Правильно все-таки говорили мудрецы, что время над человеком не властно. Ибо каждый прожитый год прибавляет нам мудрости. А если человек по сути своей активный, или, как говорят на Руси, неугомонный, то каждый прожитый год становится для него еще и стартовой площадкой для свершения новых дел и задумок. К таким людям относится и генеральный директор Центра эндохирургии и литотрипсии Александр БРОНШТЕЙН. Ему сегодня исполняется 63 года. Поздравляем!
— Как вы считаете, насколько защищены пациенты в нашем здравоохранении?
— К сожалению, наш пациент не защищен. В этом смысле в Америке и в любой другой стране настолько отработаны законы, что они защищают права пациента. И врач там дорого платит за свои ошибки. Не дай бог неправильно проведет операцию, не тот орган отрежет. Такое тоже случается, хотя и редко. Ему такой счет выставят, что мало не покажется. У нас в России еще этого нет. Но должно быть обязательно.
Я как руководитель негосударственного учреждения могу сказать, что некоторые наши пациенты начали разговаривать с нами только в присутствии адвоката. И это, наверное, правильно. Каждый медицинский работник должен вести себя по закону и должен знать, что будет наказан. В Америке за это наказывают строго — многомиллионные штрафы платят.
— Были такие случаи, когда ваши пациенты, недовольные лечением, выигрывали тяжбу?
— Да, такие случаи были. Случались диагностические ошибки наших врачей. И мы за них платили. К счастью для нас, это были не очень большие штрафы...
— А почему не сам врач из своего кармана платил?
— А он потом выплачивал эти деньги из своей зарплаты постепенно. И у нас есть такая практика, она уже работает: ошибся — расплатись за свою ошибку. Конечно, эта ошибка неумышленная. За это, я считаю, сажать нельзя. Но деньгами наказать нужно.
— В городском здравоохранении такое бывает?
— Пока такого нет. Но это будет. Мы к этому идем. И это должно быть. Потому что у нас есть вопиющие случаи. Когда лежит больной, а к нему доктор не подходит час, два, три — не обращает внимания. За это надо наказывать.
— В частных клиниках такое исключено?
— Я скажу сейчас парадоксальную вещь. Частная медицина, как медицина альтернативная, может развиваться только в небогатой стране. В каковой, к сожалению, мы и живем. Ведь что такое частная клиника? Отработал доктор у меня в центре, а потом он идет работать в городскую больницу. Это тот же самый врач. И частная клиника по большому счету существует для того, чтобы в ней у больного был лишний унитаз, душ, телефон и факс. Вот за что ты платишь. За то, чего нет в городской больнице. В богатой стране все это есть, а затраты на твое лечение покрывает медицинская страховка. Там частные клиники не нужны. А они есть только потому, что любой человек с достатком может захотеть какие-то удивительные зубы, или необыкновенные глаза, или чтобы ему нос греческий сделали. Это все в страховку не входит.
— Но я думаю, что дело не только в унитазах, но и в высоких технологиях, которые в России в частных центрах внедряются быстрее, чем в городском здравоохранении...
— И это тоже по-нашему, по-российски. Развитие учреждения такого, как наше, возможно в условиях медицины, которую я могу противопоставить государственному здравоохранению. Например, эндоваскулярная кардиология. У нас она очень сильная. На очень высоком уровне развита эндоскопическая хирургия: гинекология, урология, нейрохирургия... И так далее.
— А когда все это появится в городских больницах...
— Тогда частная медицина начнет потихоньку отмирать.
— И что вы тогда будете делать?
— Ну... На мой век дел хватит. И даже, может быть, на век моих детей. Вот если завтра я проснусь и окажется, что в наших больницах есть все: и еда, и миска, и постельное белье, и больной всем обеспечен, тогда... Я обязательно что-нибудь придумаю. И все равно это будет альтернативой. Это будет что-нибудь такое хитрое, чего не будет хватать в государственном здравоохранении... Есть же уникальные вещи по трансплантации. Их страховка не покрывает даже на Западе. Ни тазобедренных суставов, ни локтевых, ни коленных — никаких. Это очень дорого. Также не покрывает страховка и открытые операции на сердце. Микрохирургия очень дорогая. И я считаю, она тоже всегда будет в частном секторе. А кроме того, в любой стране есть прослойка богатых людей, которая всегда будет хотеть жить отдельно...
— Но ваша клиника сейчас работает не только на богатых людей...
— Она доступна нарождающемуся среднему классу. Мы проводили исследование. Люди с доходом в 5—6 тысяч рублей могут пользоваться нашими услугами. Им это по карману. Как сказала мне женщина, которая сделала у нас гинекологическую эндоскопическую операцию, она не поехала в Анталию и не купила новые обои, и на эти деньги прооперировалась у нас. И осталась очень довольна. Потому что получила квалифицированную и качественную медицинскую помощь. Она знает, что сделала операцию один раз, и больше к врачу не придет. А не так, как у нас часто бывает — по двадцать раз потом к доктору ходишь.
— Александр Семенович, сколько лет я вас знаю — вы человек неугомонный. Наверняка еще что-нибудь задумали. Не поделитесь своими планами?
— Есть у меня одна задумка. Честно скажу — я берусь не за свое дело. Мне хочется, чтобы коронарография внедрилась на территории всей России. Я хочу, чтобы коронарография была рутинным методом обследования больных людей. Возможно, не умер бы Благоволин, если бы ему это исследование сделали. Возможно, не умер бы Гриша Горин...
Это то, из-за чего умирают сотни тысяч россиян. А могли бы жить. Такое исследование нужно делать всем, у кого есть боли в сердце.
— Вы считаете, что это реально?
— А почему нет? Вспомните, какое здравоохранение было у нас при великом кормчем. Тогда был жуткий туберкулез. Мы же выезжали на поля, привозили туда флюорографические установки, делали рентген легких, выявляли туберкулез и его очень успешно лечили. И в то время избавили страну от смертельной болезни. И все это сделали при Сталине. А почему при нынешнем правительстве не можем? У нас смертность от сердечно-сосудистых заболеваний стоит на первом месте. Не надо об этом забывать. Это — проблема номер один. Если страна хочет, чтобы народ жил, нужно ввести коронарографию повсеместно.
— С трудом верится, что так будет. И могу сразу сказать почему. Это исследование обойдется в кругленькую сумму. И когда вы, Александр Семенович Бронштейн, или не вы, а кто-то другой — неважно кто — придет в правительство, вам скажут, что у нас на это денег нет. На этом все и закончится...
— А я не хочу, чтобы так было. Потому что у нас сейчас приблизительно 500 000 человек нуждаются в коронарографии. Их нужно спасать. И это спасение обойдется от 50 до 100 миллионов долларов. В масштабах страны это не так уж и много. И кроме того, не надо забывать, что всю жизнь кормить инвалидов значительно дороже, чем сохранить человеку работоспособность, чтобы он сам себя обеспечивал.
— Ну что ж, дай бог, чтобы вам это удалось. И последний вопрос, Александр Семенович. Премия “Призвание”. Она совсем недавно появилась на медицинском небосклоне. А что это такое?
— Это медицинский “Оскар”. Причем наш, российский. До сих пор у нас в стране такого не было. Вот мы и подумали: а почему нет? Разве наши врачи не достойны наград? Несколько организаций, в том числе и наш ЦЭЛТ, решили исправить это положение и учредили первую национальную премию лучшим врачам России. Сразу по нескольким номинациям: за лучшую операцию, за лучший метод диагностики, лечения и так далее. Первое торжество произойдет очень скоро, буквально через 3 дня.
Вообще я вам скажу, это увлекательное мероприятие: рецензировать заявки с описанием новых методов. Когда охватываешь все это одномоментно взглядом и начинаешь понимать, насколько все-таки наша медицина сильна. Она несчастная, она нищая... Это так. И в то же время она очень сильная и очень умная. Это я вам точно говорю.
