В Санкт-Петербурге, в Русском музее, открылась выставка, аналога которой не знает отечественное музейное движение. “Абстракция в России: ХХ век” впервые была представлена мощно — 800 произведений живописи, графики, скульптуры.
Пока не запустили публику в белые залы, здесь разминались молодые абстракционисты или те, кто себя таковыми считают. Человек-груша с розовой загогулиной на голове, похожей на червя, двигался мне навстречу. Парочка женских фигур, косивших под Малевича, застыла на фоне картин Экстера и Розановой. У одной на голове — что-то вроде камеры-обскура, у другой — мерцающие ногти на руках, и она весело толкает перед собой тележку с камерой и мониторчиком, на котором тут же можно себя и увидеть.
— У нас тут будет небольшой перфоманс, — говорит один из организаторов выставки Йозеф Киблицкий, — а потом мы запустим публику. Раньше подобную выставку делать было бесполезно — двадцатый век еще не закончился, и мы ждали, когда можно будет подвести итоги и собрать наиболее полную экспозицию.
Абстракция собралась из Москвы, Санкт-Петербурга, других городов России и дальнего зарубежья. Но когда художники стали приносить свои полотна, выяснилось, что не каждый, считающий себя абстракционистом, таковым является.
— Есть только один закон в абстракции, — продолжает Киблицкий свою экскурсию по выставке, — это разложение формы. Исходя из этого, мы и собирали картины.
Абстракция на все вкусы. Кому-то это покажется просто мазней и тупиком в искусстве, а для других — прорыв и поиск тех самых новых форм, о которых так любят твердить художники. В самом деле, что такое абстракция? Если верить Хрущеву, который в 1962 году разогнал выставку в Манеже, то это мазня и “пидарасы”. Теперь это курьез истории, однако, сломавший судьбы целого поколения. С этой точки зрения можно сказать, что выставка в Русском музее стала реабилитацией многих художников, которые не имели выхода в 50—70-е годы.
Создателем первой абстрактной композиции считается Василий Кандинский. Именно он внес ясность, что же это такое. Абстракция — это выражение внутренне-необходимого духовного в противовес внешнему случайному. В абстракции каждая краска обладает внутренней динамикой, а каждая форма — внутренним звуком. Живопись похожа на музыку, и, значит, тот, кто глух, ее не услышит.
Хотя бы исходя из этого постулата, описывать картины абстракционистов — дело безнадежное. Можно только передать впечатления, которые они вызывают. Особенно, когда их много, как сейчас в Русском музее. Вот, например, картина Моисея Фейгина (1904 год) — “Два дома”: нечто рваное черное с красным и золотым кругом. “Янь-инь” (1931 год) — художник Умнов изобразил философскую категорию в черно-белых диагоналях. Монохромные кресты, пестрые разноцветные спирали, сочные мазки на белом... Яркие цветовые пятна преобладают на выставке некогда гонимого искусства и совсем не оставляют впечатления обреченности. Огромный триптих “Тайная вечеря” Николая Сажина — это взрыв розово-золотисто-коричнево-зеленого. “Воздержание” Павла Керестея. Воздержанием здесь не пахнет. Сочные краски — голубое с аквамарином, красным и оранжевым смешалось не в вихре – это тайфун, в котором закручены... даже сразу не поймешь, не то огурцы, не то фаллосы. А может быть, и что-то другое, что позволяет увидеть и почувствовать только богатое воображение.
При таком огромном скоплении картин многие отмечали, что абстракция, во всяком случае, российская, очень чувственная, чего нельзя сказать о западной.
Графике — почти 300 произведений — отвели много места: ведь рисунок всегда помогал художникам в поисках бесчисленных вариантов абстрактных композиций. А скульптура? Та самая, которая всегда находилась в противоречии с понятием “абстракция”. Здесь становится понятно, что скульптура всегда пыталась отвоевать собственное место в абстракции за счет обращения к нетрадиционным материалам. Например, бамбуковым палочкам, керамическим элементам или просто проволоке.
— А какой, может быть, самый необычный экспонат на выставке?
— Если говорить о сюрпризах, — продолжает Йозеф Киблицкий, — то можно сказать о неожиданном звонке из Нью-Йорка. Позвонила художница и сказала, что она узнала о готовящейся выставке и хочет прислать несколько своих картин. Ее полотна проделали довольно сложный путь через Европу и теперь переданы в дар музею.
В это время навстречу нам двигался черный монах с островерхим капюшоном и тянул огромную авоську, набитую какими-то каменно-подобнымм предметами, на которых что-то написано.
— Кто вы?
— Я хранитель потерянного времени, — говорит черный человек и называет себя музейным экспонатом. Впрочем, при ближайшем рассмотрении этот экспонат оказался питерским художником Кожиным, имеющим собственную концепцию относительно времени.
— Я тащу потерянное время, может быть, оно кому-нибудь понадобится.
Рядом с его философией совершенно легкомысленно смотрится модельер Вера Мухова — на ее сине-голубое бирюзовое платье нашито более 500 теннисных шариков. Она уверена, что абстракция должна обязательно присутствовать в современном костюме, поскольку дает свободу и раскрепощение.
“Абстракция в России: ХХ век” подкреплена огромным двухтомным каталогом. Как нам сообщили устроители выставки, в Москву, к сожалению, это экспозиционное чудо вряд ли доберется. И чтобы время не было потерянным, есть смысл отправиться в Санкт-Петербург: выставка продлится до середины марта.
