какие мосты и тоннели закрыты, по каким окольным путям-дорогам пробираться на службу. Открыли Нью-Джерси — закрыли Бруклин, Бронкс открыт, но нам туда не надо, аэропорты приоткрыли, но вскоре опять задраили: взяли пятерых арабов с ножами и фиктивными документами. Короче, выезжаешь — по телевизору сообщили: ваш мост в Манхэттен свободен, натыкаешься на радио в машине — мост успели закрыть, зато есть шанс прорваться через тоннель...
Прорвались — и в офисе “Московского комсомольца” на Тайм Сквер зазвонил телефон: у вас под боком бомба — эвакуация. Слово настолько нынче обиходное, что действия следуют адекватные — уходим. Бомба — ложь, но в ней намек: звонки о якобы подложенных снарядах стали расхожей деталью американского народного юмора. Взрывоопасные шутки эти после того, как двух небоскребов не стало, а страх остался, звучат особенно по-дурацки, а на нервы действуют прилично. После таких юморесок вчера мигом обезлюдели небоскребы страхового гиганта — компании “Пруденшиал”, а сегодня на берегу другого океана, в Сан-Диего, в знаменитом зоопарке остались только звери: людям вход воспрещен!
Из достоверных источников известно, что и забор пробы из источников водоснабжения Нью-Йорка проводится каждый час: слух о возможном отравлении их пронесся по городу в первый же день атаки с воздуха.
И питьевая вода раскупается пуще прежнего. Усилены меры безопасности в Форт-Детрике — там главная военная лаборатория бактериологического оружия.
Снова закрыли Холланд Танел, зато по Линкольну открыли движение в обе стороны, а почему дымится Квинсборо-бридж, так и не известно. Никаких пояснений со стороны городских властей. Это всегда дает массу пищи для слухов и вымыслов. Сказали вдруг, что эвакуируются три квартала подле Пенн-стэйшн — этой железнодорожной артерии, связывающей Нью-Йорк со страной. К счастью, тревога оказалась ложной. Как и о бомбах, якобы подложенных в Empire State Building, Grand-Central и Bus Terminal.
— Сколько раз за сегодня срабатывал ложный сигнал тревоги? — поинтересовался я в мэрии.
— Не раз, — уклончиво, но ясно ответили мне.
Эпидемия ложных бомб приняла такие масштабы, что мэр Нью-Йорка Джулиани к полудню официально предупредил: юморных будем сажать безжалостно. Вообще-то, в наше здание и после беды можно пронести любую бомбу. Хоть атомную...* * *Как день начался, так и тянулся: редкое счастье перемежалось частым горем. Вот обезумевшая женщина трясет над головой бумажкой: компьютер в центре, расквартированном в здании Армии спасения на Легсингтон авеню Манхэттена, объявил ей о том, о чем она молила Бога, — брат жив! Осталось отыскать его по госпиталям, набитым ранеными.
Горе выстроилось в очередь. У него разноцветная кожа и разный разрез глаз, ему все возрасты покорны, и говорит оно на разных языках. Боже, сделай так, чтобы я не услышал здесь русскую речь! Не сделал... Среди сотен фотографий, развешанных на заборе, стенах, почтовых ящиках — с детьми, у елки, всей семьей, в обнимку с девушкой, — мелькают и наши — Геннадий Боярский, 35 лет, работал на 94-м этаже ВТЦ, Марина Герцберг... А люди цепляют, где могут, все новые и новые карточки из семейных альбомов. Кто мог подумать, что этим пляжным снимкам достанется нести такую страшную службу... Что под ними кто-то будет писать особые приметы: татуировка, размер груди, цвет бюстгальтера, кресты, шрамы, бриллиантовые серьги — все теперь там, откуда ветром разносится по раненому Манхэттену нестерпимый запах пыли и то ли жженых волос, то ли разлагающихся трупов. Так пахнет смерть, когда ее много.
Возле старинного здания, опоясанного молчащей людской цепью, ее столько, что тошнит, режет глаза, и многие надевают маски. Их раздают. Как и еду-питье: бутерброды, фрукты, вафли, шоколад. Здесь все бесплатно. Даже сканирование фотографий самых близких людей, однажды мирным днем не вернувшихся с работы. А родные и близкие под таблетки один за другим заполняют анкеты, получают номер — право войти внутрь здания, где одних ожидает радость, большинство — горе. Счастливых номеров в этой лотерее так мало...
Ищут и ждут не только родные и близкие. Ищут своих полицейские, ищут коллег пожарники. Компании, квартировавшие в “близнецах”, разыскивают пропавших работников. Я обзвонил лишь несколько из них — кошмар! Только в трех финансовых работало 1400 человек. В страховой компании “Марш и Макленан” ответили: не досчитываемся шестисот из 1700 работников. Компания “Кантор Фицджеральд” потеряла 730 человек из тысячи...
В Америке отряды пожарных называются “Ladder”. “Лестница–1”, “Лестницы” — 10, 14... Не стало многих “Лестниц”, погребены под руинами члены экипажей, машины. Не состояться объявленному боксерскому поединку “Славнейших” и “Храбрейших”, как называют жители Нью-Йорка пожарных и полицейских. Копов тоже полегло немало.
Из-под земли показалась первая нога. И... тяжелое молчание отчаянно копающего спасателя: владельца ее нигде нет...
Падает в обморок, глянув на себя в зеркальце, молоденькая негритянка. И никто не берется сказать ей, что до свадьбы заживет. Безостановочно набирает номер по сотовому телефону пожарный: его брат одним из первых ворвался в горящее здание. Нет ответа...
Чудеса, конечно же, бывают на свете.
По грудь прижало осевшей землей копа, оставив ему единственный шанс на спасение: свободную руку. Он видел спасателей и сорвал голос, призывая их на помощь: все вокруг громыхало, звенело, трещало — его просто не могли услышать. И он принялся махать рукой. Заметили!
Так было в первые два дня, на третий, когда шансы найти живых свелись к минимуму, произошло новое чудо. Спасатели, отправившие грузовиками уже 600000 тонн завала, наткнулись у подступов к башне-1 на машину Chevy Suburban. Каково же было их изумление, когда, открыв дверку, они нашли живых пожарных! Больше того, двое из них сами пошли по расчищенному коридору, а затем к ним присоединился и третий. Всего в этот день нашли живыми пятерых. Первой их просьбой было не попить, не закурить — дать позвонить родным.
...И вновь ожила надежда...
От всего этого может свихнуться и совершенно здоровый человек. И психические расстройства по своим последствиям будут явно страшнее увечий. Есть сообщения, что, не веря в возвращение отцов, сыновей, братьев, сестер, дочерей, кто-то пытался покончить жизнь самоубийством. Не выдерживают нервного напряжения спасатели, то и дело достающие людей по частям, в истерике рыщут по клиникам родные тех, кто пропал без вести. А те, кто служил в ВТЦ, кого несла вниз по лестнице плотная толпа, игнорирующая трупы и мольбы о помощи, ступающая в лужи крови и натыкающаяся на оторванные конечности? А женщина, выпрыгнувшая из остановившегося между этажами горящего лифта и переломавшая ребра в 5-метровом прыжке на дно шахты?
Не случайно в центре Манхэттена открыли специальный пункт психологической реабилитации. Манхэттен к югу от 14-ой стрит полностью эвакуирован и закрыт для всех, не занятых непосредственно спасательными работами. Представителей прессы пускают выборочно.
Телефонные линии беспрестанно заняты: звонят по номерам, предоставленным для разыскивающих пропавших “Красным Крестом” и отдельными компаниями, обитавшими в ВТЦ, специальные каналы связи установили для родственников полицейских и пожарных, созданы справочные бюро во всех госпиталях, принявших пострадавших, в моргах и анатомикумах.
Просят звонить им сотрудники медицинских центров “Линкольн” и “Mental Health” (“Душевного здоровья”), Кризисного центра клиники “Сент-Винсент”, старающиеся помочь людям, находящимся в стрессовом состоянии.* * *Прессу на Легсингтон авеню поставили на место: отвели ей огражденный угол наискосок от входа. Снимать с других точек — нельзя, на интервью в толпе — запрет. С началом поисковых работ и разбора 60-метрового холма, в который превратились “близнецы”, значительно расширилась зона отчуждения, вход в которую — только специалистам. Раскопки, отправка трупов, морг, в который поступают на опознание тела и части тел — на все табу. Госпитали — под охраной. Размечтавшаяся снимать для истории все и вся телефотобратия ищет окольные подходы.
К середине дня мэр города Рудольф Джулиани сообщил: 35 трупов опознаны, из отрытых — 47 целых тел, очень много — разорванных на куски. Все до единой части тела, каждый найденный фрагмент пройдет ДНК-тест, чтобы опознание стало стопроцентным. Когда я уходил с Легсингтон авеню, в компьютерах Армии спасения число зарегистрированных пропавших без вести приблизилось к 5000, что уже больше, чем погибших в Перл-Харборе и на “Титанике” вместе взятых (2390 и 1500 соответственно). Но город уже заготовил 30000 специальных мешков для транспортировки трупов и частей тел.
Выбравшись, сажусь почистить проржавевшие насквозь ботинки, — с негром-чистильщиком мы знакомы.
— Раньше я всегда смотрел на землю, там — мой бизнес, — говорит он мне. — Теперь все чаще на небо — оттуда пришел Дьявол.
Бизнес у него, конечно, пошел в гору — вокруг пыль, грязь.
Еще один бизнес, который прежде не знал такого расцвета, — продажа национальных флагов. Флаги везде — на домах, машинах, в руках и на голове в виде бейсболок. Один молодой нью-йоркский флаготорговец в третьем поколении сообщил дедушке-флаготорговцу, что за день сбыл 25000 флажков — дедушка столько за год не продавал.
Флаг работает и в царстве ужаса: из-под завала выносят труп, завернутый в американский стяг. Когда спасатели выносят флаг, который, предположительно, реял над “близнецами”, ему салютуют. * * *К пяти часам вечера возвращаемся на Легсингтон: должен приехать Билл Клинтон. Его встречают слезами и фотографиями пропавших, будто он не бывший президент, а настоящий бог — спасет, поможет. Но он может только утешить. Клинтон с дочерью Челси попадает в толпу. Ему кричат: “Спасите наших детей!”. Его просят: “Вернитесь в президенты”. Ему советуют: “Покажи, что надо делать, Билл”. А некоторые спрашивают: “Билл, а где Моника?”. На любопытных ни Билл, ни любящий его народ не обращают никакого внимания.
Экс-президент обнимает плачущих матерей, а из толпы ему зачем-то тянут бутерброд — из тех, что раздают уставшим ждать очередникам. Клинтон бутерброд берет, но заботливая Челси незаметно у папы его забирает и неброско передает широкоплечему человеку в черных очках. Клинтон отвечает на вопросы.
— Господин Клинтон, — представляюсь я, вынырнув из-под руки охранника, — я из российской газеты...
— Какой?
— Название у нее длинное — “Московский комсомолец”, но тираж еще больше. Скажите, могла бы, по-вашему, Россия помочь Америке в сложившейся ситуации?
Билл, словно я друг ему, а не зануда репортерская, берет мою руку в свою. В такой неожиданной для меня позе и общаемся. Он отвечает не только мне — на публику. В том, что, конечно, могла бы, Клинтон не сомневается. Потому что терроризм достал всех. И Россию, и Штаты. Он говорит, что надо выяснить, откуда пришла беда на американскую землю, и тогда... Тем более что между нами есть договор... Тем более, что у России есть богатый опыт... И мы оба понимаем, что речь об афганском опыте... Словом, он, Билл Клинтон, уверен, что Владимир Путин, конечно же, “will be supportive”, окажет то есть поддержку. А вообще-то, он, Клинтон, удивлен, что на его частной встрече с попавшими в беду согражданами оказались российские журналисты.
Пора в редакцию, в Москве уж утро, и мусульманин, отмолившись, надеюсь, спит. Ночной Манхэттен беспокоят тревожные сирены, а копы обнюхивают брошенные торговцами коробки. Никогда я прежде не видел в Манхэттене, деловом и спешащем, столько читателей, изучающих бегущие по макушкам зданий строки. Американец, остановившийся по пути на работу, — новый американец. Раньше он разглядывал разве что меняющиеся гигантские рекламные щиты. Сегодня их никто не меняет, и народ вникает в электрическое слово. В бегущих газетах новости освежаются с бешеной частотой: Буш назвал теракт первой войной XXI века, рухнуло 53-этажное здание на Либерти, 1, в Пентагоне погибло 190 человек, 70 трупов нашли, порядка 50 человек причастны к теракту, на бортах четырех самолетов было 18 террористов, завтра школы будут работать, футбола и бейсбола в выходные не будет, как и торгов на Уолл-стрит: биржа закрыта предположительно до пятницы, даже в конце Второй мировой войны она не работала только два дня, а недельный рекорд бездействия установила во время знаменитого падения в 1929 году, страховые эксперты считают, что воздушная атака станет самым дорогим терактом в мировой истории и обойдется Америке от 5 до 25 миллиардов долларов...
Деньги найдутся — людей не вернуть. Осторожно работает тяжелая техника возле завалов. Шныряют, принюхиваясь, немецкие овчарки и голден ретриверы. И садятся — копайте здесь. Пес не ошибся! Спасатели добираются до цели — и рухнула очередная чья-то надежда: в руках у мертвого человека зажат мобильный телефон — не успел, не сумел, не дозвонился...
И все-таки день начинался с удачи — ей и закончился. К полуночи сквозь кордон охраны прорывается жена одного из пропавших полицейских с невероятной новостью: муж только что дозвонился оттуда, по мобильному, их там десять человек, и все живы! “Только бы не было дождя!” — молят спасатели. Дождь — помеха работающим, вода ускорит разложение мертвых и отнимет шансы у пока еще живых.
В час ночи хлынул ливень...
