В мультипликации озвучание фильма — дело №1. Хотя бы потому, что в отличие от кино только после него режиссер может приступать к съемке самого фильма. В советские времена масса народных и заслуженных артистов регулярно отмечалась на “Союзмультфильме”, где они залихватски тявкали, мяукали и делали все те глупости, о каких не могли даже помыслить в своих театрах. Теперь на студию больше водят детские экскурсии, как в музей, чем известных артистов. Поэтому весть о том, что сюда собирается ехать Олег Табаков, не могла остаться без внимания.
Историю закрутила режиссер Наталья Дабижа , известная такими фильмами, как “Дерево с золотыми яблоками”, “Севильский цирюльник” (Гран-при “КРОК-95”), “Ваня и крокодил”, сериал “Свирепый Бамбр”, “Зимняя сказка” (премия “ЭММИ-96” как лучшему аниматору). В этот раз режиссер взялась за “Сказку о рыбаке и рыбке”, пригласив в команду композитора Геннадия Гладкова и Олега Табакова , отреагировавшего на предложение примерно так:
— Ты что, думаешь, я старуху сыграю?
— Всех сыграете, — пообещала Наташа. — И рыбку тоже.
Вечно занятого худрука двух театров пришлось ждать без малого месяц. Поэтому его полуторачасовое ожидание в студии в “час икс” — момент довольно незначительный. Тем временем режиссер знакомила творческую группу с главными “актерами” — стариком и старухой. Каждая кукла делается в двух экземплярах, чтобы одновременно с ними могли работать два аниматора-“одушевителя”. Все персонажи придумал и нарисовал художник-постановщик Геннадий Новожилов .
Так как ожившие куклы должны как-то демонстрировать зрителям свои эмоции, одной головой персонажам не обойтись. В том смысле, что сменных голов будет несколько: четыре у старухи (тут вам и сердитая, и плаксивая, и какая угодно) и пять у старика — он то радостный, то заискивающий, испуганный или несчастный. Как ни странно, для изготовления голов берется зубоврачебный материал акрилоксид, который обычно используется для пломб.
Наталья Дабижа осторожно вскрывает “медицинскую” коробочку, и вместо ожидаемой гипсовой челюсти оттуда появляется белая старческая голова, размером с женскую ладонь. Пробегает мысль, что, пока над слепком не пофантазировали художники с краской и костюмами, такой игрушкой можно пугать непослушных детей. В глаза и шапочку воткнуты три иголки, а рот легко открывается, обнажая металлическую пластинку.
— Наташа, вы работаете только с куклами?
— Да, я их больше люблю. На мой взгляд, кукольное кино объемнее, философское, может передать больше эмоций. Самое главное здесь — глаза. Я думаю, что гениальная “Варежка”, где варежка превращается в собачку, когда ее погладила девочка, или “Чебурашка” никогда бы не получились такими, если бы были рисованными. Конечно, “Бемби” Диснея — это шедевр, который опрокидывает все позиции, но я никогда не хотела делать рисованное кино, где больше динамики и действия.
Оператор Александр Виханский трудится на “Союзмультфильме” уже 25 лет. Его часть работы начнется где-то через месяц. Для оператора кукольное кино близко к игровому, хотя, вероятно, ощущает он себя Гулливером в лилипутском театре. В погоне за красивым крупным кадром он может пристроиться так низко к “съемочной площадке”, что режиссеру уже и не видно, что происходит там с крошечными актерами.
— А старик-то — такая же дрянь, как и старуха. Только ей нужно все, а ему — ничего, — звучит наконец голос Табакова, который на пару с Гладковым уже обсуждает фабулу будущего фильма. В процессе разговора уточняется, что актер, конечно, все так же работает для детей, хотя его старшему сыну уже стукнуло 40. А 6-летний младший увлекается не Пушкиным, а “Звездными войнами”...
Запись происходит в тон-студии, напоминающей просторную комнату для релаксации, где мягкий пол и куда не проникают посторонние звуки. Здесь же Дабижа проводит предварительный “инструктаж” Олега Павловича с обрисовкой характеров персонажей, а на стол сыплются эскизы, раскадровки, сценарий и реплики к фильму.
— Рыбка разочаровывается в старике, теряет к нему уважение и интерес. Старик проигрывает свою жизнь, — заканчивает режиссер.
Первая репетиция. Загвоздка возникает в невинной фразе: “Пряла она свою пряжу”. Мнения Дабижи и Табакова разделились: “пряла” или “пряла”? Толстый словарь разрешает споры ударением на последний слог.
— Приготовились, будем писать, — доносится через динамики, и все удаляются в тесную комнату за стеклянную перегородку. Актера оставляют одного, стоящего за высоком столом-пюпитром с текстом.
— Олег Павлович, рыбка все-таки очень страдает, переживает, — направляет актера Наталья Дабижа. — Почувственней, а то она у вас очень спокойна.
— Ну вы даете, эротоманы, — замечает Табаков, и на разные лады делает несколько дублей: “Отпусти ты, старче, меня в море. Откуплюсь всем, чем только пожелаешь”.
— А старуха грубая, но не истеричная, — продолжает незримо вещать режиссер через перегородку. Олег Павлович входит в раж, размахивая руками и меняя голос. Искать вдохновение актеру помогают эскизы девочки — золотой рыбки, скоморохов и супругов-стариков, развешанные вокруг. Сам же он подбадривает себя мелкими хулиганствами, чередуя “блин горелый” и “твою мать!” перед наиболее эмоциональными фразами.
— Олег Палыч, тут в слове “наше-то” у вас Матроскин показался... А здесь нужно больше униженности. Если он так будет просить, ему никто ничего не даст. Видимо, вы давно ничего не просили...
Идет второй час записи. Что больше всего поражает в гениальном Табакове — умение разделить себя на актера и режиссера. Сейчас он — только актер, беспрекословно выполняющий все желания Натальи Дабижи. И это только кажется, что проговорить 13 минут текста сказки, разбитого на 36 сцен-реплик, проще пареной репы. Надо читать гибко, меняясь на ходу и не выпадая из отпущенного хронометража. Расход энергии у участников в обеих комнатах таков, что кажется, сейчас замигают аварийные лампочки: “Заменить батарейки!” Увлеченный Табаков похож на сказочника, выступающего со сцены перед курносыми малютками.
В режиссерской начинаются очередные дебаты.
— Военный совет в Филях, — комментирует Табаков. — Наташка работает Багратионом, а Гладкий — Кутузовым.
Но эти шутки уже проходят как смех сквозь слезы. В прямом смысле, потому что Табаков дошел до финальной кондиции мерзкого старика-слизняка и рыдает над текстом, в 35-й раз заливаясь на разный лад:
— Что мне делать с проклятою бабой?.. Ребят, мне еще в театр, поруководить надо...
Но Дабижа неумолима, хотя видно, что и ее состояние “нервы на пределе” соединяется с “силы на исходе”: кроме основного текста в “программу” включены украшающие междометия, и напоследок Олег Павлович нон-стопом кряхтит за старика, злобно хмыкает и ворчит за старуху, вздыхает за рыбку и вскрикивает за скоморохов, балансирующих на колесе.
Наконец за ним хлопает дверь, а в ушах все еще раскатом гремит голос Табакова, Дабижи и хапужной старухи вперемешку:
— Не хочу быть вольною царицей! Хочу быть владычицей морскою, чтобы жить в окияне-море!..
