...А во всем виноват Александр Ширвиндт. Артист и режиссер, безошибочно умеющий нащупывать болевые народные точки, сказал то, после чего отступать уже было совсем невозможно: “Это будет твой конек в прямом и переносном смысле”. Короче, думать не надо, надо трясти. А трясти до победного тренер Чайковская умеет в совершенстве. И, как положено, начала с того, что буквально вгрызлась в землю.
— Елена Анатольевна, вы зачем вырыли котлован в Строгине?
— Вы знаете теннисную академию Ника Боллитиери?
— Весь мир знает.
— Так вот я хочу, чтобы академию фигурного катания “Конек Чайковской” тоже знал весь мир. Как только я осуществлю эту идею, буду считать, что основную свою задачу в жизни я выполнила. И сотворила себе памятник.
— Сроки есть для сотворения памятника?
— Год-полтора. Уже все закрутилось, котлован разрыт, никто деньги на ветер бросать не будет. Хотя все мои соидейщики понимают, что это не строительство казино или дорожек для боулинга, которое может принести немедленный доход. Это строительство традиций.
— Когда вы поняли, что старый багаж фигурного катания в Москве почти исчерпан?
— Это было в тот момент, когда все хлынули за рубеж. 1995 год — полный отъезд отсюда как тренеров, так и ведущих фигуристов, все детские школы развалились. Именно тогда, а не только сейчас под угрозой оказалась преемственность. Мы же всегда начинали воспитывать детишек с нуля, и дальше все шло по накатанной плоскости. А тут исчезла эта точка отсчета... Я не собиралась никуда уезжать и не собираюсь, поэтому понимала, что надо что-то делать. Ведь и моими руками для отечественного фигурного катания что-то было сделано. Смотреть на развал было невыносимо, и я решила создать школу. А Шура Ширвиндт, мой ближайший приятель, который всегда рядом, сказал: “Это будет “Конек Чайковской” — звучит двусмысленно и по существу”. Так мы теперь и существуем.
— Но на “Конек” надо было получить разрешение, в первую очередь у Лужкова. Вот входите вы к нему в кабинет...
— Юрий Михайлович меня давно знает, он нас принял, выслушал, посмотрел проект, прошли к нему в кабинет. Там перед большой картой он сказал: “Ткните пальцем точно в то место, которое вам нужно”. Я ткнула, и... со своим страшным оптимизмом он нас благословил. Нет, я обязательно должна сказать, что, несмотря на то что все развалилось, а может, именно поэтому, правительство Москвы оказывает дикую поддержку, просто дикую. Очень поддерживает нас и префект Северо-Западного округа Виктор Козлов, кстати, у него же там строится академия Третьяка...
— Вы собираетесь растить в академии элиту фигурного катания на коммерческой основе?
— Нет, на традиционной. Планируем набрать детей триста. Конечно, попадут не все желающие. Будем отбирать. Несомненно, что будет какая-то группа для здоровья. Выделим время, чтобы люди могли кататься. Ну а отбор будет проходить, как всегда: смотрим на папу-маму, предполагаем, как ребенок может развиваться, какие у него данные... Мечта — создать такую большую базу, чтобы было откуда черпать. Например, “Динамо” могло раньше выбирать из сотен спортсменов — были Петровка, Водный стадион, сам стадион “Динамо” с двумя открытыми площадками... А сейчас у нас — раз, два, три, мы знаем всех детей.
— Не ищете легких путей и хотите знать все триста в лицо?
— Я же памятник хочу, а не капкан. У меня и сегодня есть единомышленники среди очень талантливых тренеров — Лена Водорезова, Володя Котин, Лена Кузьмина... Хочу создать команду. Самое главное требование — увлеченность, работа одними методами и одним стилем неравнодушия. Надо будет подбирать большой штат, чтобы были маленькие группы. Кстати, в проекте я заложила то, чего не хватает на всех катках: всегда очень мало залов. Или вокруг катка приходится разминаться, или в коридорах. У нас будут залы для хореографии с большими зеркалами, залы для активной мышечной работы — не фитнесс для пенсионеров, а настоящие. Поскольку это будет школа — а я хочу и общеобразовательные предметы туда включить, — пригласим преподавателей по истории и теории музыки. Чтобы потом зрелым спортсменам не приходилось рассказывать, что такое музыкальная гармония. Дети будут играть, кто на чем захочет: фортепиано, скрипка, синтезатор... И будут слушать музыку.
— Вас часто сталкивают лбами с Ириной Родниной, которая планирует Ледовый дворец в Москве?
— Когда меня первый раз спросили об этом, я сказала: “Боже мой, если будет в Москве каток, это будет счастьем. Родниной или Моисеевой с Миненковым, или... Только стройте. Потому что все, что построено, — не для фигурного катания”. А хочется, чтобы было конкретно для нас и чтобы было все свое, как в доме.
— И дом будет открыт для всего мира?
— Дайте начать. Как воспитывать детей, мы знаем — не утерять бы традиции. Тогда все будет хорошо.
— Я анекдот вспомнила... “Дочка спрашивает отца: “Папа, почему все говорят: все будет хорошо, все будет... А когда будет-то?” — “Ну, дочка, ты вырастешь, выйдешь замуж, родишь детей, потом состаришься и умрешь. Когда тебя повезут хоронить, то могильщики будут говорить: заноси вправо, теперь левей, левей... Вот теперь все хорошо!”
— Здоровый оптимизм. Знаете, меня очень часто зарубежные коллеги спрашивают: где твоя школа, где ты работаешь?
— А вы можете ответить только на кого...
— Да, они знают, что у нас все школы развалились Мы же, в отличие от них, никогда не работали по часам: двадцать минут с дедушкой, двадцать с чемпионом, двадцать с малышом... Так вот, я даже несколько терялась. А теперь смогу гордо ответить.
— И пальцем в карту ткнуть, флажок нарисовать.
— Да, могу в карту ткнуть. И показать, где стою...
