В немецкой деревне Ramstein сгорело заживо 70 человек. Во время воздушного парада два натовских истребителя, совершая эффектный маневр, столкнулись в воздухе и рухнули на толпу зрителей, состоящую преимущественно из детей и подростков. В том, 88-м году, члены группы “Rammstein” еще не знали друг друга, осваивая пролетарские профессии на заводах и стройках восточного Берлина, и слыхом не слыхивали о случившейся в западном, капиталистическом лагере катастрофе. В 94-м же шестерка мускулистых мужиков с гитарами решила обозваться тяжелым, грубым, брутальным словом “rammstein” (заметьте, два “m”), что значит в переводе “таранный камень” или “дорожная болванка-заграждение для автомобилей”. Но после успеха первого, гремящего альбома “Herzeleid” уже было не отмыться, не отпереться. Все (а особенно — иностранцы) начали в одночасье ассоциировать “Rammstein” с адским, катастрофическим пламенем, сжирающим живую плоть. И тогда “Rammstein” придумал свое шаманское шоу огненных жерновов и пылающих стрел.
Здравствуй, матушка-Раша!
Шестерка “рычащих арийцев” согнула в дугу и, попросту говоря, отымела самодовольную Америку, проматерь мирового шоу-биза. Четыре переаншлаговых турне по Штатам и Канаде, битком набитые залы и стадионы Лос-Анджелеса, Чикаго и Лас-Вегаса, зачарованно подпевающие на чужеземном, “лающем”, невозможном для самовлюбленных американцев языке. Это ведь — “блиц-криг”, не иначе. Россию гитарист “Rammstein” Пауль Ландерс не зря сравнил с Америкой: “Вы такие же открытые, но заносчивые; наивные, но сошедшие с ума от своей хваленой силы и нереальных размеров!” Но российские размеры волнуют “Rammstein” всесторонне: Россия — это огромный рынок, на котором “арийский пламень” уже расходится с грохотом и посвистыванием (за вторую половину 2001 года новейший альбом “раммштайнов” “Mutter” обошел по продажам в России и странах СНГ и свежий “Depeche Mode”, и возлюбленный тинейджерами проект “Gorillaz”). Конечно, длительные гастроли, допустим, по Уралу и необъятной Сибири — это вам не тур по Техасу и даже не концерты на Аляске. Не так комфортно и сомнительно в плане платежеспособности фанатского населения. Но “арийцы” прищурились, гипотетически, кажется, нацелились и, для начала, решили символически открыть европейскую часть мирового тура “Mutter” концертами в Москве и Петербурге.
“Rammstein” о Москве.
— Когда мы ехали из аэропорта — думали, что дорога проложена сквозь декорации к какому-то мощному голливудскому блокбастеру. Фильму про Лас-Вегас... Хотя у нас по ТВ говорят, что в Москве с иностранцев джинсы сдирают прямо на улице!
Российские эстетствующие телеведущие же в своих “интеллигентских обзорах недели” прозвали “Rammstein” “спорным гастролером”, но постарались разложить его по полочкам, как “культурологическое явление”. Мол, если положенный на музыку язык Гете и Ницше затмил вездесущий американский поп-рок-слэнг, — это общеевропейское достижение, несомненно. Но, если этот язык проявляется через подобие арийских маршей и около(псевдо)нацистскую патетическую эстетику, — это повод для взбудораживания скинхедов.
“Их тексты, как и стихи Гете, исключительно о любви. Я не усматриваю в них ни намека на агрессию”, — рассуждает о “Rammstein” бородатый профессор-филолог на экране. “Да они — такие же сатанисты, что и Мэрилин Мэнсон!” — пишет молодежный (!) развлекательный журнал. Имея, видимо, в виду маски-личики мертвых младенцев, в которых музыканты выходят на сцену, огнепоклонничество и требование менеджмента группы обязательно отключать в концертных залах систему пожарной тревоги (чтобы не мешала работе гигантской дымо-машины и заодно не учуяла исходящий от солиста Тилля характерный запах серы). Последнее — то ли идиотская шутка, то ли — алкоголический бред сильно “перекушавшего” журнального репортера.
Большой облом “бритоголовых”
Московские скинхеды, однако (видать, окрыленные безнаказанностью после погрома в Царицыне), и впрямь затевали в день концерта “Rammstein” нечто страшное. Слухи ползали по городу — ужасающие. Что, мол, “бритоголовые” намерены отбирать у добропорядочной публики билеты перед входом в лужниковский Дворец спорта (а ВСЕ билеты на концерт “огнедышащих тевтонцев” были, кстати, раскуплены с беспрецедентной скоростью — за месяц до действа; и по беспрецедентной цене: “проходку” в танцевальный партер с руками отрывали у спекулянтов по 7 тысяч рублей (230 долларов), в “сидячий” VIP-партер — по... 25 тысяч рублей (850 долларов); что намного превышает стоимость приглашения, допустим, на эксклюзивное party самой Мадонны в городе Лондоне). Что в лужниковских кустах якобы милиция находит припрятанные прутья арматуры, которыми скинхеды намереваются “мочить” “богатеев”, усаживающихся в иномарки после концерта (из-за всех этих слухов, как, кстати, доподлинно известно “Мегахаусу”, от похода на “огненное шоу” отказались многие респектабельные граждане-меломаны, причем не только смуглой, южанской, но и вполне славянской внешности).
“Rammstein” по поводу “криминогенной” обстановки вокруг своего концерта и про истеричные слухи о скинхедах.
— Ну прямо не знаем... Думается, неприятности обычно случаются там, где их никто не ждет. А если все у вас об этом столько времени говорят... Значит, можно предотвратить все плохое! А мы уже устали повторять: музыка “Rammstein” к “бритоголовым”, к наци не имеет никакого отношения!
Надо отдать должное органам правопорядка, которые, будто вняв рассуждениям немецких гастролеров, предотвратили “большой шухер”, даже не подпустив к лужниковским воротам ни одного скинхеда (как известно “Мегахаусу”, для “работы на сложном объекте” было откомандировано в этот вечер немало сотрудников ФСБ и уголовного розыска даже). Бритоголовый молодняк в куртках-“бомберах” останавливали на всех близлежащих к Лужникам станциях “подземки”. Непосредственно на “Спортивной” же отсекали, не выпуская из метро, всех подозрительных подростков и мужчин, не имеющих на руках билета... Таким образом, к 7 часам вечера Дворец спорта был заполнен исключительно добропорядочной и доброжелательной публикой: детьми (от 7 до 13 лет) с молодящимися родителями, респектабельными “металлистами” в дорогих “косухах” и не менее дорогих “казаках”, и откровенно интеллигентной молодежью.
Разогревающие страсти
Выступление “Rammstein” должна была предварять 40-минутная “горячая” шведская разминка от панко-хард-рэперов “Clawfinger”, группы, перед которой “ревущие арийцы” начинали в 95-м скакать на разогреве на концертах в Чехии и Польше. Нынче все полярно противоположно, как говорится, “отзеркалилось”, и вот уже экстремальные шведы едут “раскачивать” зал перед “могучими тевтонцами” во время их европейского тура “Mutter”. Но — не во время российских концертов. В Москве и Питере от “услуг” “Clawfinger” отказались “из экономии средств”. Зачем платить немалый гонорар “фирмачам”, коли можно обойтись добром отечественным, вполне бесплатным? У нас выбор альтернативных артистов, понятное дело, смехотворен — и на утверждение менеджменту “Rammstein” были отосланы три записи: “Тотал”, “Бони Нем”, “I.F.K.”. Немцы вроде как кивнули на последних. (Еще “Мегахаусу” известен такой анекдот: некие братки из Самары предлагали устроителям гастролей за “выпуск” перед “Rammstein” “своих” поволжских металлистов взятку в 10 тысяч долларов — сумму, с лихвой покрывающую гонорар “Clawfinger”, между прочим.)
У “I.F.K.” осталась большая, ноющая мозоль после гастролей Мэрилина Мэнсона — тогда их экс-фронтмен Паштет горделиво отказался разогревать “теткодядьку” за бесплатно и без выполнения ряда технических требований: обязательный саундчек и достойный звук. За прогрев перед “Rammstein” хоть гонорара и не отвесили, но — дали настроиться и клятвенно обещали, что со звуком — “зашибись” все будет. Но: звук таки “увели” сидящие на пульте немецкие техники, приглушили, сознательно смяли (гнусный звук — печальная планида любого разогрева суперзвезд). Однако “сдавленный” “I.F.K.” вывел с собой на сцену ди-джея и сумел показать всем, кто “в материале”, какие у группешни мегамодные, запило-виниловые виды на будущее имеются. “В материале”, впрочем, были три человека, остальной зал тупо-оцепенело, выжидательно взирал на сцену.
Садо-мазо-огненный монументализм
И вот — выждали наконец. Пять человек в масках убиенных младенцев под режущие звуки индустриального марша-пролога занимают места в круге теней. Тени падают от висящих над сценой шести огромных урбанистических жерновов. Жернова начинают зловеще вращаться и медленно опускаться, брызгая снопами искр, как при взрезании стали автогеном. И вот уже видно, что главный жернов доставляет на сцену его, огромного человека-монумента, словно отколовшегося от каменной спайки “Рабочий и колхозница”. “Легенда о Тилле” слагается прямо у всех на глазах: “монумент” в шахтерском комбинезоне, с футуристическим ирокезом на голове поднимает вверх руку. И ладонь превращается в пылающий факел под звуки “Mein Herz Brennt”, оглушительной техно-металлической симфонии. Это лишь первая нота ревущей арии в огненном беспределе.
“Links 2, 3, 4”. “Rammstein” марширует, и вместе с ним жестко чеканят шаг и интеллигентная молодежь, и дети, заполнившие Дворец спорта. Взрывы один за другим сотрясают предрасположенные к ледовым хоккейным битвам стены. Но лед сегодня растоплен пламенем: огненный дождь падает стеной с вращающихся жерновов и заливает оторопелое воображение.
“Du Hast”. Пауль Ландерс и Рихард Круспе, гитаристы, надевают подобие сварочных масок и, взвизгнув струнами, вдруг начинают рыгать и плеваться пятиметровым по меньшей мере пламенем. Солист Тилль (Линдеманн) тем временем остервенело крошит микрофонную стойку, проламывает ею дырищу в сцене... Его ирокез уже взмок, а бицепсы под лямками комбинезона вздулись и заблестели от пота. Тилль почти все время — в полусогнутом, напряженном состоянии. Он ревет в сдавленный могучими лапами микрофон, нагнув голову и ощетинившись ирокезом... Как будто вылезший из золоторудной альпийской пещеры злой, разбуженный полувеликан-получудовище!
“Mutter”. Эпическая лирика и включенная дымомашина. Тилль почти нежен, и зал тоже трогательно-стебливо ему вторит: “Эх, мама! Маманя!”
На “Rein Raus” во вздрогнувший зал с шипением выпускаются пылающие то ли стрелы, то ли ракеты. На “Ich Will” загораются микрофонные стойки, и пламя жжет глаза, лижет лица подпевающим Тиллю Круспе и Ландерсу.
“Rammstein” про количество пиротехники на сцене:
— Мы надеемся, что огненные спецэффекты отвлекают зрителей. И они не замечают, какие мы уже старые на самом-то деле.
В концерте — пауза. На сцену вынесен поднос шампанского. У клавишника, пляшущего в коротких шортиках канкан Флейка Лоренца, день рождения. Ну — не сороковник еще, но где-то возле. Тилль выдувает жидкость залпом и, невзирая на событие, на следующей же песне ставит именинника “раком”. Отстегивает ему “спецклапан” на шортиках, вытаскивает из своего “клапана” резиновый член и принимается тыркать Флейку в прорезь... Вот он, коронный номер, за который “Rammstein” арестовывали в Америке. Впрочем, довольно ведь театрально все: Флейк тут же вскакивает, а Тилль орошает жидкостью из члена (подкрашенной водой) часть зала. Потом пускает струю себе в лицо и умывается “этим добром” под хихиканье из партера.
“Rammstein” про сексуальную экзальтацию и чувственность на грани “фола”. В частности, в клипе “Sonne”:
— На самом деле нам хотелось, чтобы больше эпатажа в нем было. Чтоб Белоснежка, скажем, привязывала нас, гномиков, к кроватям и жестоко стегала кнутом. Чтоб прямо садо-мазо настоящее. Но нас продюсеры отговорили.
Однако мегахит года “Sonne” в концертном варианте — это совсем другое дело. На зловещих жерновах над головами музыкантов — вместо снопов искр снежинки из неона. Хоть и “тяжеляк” прет из динамиков, но эпическо-романтишный. Народ (будто и не припух еще от огненных фейерверков) чиркает, как водится, зажигалками...
Но — гулять так гулять: и “Rammstein” затягивает “Rammstein”, свою “идентификационную” песню. Тилля не видно. Тилль что-то задумал. Конечно, вот он — аттракцион, от которого прется весь фанатский мир! Тилль в “терминаторском” “красноглазом” приборе ночного видения и горящем плаще! Ну пусть огонь холодный, ну пусть очевидно, что такой трюк и ребенку безопасен... Но как впечатляет!
На третьем выходе на “бис” “Rammstein” решает сменить пластинку, перейдя с чеканного немецкого сначала на ломаный английский (“Stripped”), потом... Совсем неожиданный финал огнедышащего действа: под грохот гитар Пауль Ландерс хрипит на чисто русском: “Работа у нас такая, работа у нас простая! Была бы страна родная, и нету других забот!” Неуловимые, блин, мстители! А кто, скажите лучше, Рейхстаг поджег? Тоже вот, сдается, любители огненных жерновов.
