Майский рассвет опускался на Москву стремительно и неотвратимо. Над зданием “Известий” появилась широкая ярко-желтая полоса, предвестница солнца.
У меня оставалось два с небольшим часа до поезда, надо было переодеться и получить место по проездным документам в воинской кассе Белорусского вокзала.
А в квартире радиола крутила пластинки Глена Миллера, и мои веселые приятели танцевали со славными девушками. И не хотелось уходить и ночь трястись в накуренном общем вагоне, потом на трамвае добираться до городской окраины, а оттуда практически бегом до КПП училища.
Меня отпустили на два дня, не считая дороги, по семейным обстоятельствам.
Я пошел домой, не прощаясь, не нарушая некий интим, возникший в компании. Выскочил на улицу, наискось, благо машин не было, пересек улицу Горького.
В сквере на Пушкинской площади, в фонтане, здоровая баба, задрав юбку, палкой с присоской на конце собирала монеты, которые наивные провинциалы бросали в фонтан в надежде вновь посетить Москву.
Скамейки в сквере были совершенно пусты, только на самой крайней, ближе к трамвайным путям, сидел человек в майке, трусах, ботинках и плакал.
— Эй, — окликнул он меня.
Я подошел и узнал Борю по кличке Бу-Бу, заметного персонажа на московском Бродвее.
Он был известен тем, что имел обширнейший гардероб.
А однажды он появился в шикарном темно-голубом пиджаке, точно таком же, в каком ходил самый элегантный московский драматург Петр Львович Тур.
И вот хозяин такого огромного гардероба сидел на лавочке в синих сатиновых трусах и майке с динамовской эмблемой.
— Бу-Бу, тебя что, раздели? — спросил я.
— Нет, — прорыдал владелец голубого пиджака, — в смывки прокатал.
— С кем ты играл?
— С Бандо и Гиви.
— Олень, кто с ними садится за стол! Пошли, — сказал я, — дам тебе спортивный костюм, доберешься до дома.
— Попроси Бандо, чтобы он отдал мне вещи.
— Ты же их прокатал.
— Они не мои. Меня из-за них с работы выгонят.
И тут рыдающий Боря поведал мне печальную историю своей жизни. Изобилие модного прикида объяснялось просто. Бу-Бу работал старшим приемщиком в химчистке на улице Станиславского. Предприятие пользовалось доброй славой, и туда относили вещи актеры, писатели, эстрадники, артельщики, словом, все, кто в те не очень богатые времена хорошо одевался.
От сквера до улицы Москвина пять минут ходу. Слава богу, что милиционеры не попались нам по дороге, так как 108-е отделение находилось в моем дворе.
Я быстро переоделся, взял вещмешок с колбасой, печеньем и конфетами для ребят из нашего взвода, набрал телефон Бори Месхи по кличке Бондо. Мы были с ним большие друзья.
Вкратце обрисовал ему трагедию приемщика из химчистки и попросил вернуть костюм.
— Пусть завтра в десять приходит в сад “Аквариум”, там разберемся.
Я вынес несчастному Бу-Бу старый тренировочный костюм с надписью на груди “Пищевик”, распрощался и уехал на вокзал.
А через час с небольшим в общем плацкартном вагоне я пил чай с ребятами из училища береговой обороны, а поезд уносил меня от Москвы, воспоминания о прошлом таяли, как паровозный дым, запутавшийся в ветках деревьев.
P.S. Подробности из жизни криминальной Москвы 60-70-х годов читайте в новом цветном номере “МК-Воскресенье”, который впервые вышел на 40(!) страницах и сегодня поступит в продажу.
