На пресс-конференции, приуроченной ко Дню борьбы со СПИДом (1 декабря), главный санитарный врач Москвы Геннадий Онищенко заявил, что в уходящем году зафиксировано в 2 раза меньше случаев новых заражений, чем в прошлом, когда те росли в геометрической прогрессии.
Однако радоваться пока нечему, поскольку СПИД перестал быть уделом наркоманов и проституток — теперь он все чаще поражает людей, ведущих самый обычный образ жизни. В их числе — дети, рожденные от зараженных СПИДом матерей.
Их будущее — черная дыра. Никому не известно, сколько проживут эти дети, доживут ли до своего совершеннолетия, а если доживут — нужны ли будут этому миру. От 28 малышей, дом которых — Республиканская клиническая инфекционная больница в Усть-Ижоре, шарахаются, как от чумных. А им — веселым и жизнерадостным — тоже хочется бегать по двору, играть в мяч, прыгать через скакалку, ходить в кино и цирк. Однако пространство жизни этих ребятишек ограничено стенами 1-го отделения. И весь “большой мир” они видят через больничные окна.
Четырехлетнюю Олю воспитатели называют Маугли. Она совсем не говорит и напоминает затравленного зверька, вытащенного из своей клетки. Идти на обед, игру или процедуры для нее — большая проблема. Девочка живет в отдельной комнате, где нет ничего, кроме матраса да пары стульев. До недавнего времени выпускать к ребятам ее было опасно — так агрессивно себя вела. Ни в чьем обществе она не нуждается, на окружающую жизнь реагирует мало. Оля не понимает, что такое общение. Ее “запустили”.
В Краснодаре, где ребенок жил три первых года своей жизни, ее держали одну в закрытой палате. Общение с “большим миром” ограничивалось тем, что девочку кормили и меняли постельное белье. Никто из персонала краснодарской больницы даже не пытался с ней поговорить. Одичала Оля так, что стала ходить на четвереньках. Теперь в Усть-Ижоре ее пытаются вернуть в мир людей, с ней денно и нощно находится кто-нибудь из взрослых.
У детей, зараженных СПИДом, трагическая судьба. На местах, в провинции, не знают, что с ними делать. В детдома не берут. Должного воспитания и обучения детишки не получают, вот и живут дичками при областных больницах. Если они даже дотянут до подросткового периода, то в социуме им не адаптироваться. По стране их не так уж и мало. В минувшем году у ВИЧ-инфицированных женщин России родилось около 3000 младенцев. Тысяча из них заражены вирусом. Большинство — сироты с первого дня жизни. Родители не желают забирать их домой. Родственники тоже не стремятся узнать о судьбе забытых чад. Хотя бывает, что брошенный ребенок спидоносцев оказывается не зараженным. Из больницы такой счастливчик отправляется в обычный дом ребенка.
Рано или поздно они попадают сюда, в Усть-Ижору, в Республиканскую клиническую инфекционную больницу — на диагностику. Это единственная клиника в стране, целенаправленно занимающаяся ВИЧ-детьми. Те, кому “повезет” (показания слишком тяжелые, нужен особый уход), остаются. С ними начинают работать и выводить из состояния психологического ступора. Здесь детишки имеют шанс обрести хоть какое-то подобие нормальной жизни. Если так можно назвать мир, состоящий из палаты-спальни, крошечной столовой, процедурной и больничного двора, по которому раз в день крох прогуливают.
Тем не менее детвора счастлива. Ведь о них искренне заботятся. Нянечки, медсестры, врачи и опытные педагоги, появившиеся недавно на деньги ЮНИСЕФ. Без последних было бы совсем худо, за такими пациентами обычному количеству персонала не уследить. В Усть-Ижоре, в 1-м отделении больницы сегодня живут 28 детишек от 1,5 до 5 лет.
Самой младшей обитательнице 1-го отделения, годовалой девочке, повезло — после трехкратной проверки установили, что вируса у нее нет. Это значит, Линочка скоро уедет. И у нее, симпатяги с кудряшками и черными глазами, появится шанс обрести приемных родителей. Остальным малышам такое не “светит”. В России пока не было случаев усыновления ВИЧ-инфицированных. С ними слишком хлопотно. Иммунные показатели детишек настолько снижены, что к организму все время цепляются болячки. То воспаление легких, то с почками проблемы, то рвота, то головная боль.
…Когда мы зашли к ребятам, почти все отделение температурило. Те, кто чувствовал себя сносно, рвались на музыкальные занятия. Мы увидели, как здорово они танцуют и поют, как задорно хлопают в ладоши и топают ножками. “У нас есть настоящий народный оркестр с трещотками”, — похвасталась музвоспитатель Валентина Леонтьева. “Валя, “Камаринскую” давай!” — крикнул ей раззадорившийся плясун Вовочка. Товарищи — Галочка, Давидик, Сашка, Ваня, Анечка и Андрюша — дружно его поддержали.
— А ты случайно не мой папа? — спросил у фотографа трехлетний Олег. Мы не знали, что ему ответить. В личном деле этого ребенка — свидетельство о смерти матери и 12-летнего дяди-наркомана, а отец “не определен”.
— Ну тогда, может, ты его встречал? — продолжал Олег с надеждой в голосе. Вслед за ним и остальные старшие детишки забросали нас вопросами. Не видели ли мы их родителей, не передавали ли они чего?
Старшая Анечка доверительно наклоняется ко мне и говорит: “А я знаю, где мама. Она меня ищет. Но пока не вышла на нужную дорожку”.
“А у меня есть мама, папа, бабушка и рыжая кошка”, — объясняет Андрюша. На самом же деле ничего о его близких не известно. Но надежду невозможно убить. Все дети хотят быть любимыми и счастливыми, а потому придумывают себе семьи. В больнице бабушку нашел себе Вовка — это старшая медсестра Галина Гольшмидт. Она возилась с малышом почти с рождения. Когда его привезли слабеньким, выходила. Теперь “бабушка” на пенсии, но приходит сюда регулярно и потихоньку кормит мальчишку запрещенными конфетами, от которых у Вовки диатез. Неожиданно появился дедушка и у Вани. В Интернете статья про Усть-Ижору наделала много шума. Пенсионер из Америки написал в больницу: мол, Ваня очень похож на его внука. Хочет помогать ему и всем детишкам. Выслал денег.
Пока нам рассказывают эти счастливые истории, дети начинают играть. Естественно, в больницу. В использованные шприцы они набирают кипяченой воды и выливают ее друг другу в рот. Это не просто фантазия. Так большинству детишек три раза в день дают лекарства — в растворе. Раньше, когда медицина не шагнула еще так далеко, мальчишки и девчонки принимали по 30 таблеток в день.
Сережа грозит кому-то кулаком, стоя у процедурного кабинета. Оказывается, недавно оттуда вывели плачущую Галочку. Друг за друга здесь — горой. Непостижимым образом эти крохи понимают, что настоящей семьей они навсегда останутся лишь внутри больницы. Что бы ни случилось, здесь трогательно поддерживают товарищей. Мне рассказывали, что однажды малыш обиделся на медсестру, лег на пол и начал реветь. Детишки вскоре подключились к бунтовщику — вой стоял будь здоров.
Пока детство для них не закончилось. Слово “СПИД” еще не произнесено. Главная трагедия — впереди. Сейчас педагоги думают, как открыть детям страшную правду. Как обнадежить, не зачеркнуть все их дальнейшее существование. Большинство склоняется к методу бельгийских психологов, которые утверждают: чем раньше ребенок услышит о своем недуге, тем спокойней воспримет эту информацию.
А чтобы им все было понятно, для ребят выдумали историю про маленьких дракончиков, которые сидят внутри них. Если вовремя принимать таблетки, дракончики не принесут никакого вреда. И жить с ними в мире можно долго.
Годам к десяти в ход пойдут аргументы повесомее: “Это не смертельно”, “Ведь ты не один такой” или “Скоро изобретут лекарство от СПИДа”. И будет обязательно рассказано о Юле из Петербурга, которая ВИЧ-инфицирована с рождения, но вполне нормально живет больше 20 лет. Как отреагируют на это сегодняшние малыши, не предсказать. Но хорошо известно — тот, кто узнает правду в позднем возрасте, обычно очень трудно с ней мирится.
Среди подростков 4-го отделения, когда-то зараженных во время вспышки СПИДа в больницах Элисты, было несколько попыток самоубийства. “Ты чё, не знаешь, что мы все помрем молодыми?!” — примерно так растолковывают перспективу старшие младшим. От большинства элистинских детей не отказались родители, а значит, в чем-то им проще.
Эти же — отказные — фактически обречены. И хотя главный врач клиники Евгений Воронин уверяет, что кто-то из ребят может прожить долгую полноценную жизнь, это не совсем правда. На мой вопрос, куда ребята пойдут, когда вырастут, персонал шепотом отвечает: “А вы думаете, многие дотянут до совершеннолетия?”. Это горько сознавать, но пару лет назад в 4-м отделении этой больницы лечилось 300 школьников. Теперь на зимние каникулы приезжают всего 140. Даже если нынешние малыши и дотянут до взрослости, полноценной их жизнь вряд ли станет. Идти детям с таким клеймом в общем-то некуда.
Они не нужны этой стране. Сейчас врачи не знают, как оформлять крохам документы. Скорее всего после долгих хождений по кабинетам чиновников врачи добьются того, что детей пропишут по адресу одного из корпусов. С гражданством — дело сложнее. Ведь у многих в метрике в графе “мать” стоит не “гражданка России”, а просто “русская”. На месте отца либо прочерк, либо пояснение — “лицо кавказской национальности”.
О том, чтобы учить детей в нормальной школе, они и не мечтают. Во-первых, потому что все переговоры с директорами близлежащих учебных заведений зашли в тупик. Во-вторых, врачи опасаются за психологическое здоровье детей, попавших в “большой мир”. Сверстники наверняка узнают, чем они больны, и тогда — затравят. В первые годы существования СПИД-центра в Усть-Ижоре его стекла местные жители били камнями и писали петиции с многотысячными подписями: “Закрыть!”. Так что учить этих детей через два-три года будут приходящие в больницу педагоги. И за пределы корпуса до совершеннолетия ученики так и не выберутся.
Был один-единственный случай, когда забрали домой трехлетнюю Свету. Мать в то время находилась под следствием, отец сидел уже 6 лет. Тогда вышел указ: амнистировали зэков с детьми. Под него и подгадали “одумавшиеся” родители. Врачи долго боролись за то, чтоб ребенок остался в больнице, но не добились своего. Теперь Свету они видят редко, 3—4 раза в год. Судя по ее состоянию, питается девочка не очень хорошо. А таким детишкам нужен определенный набор продуктов, без которого ослабляется эффективность лекарств и уходят жизненные силы.
С отцом одной из ВИЧ-инфицированных малышек врачи встретились... на международной конференции по СПИДу. “Ну и как там она?” — легкомысленно спросил молодой человек. Накануне Лера болела тяжелой ангиной, постоянно звала маму и папу. Забирать и даже навещать дочь горе-родители не собирались. Зато вели активную общественную работу и разъезжали по командировкам. А вот Кате многие тайно завидуют: у нее настоящая бабушка, приезжающая раз в неделю. Забрать малышку совсем она не может — нет здоровья. А мать, наркоманка “в завязке”, теперь снова сорвалась.
Год назад ребятишек крестили, мамами стали даже совсем “зеленые” сестрички. Ну а старожилы выбрали в крестники своих любимцев. Говорят, батюшка на церемонии отворачивался, чтоб смахнуть слезу.
Они не знают, что происходит за стенами больницы. Слово “светофор” для малышей долго ничего не значило. Пока не поехали в цирк, в город, и воспитатели не объяснили им, зачем глазастый ящик прикручен к столбу. Дети не умеют есть целые яблоки и не видели, что капуста растет в кочанах на грядках. Так как мужчина в отделении один — главврач Воронин — мальчики иногда ошибаются и говорят “я сама”. Вещи и одежда здесь общие, из гуманитарной помощи, присылаемой “Армией спасения”. Что успевает просохнуть за ночь, то и надевают.
Так что понятия “любимое платье” или “моя рубашка” здесь напрочь отсутствуют. В спальнях так мало места, что некуда поставить индивидуальные шкафчики. Поэтому у детей — коммунизм. В игрушки, которые каждый получает в день рождения, уже на следующий день играют все. Обращаться с солью малышня лишь недавно научилась у Анечки (летом та была в санатории и видела, что взрослые чем-то посыпают огурец перед тем, как отправить его в рот).
…Эта поездка поначалу казалась нереальной. Но Воронин достал путевки в дорогой пансионат. Поехали старшие — Анечка и Андрюша. А вместе с ними — два медработника из клиники. Когда ребятишки впервые столкнулись с большим миром, у них наступил шок. Они и не догадывались, что можно до одури плескаться в бассейне, обедать с помощью вилки и ножа и получать призы от веселых клоунов на конкурсах.
Андрюша слегка дичился людей. А Аня оказалась болтушкой и хохотушкой. Она целыми днями пропадала на улице, дружила со всеми и была любимицей не только у детей, но и у родителей. Естественно, никто не знал, что рядом — ВИЧ-инфицированные. Иначе их могли просто выставить. Ведь большинство людей несведущи до такой степени, что не понимают: эти дети не могут никого заразить. Вирус воздушно-капельным путем не передается, да и “погашен” он с помощью лекарств.
Аня вспоминает о санатории с восторгом и мечтает следующим летом тоже куда-нибудь отправиться. А еще — о коробке конфет к Новому году и о том, что заблудившаяся мама скоро найдет ее. Приедет, заберет домой, и через год можно будет идти в обычную школу — с букварем и цветами. Аня просит передать все это Деду Морозу, который, по ее подсчетам, уже в пути, раз выпал снег. Мы обещаем: нельзя отнимать у ребенка надежду. Но в голове невольно всплывает рассказ одной из старших пациенток Усть-Ижорской клиники. Когда одноклассники 12-летней Иры узнали, что у нее СПИД, окружили плотным кольцом в коридоре и устроили настоящий допрос. Чтобы не заплакать и не закричать, девчонка до боли сжала руками батарею за спиной. Когда она пришла наконец домой, на ладонях были волдыри ожогов — столько времени пришлось объясняться.
P.S. Три года назад врачи подали в Минюст проект об организации детского дома при больнице. Это могло бы улучшить положение ребятишек, которым, в случае положительного решения вопроса, присвоили бы определенный статус и оказывали государственную помощь. Проект был отклонен. Мотивация: не нужно дискриминировать СПИД-детей, пусть живут, как все.
