Вчера в театре “Геликон-опера” прошла премьера оперы Римского-Корсакова “Кащей бессмертный”. Первыми зрителями дневного представления стали воспитанники детских домов и интернатов: режиссер Дмитрий Бертман, дирижер Владимир Понькин, художники Татьяна Тулубьева и Игорь Нежный сделали спектакль для детей. Полузабытая одноактная опера Римского-Корсакова, написанная им почти в 60-летнем возрасте, посвящена актуальной дате — 100-летию оперного злодея.
Поставить детский спектакль, тем более оперный, — трудное дело. Но правительственный заказ и даже денежный грант (правда, не покрывший и четверти сметы спектакля) обязывают не менее, чем незамутненная любовь к детям. Прямо по Хармсу: бывает, приведут к Бертману детей, а он кричит: “Еще, еще!..” В итоге проект реализовался как совместный с Краснодарским государственным объединением “Премьера” — знаменитой творческой организацией, невероятно успешно развивающей художественную жизнь на юге России. И всего через десять дней после московской премьеры “Кащей” выйдет на Большую сцену Краснодарского музыкального театра.
“Кащей” — сказка, та самая, которая хоть и ложь, но с большим намеком. История, в которой Римский-Корсаков, истинный русский гений, увы, не признанный Европой, позволил себе поиронизировать. Нигде не скатившись до пародии, Римский слегка пошутил и над Вагнером, и над Мусоргским, и прежде всего над самим собой.
Все это тонко оценил Владимир Понькин, который, как всегда, в экстремальных акустических условиях (напомним, что “Геликон” — театр с крошечным залом без оркестровой ямы) сумел передать красоту и нетривиальность оркестровки, сложную полифоничность, характерную для Римского-Корсакова протяженность прекраснейших мелодий.
Бертман поставил сказку про Кащея, лишь слегка подмигнув нынешним детям, играющим в компьютерные игры и смотрящим по ТВ репортажи о захвате заложников. Конечно, волшебное зеркальце, в котором Кащей и царевна видят Ивана-королевича, — это экран телевизора. Но об этом догадались еще в 60-е годы прошлого века. Свой меч брунгильдообразная красотка Кащеевна (Лариса Костюк) использует в качестве маникюрной пилки. Но модерновость постановки проявляется не в этих очевидных “гэгах”, а в трактовке персонажей. Царевна (Анна Гречишкина) из страдающей лирической героини превращена в остроносенькую сучку, так и норовящую чем-нибудь пырнуть прелестного, зелененького, яйцеголового Кащея (Анатолий Пономарев). А чего стоит придурковатый румяный Буре—Ветер—Богатырь (Дмитрий Овчинников) с пропеллером на животе и электроприводом. Вся пафосность мифологического русского сюжета (ничем, между прочим, не уступающего какому-нибудь “Кольцу Нибелунга”) концентрируется в Иване-королевиче (Олесь Парицкий). Витязь в элегантном костюме астронавта с трудом устоял перед чарами Кащеевны, на чем весь его героизм и увял. Кащея победил вовсе не он, а хитрющая злючка-царевна. Витязя, впрочем, хватило на то, чтобы после падения Кащеева царства победоносно завернуться в плащ бессмертного злодея. Что наводит на мысль о бессмертии злодейства в принципе.
