Они и знакомы-то были всего ничего, месяца три, не больше. Никаких далеко идущих планов относительно Оли у Витьки не имелось — в свои девятнадцать этот жизнерадостный раздолбай жил исключительно сегодняшним днем и утверждал, что собирается обзаводиться семьей не раньше, чем лет этак в тридцать. Но в один прекрасный день Витька явился домой чернее тучи и объявил родителям, что вынужден жениться — Оля “залетела”.
Он даже не смог найти слов утешения для схватившейся за валидол матери — сам был расстроен настолько, что лишь молча прошаркал к себе в комнату, лег на диван и отвернулся лицом к стене. Когда мама справилась с первым шоком, она тихонько поскреблась в дверь к сыну, надеясь найти хоть какие-нибудь положительные моменты в сложившейся ситуации.
— Девочка-то хорошая, серьезная? Расскажи про нее! — Анна Аркадьевна еще никогда не видела свою будущую невестку, только слышала по телефону срывающийся на шепот полудетский голос, который с удивительной настойчивостью по многу раз на дню требовал Витю.
— Нормальная... Ноги красивые и волосы тоже. Нос, правда, длинноват. Вежливая... Ну, учится в этом, как его, забыл, в общем, на учительницу. Ну, чего еще, не знаю... — этими небогатыми сведениями характеристика Витькиной избранницы исчерпывалась.
— И где же вы собираетесь жить?
— У нас, где еще! Она-то живет вместе с родителями, бабушкой, младшим братом и двумя собаками.
— А кто у Оли родители? — Анна Аркадьевна упорно искала позитив.
— Хрен их знает! Отец вроде бы водила...
— Ты хоть любишь ее? — она сделала последнюю попытку смотреть на жизнь оптимистически.
— Ну, так... Иногда люблю, иногда доставать начинает...
Анна Аркадьевна с грустью поняла, что при таком раскладе играть роль демократичной свекрови у нее никак не получается, и перешла ко второму варианту развития событий:
— Витя, все это совершенно несерьезно. Тебе надо уговорить ее избавиться от ребенка. Неприятно, конечно, но ничего не поделаешь. В конце концов сколько женщин делают аборты...
— Я уже сто раз ее просил! — со слезами в голосе взвыл Витька. — Но она уперлась: тогда, говорит, вместе с ребенком и себя убью...* * *За две недели до назначенной свадьбы выяснилось, что Оля вовсе не беременна. “Как же так, — удивлялась Анна Аркадьевна, — заблуждаться почти три месяца! Такие вещи определяются гораздо раньше!” “Почем я знаю?” — пожимал плечами сын. Он совсем растерялся: с одной стороны, теперь можно было вздохнуть спокойно и отложить женитьбу если не насовсем, то на неопределенный срок — кстати, мать не сомневалась, что сын именно так и поступит. Но с другой стороны...
За последние полтора месяца он как-то стерпелся с мыслью о неизбежном браке. Витька не любил подолгу переживать и всегда жил по принципу: “Если изнасилование неизбежно, надо расслабиться и получить удовольствие”. Вот и теперь он уже почти убедил себя в том, что дети — это счастье, что семья — вещь нужная, а Оля очень даже ничего, не хуже других. Она ждала от него объяснений в любви, и он с легкостью давал их — трудно, что ли, сделать человеку приятное? Как теперь скажешь ей, что это были просто слова! Да и платье у Оли уже почти дошито, и гости оповещены... Одну неуклюжую попытку увернуться от обязательств он все же сделал, но она завершилась полным провалом.
— Слушай, кис, раз уж так получилось... Может, это самое, ну... обождем пока жениться? Может, институты сперва закончим, а потом обязательно, конечно, все устроим, ну, типа, свадьбу... — нерешительно предложил он и тут же пожалел о сказанном. Светло-серые, почти прозрачные Олины глаза медленно наполнились дрожащей влагой и выразили такую нечеловеческую муку, что Витьке стало не по себе.
— Я знаю, твоя мать думает, что я нарочно придумала про беременность. Может быть, она и тебе внушила это?
Витька испуганно замотал головой, но Оля страдальчески сжала тонкими пальцами виски и продолжила:
— Но зачем бы тогда я стала говорить тебе до свадьбы, что это не так? Я хотела, чтобы все было честно... Неужели ты считаешь, что я такая мерзость, такая дрянь?
...Все оставшееся до свадьбы время Витька убеждал Олю, что она вовсе не мерзость и не дрянь. В доказательство своим словам готовился к торжеству с особым рвением, закупал продукты, писал приглашения и даже старательно драил квартиру, чем приводил в немалое изумление мать. Он часами ходил с Олей по магазинам: какие выбрать туфли, украшения, перчатки — ей во всем требовался его совет. Не выносивший магазинов и совершенно не разбиравшийся ни в туфлях, ни в перчатках Витька много раз охотно тыкал пальцем в ту или иную вещь в надежде, что его “советом” воспользуются и многочасовые хождения наконец-то закончатся. Но Оля внимательно выслушивала жениха, хвалила его вкус и продолжала поиски. Витька покорно брел следом.* * *В невестке Анне Аркадьевне нравилось лишь то, как восторженно, снизу вверх смотрела та на ее сына. По крайней мере, Витька уж наверняка будет хозяином в доме. По всякому поводу Оля твердила: как скажет Витя. Полупрозрачная, болезненная, субтильная молодая жена не могла шагу ступить без своего благоверного. Ей было необходимо с точностью до минуты знать, где и когда находится муж. Для уточнения времени и маршрутов его передвижений она звонила всюду, где только он мог находиться, — в институт, к знакомым, в детскую поликлинику, куда Витька устроился подрабатывать — ремонтировать оборудование. Поначалу его злили эти бесконечные звонки, но в то же время льстило, что для кого-то он настолько важен и необходим. Оля трогательно лепетала в трубку: “Мне надо было спросить у тебя, варить ли к ужину макароны...” Впрочем, к его приходу макароны все равно никогда не были приготовлены. Вместо этого она варила свой любимый кофе и настойчиво угощала им мужа. Не принадлежавшему к поклонникам этого напитка Витьке ничего другого не оставалось, как полюбить его.
Рубаха-парень и душа компаний, он обожал веселые дружеские сборища. Оля тенью следовала за мужем всюду, куда бы он ни направлялся. Будучи его полной противоположностью, замкнутая и нелюдимая, в компании она старалась увести Витьку в самый укромный угол, усаживалась к нему на колени и не давала ни малейшей возможности общаться с друзьями. Приятели подшучивали, Витька бесился, один раз устроил Оле дома вечером скандал, но тут же пожалел об этом: ночью она беспрерывно рыдала в самое ухо мужа, тщетно старавшегося спрятать голову под подушку, а наутро слегла с дикой головной болью. Витька весь день менял компрессы у нее на голове и мучился совестью. В другой раз он решил быть умнее и слинял на вечеринку прямо из института, ничего не сказав жене. Тут уже одним днем не обошлось: после этого Оля хворала почти неделю. А он после этого больше месяца ходил на цыпочках, боялся нервировать впечатлительную супругу. Постепенно как-то само собой так получилось, что друзья и компании отошли на второй план в Витькиной жизни, а потом и совсем исчезли из нее.
Больше всего Анне Аркадьевне не нравилось то, что хрупкая Ольга курила как сапожник. Витьке, который сам не курил, это тоже не нравилось. Однако через полгода после начала совместной жизни они выходили дымить на лестничную клетку уже вдвоем. А однажды Витька виновато попросил:
— Мам, ты бы разрешила Оле курить на кухне. А то на лестнице холодно, она простужается, кашляет потом долго...
С тех пор Оля стала по нескольку раз в день уютно располагаться за столом с чашечкой кофе и сигаретой. Не выносившая табачного дыма Анна Аркадьевна старалась в это время на кухне не появляться, а после ухода невестки скорее открывала форточку.* * *Выходить на работу по окончании института по причине слабого здоровья Ольга не стала. А Витька устроился в строительную компанию, стал неплохо зарабатывать, продвигаться по службе. У него была мечта: купить моторную лодку, чтобы летом рыбачить на Волге — там, в небольшой деревушке, в наследство от деда остался дом. Зарплата позволяла осуществить мечту, и Оля вместе с мужем с удовольствием строила планы летнего отдыха с участием этой самой лодки. Но все время находились более неотложные покупки: новая мебель, посудомоечная машина, енотовая шуба — в своей дубленке Ольга безбожно мерзла и простужалась.
— Я буду откладывать деньги специально на лодку, иначе тебе никогда не удастся ее купить! — как-то предложила она. Витька был благодарен за такую заботу, отдавал жене все деньги до копейки, получал от нее мизерные суммы на обед, но сделать желанное приобретение по-прежнему не удавалось.
Вскоре родился Игорек. Витька перешел на другую работу — тяжелую, грязную, изматывающую, но позволяющую со временем получить собственную квартиру. Возвращаясь домой поздно вечером, он готовил еду, гладил пеленки, ночами вскакивал к плачущему малышу — после рождения сына Ольга стала чувствовать себя еще хуже. Иногда Витьку охватывала такая тоска — хотелось бросить ко всем чертям эту беспросветную жизнь. Вспоминалась Марина, его безумная школьная любовь, бесцеремонно отодвинутая в свое время упорной Ольгой. Но такие минуты слабости длились недолго — расстаться с женой теперь было уже совершенно невозможно, без него просто не выжила бы ни она, ни Игорек. Витька позволял себе лишь время от времени звонить Марине и вести душевные ностальгические беседы. После этих разговоров он подолгу не мог уснуть, несмотря на страшную усталость.* * *— Нам нужно поговорить! — в один прекрасный день заявила ему Ольга.
— Кис, уже поздно, я полумертвый, давай отложим до завтра.
Но глаза жены возбужденно поблескивали, и ждать ей совсем не хотелось.
— Бедненький, так устал... А ты садись в кресло, вот так, поудобней, и отдыхай. Слушай, ты говорил, что новую квартиру мы получим уже до конца года? Надо решить, что с ней делать.
— А что же можно с ней делать? — удивился Витька. — Жить, разумеется!
— Понимаешь, Витя... Я уверена, ты поймешь, ты благородный человек. Витя, сколько можно так жить? Тебе не до меня, ты все время пропадаешь на работе, я с ребенком одна, мне нездоровится, а тебя рядом никогда нет. Я даже женщиной перестала себя ощущать... — на глаза жены набежали слезы, и Витька поспешно вскочил — он знал, что за этим всегда следуют ухудшение Ольгиного самочувствия и бессонная ночь.
— Погоди, — остановила она его, — дай договорить. Витя, я понимаю, что ты не виноват, но я так тоже больше не могу. Личной жизни нет, денег тоже — получим квартиру, а чем ее обставлять? Опять нищета, опять копить, копить... Витечка, так же вся жизнь пройдет! Мне уже почти тридцать, для женщины это ого-го какой возраст. А у тебя еще все впереди...
Она перевела дух и наконец выговорила:
— Помнишь Балуева, он к нам несколько раз заходил? Витя, он любит меня, любит по-настоящему. Ты ведь никогда меня особо не любил, правда? Думаешь, я этого не понимала? А с ним как будто заново родилась! Вить, ты же отпустишь меня?
Он с трудом осознавал происходящее, но в ответ на этот вопрос молча кивнул.
— Я знала, я никогда не сомневалась в тебе, ты не из тех, кто будет препятствовать счастью другого! Ты — замечательный, великодушный человек. Только есть одна проблема — у Балуева пока нет жилья. Нельзя же нам таскать Игорька по съемным углам! Вить, это же твой сын... Твоя святая обязанность — обеспечить его жильем. Ты оставишь ему... нам с ним... квартиру, которую получишь?* * *Спустя два месяца в новую Витькину “двушку” въехали Ольга, Игорек и Балуев. Витька относительно спокойно смирился с потерей жилплощади — тяжело было только продолжать вкалывать по двенадцать часов в сутки без выходных за теперь уже чужую квартиру. К разлуке с семьей он отнесся двояко: с одной стороны, почувствовал изрядное облегчение, освободившись от непрерывной череды забот, связанных с женой. С другой — привычная картина мироздания рухнула. У него никак не укладывалось в голове, что Ольга, оказывается, может обойтись без него. Правда, она продолжала то и дело обращаться к нему за помощью, просила то посидеть с Игорьком, то подбросить денег (последнее казалось немного странным, ведь Балуев, как выяснилось, имел весьма успешный бизнес и был намного обеспеченнее бывшего Ольгиного мужа). Но Витька не задумывался об этом: раз просят, значит, надо помочь. Он сам не понимал, почему, но эти просьбы были ему в какой-то степени приятны.
Освободившись от семейных перегрузок, Витька на пару с приятелем организовал малое предприятие по строительству коттеджей. Новое дело целиком захватило его, стало быстро и благополучно развиваться. Хоть Витька и не признавался себе в этом, но он постоянно сравнивал свои успехи с балуевскими и почувствовал огромное удовлетворение, когда понял, что далеко обошел его.
Что касается личной жизни, то у него завертелся бурный и очень счастливый роман с Мариной. Они оказались очень близкими по духу людьми и постоянно удивлялись, как могли не разглядеть этого много лет назад. “Что ж, — всегда добавлял Витька, — лучше поздно, чем никогда!” Он был даже благодарен жене за новый виток в своей жизни. Немного только огорчала Маринина независимость, хотелось, чтобы она была слабее, беспомощнее.
Единственным человеком, который не мог простить Ольге вероломства, была Анна Аркадьевна. Она скучала по внуку, но категорически отказывалась от любых контактов с бывшей невесткой. Довольный жизнью Витька уговаривал мать не держать зла:
— Плюнь! В чем-то она права, я действительно не особо любил ее. В конце концов ей лучше с Балуевым, а мне — с Маринкой. Все классно!
— Она проходимка, променяла тебя на того, кто побогаче, вот и вся любовь! Да еще и квартиру оттяпала!
— Если даже так, то она осталась в проигрыше. Теперь-то богаче я! И квартиру купил получше той! — улыбался Витька и целовал расстроенную мать в макушку.* * *Ольга появилась у него на пороге через год. Не произнеся ни слова, бросилась Витьке на грудь и горько заплакала. Он долго не мог успокоить ее, гладил по голове, отводил с лица спутанные волосы, заглядывал в несчастные прозрачные глаза.
— Я заслужила это... Знаю, ты никогда не простишь меня, мне даже не придет в голову просить тебя об этом... ты удивительный, потрясающий человек, самый добрый и самый честный... Было затмение разума, какое-то наваждение. Теперь я должна заплатить за все по полной программе, и это справедливо... Балуев — хам и подлец... Я долго терпела, но больше не могу... Меня нельзя простить... Умоляю тебя только об одном — если со мной что-то случится, а я, конечно, не смогу пережить все это, то позаботься об Игорьке...* * *— А как же Марина? — только и смогла вымолвить Анна Аркадьевна, когда сын сообщил ей о том, что возвращается в прежнюю семью.
— Марина самостоятельный человек, она не пропадет... Я уже говорил с ней, она все понимает. Обиделась, конечно, но ничего, никаких слез, истерик. Обещала, что останемся друзьями...
Правда, после разговора с Мариной непьющий Витька ушел в запой на несколько дней. Все эти дни Ольга находилась рядом и трогательно заботилась о муже.
С тех пор они снова живут вместе. Оля очень обижена на Анну Аркадьевну, которая сказала ей много неприятных слов. Поэтому Витька ездит теперь к матери тайком от жены — боится нервировать Ольгу, ведь это может спровоцировать приступ какой-нибудь болезни.
Недавно они отмечали пятнадцать лет совместной жизни. Один из друзей, посвященный в перипетии их отношений, удивился, что Витька выглядит вполне удовлетворенным своей судьбой. Тот только развел руками: “Мне как-то не приходится думать о себе — доволен ли, нет. Надо заботиться о семье — на это уходят все силы. Они без меня никуда. К тому же у Игорька, как и у его матери, слабое здоровье...”
