В центре Москвы, недалеко от станции метро “Беговая”, — свой особенный мир. Таинственный и парадоксальный. Казалось, он словно создан для того, чтобы москвичи приходили сюда с детьми и чудесно проводили время. Катались на лошадях, делали на бегах ставки и в тишине уютного ресторанчика потягивали кофе, любуясь из окна бегом русских красавцев рысаков.
Ан нет. Великолепие все еще крепких стен Московского ипподрома скрывает от глаз людских свою жизнь, свою тайну. Которую лишь на маленькую толику удалось приоткрыть корреспонденту “МК”.
Парадный вход, просторная парковка, справа — казино, слева — клуб. Московский ипподром встречал меня по нынешним меркам цивилизованно. На входе — охранник. Он же билетер. Разворачивает людей, чтобы все шли в кассу.
У кассы потрепанный мужичок пытается “впарить за чирик” помятую программу заездов: “Я уже отыграл, мне она не нужна”. Брошюркой интересуется парень: “Да она у тебя старая!” — отмахивается он и, как и я, идет покупать билет.
Для не завсегдатая плата почти символическая — всего 10 рублей, — и передо мной открывается вход в клоаку призрачных возможностей.
Простите за выражение, но это действительно клоака. Помните совковую пивнушку? В помещении, где находится тотализатор, не хватает разве что кружек с пивом и стука воблы об стол. От игроков тесно. От дыхания и табачного дыма — душно. Банкетки, окошки касс, “одноногие” столики — обшарпано донельзя. Затоптанный кафельный пол. Кругом — грязь и вонь.
Дно. Так нынешний ипподром завсегдатаи называют сами. То, что сами они — часть этого дна, их не смущает. Многие ходят сюда по 30—40 лет. Для них это мир юности, мир мечты, мир скоротечной удачи. Их греют воспоминания о том, каким ипподром был раньше...
Люди в оцепенении царапают на бумаге комбинации цифр и обреченно смотрят на стену, где на сером слепом полотне едва различимы силуэты бегущих коней. Что это экран с прямой трансляцией московских бегов, я понимаю не сразу.
Вид у игроков потрепанный. Слабого пола тут почти не встретишь. Детей — тем более. Их приводят сюда только на большие турниры, покупая билеты на элитные места. За сто “рэ”. Но сегодня — день рядовой. На элитных трибунах — только три человека, имеющих сюда постоянный доступ по пропускам.
Сигнал “на старт” — народ высыпает на трибуны.
На трибунах не сидят — стоят. Холодно. Мужики горланят матом, разливают прихваченную из дома водку. Говорят, здесь почти не воруют (не принято), и еще стало много бомжей. И что выигрыш здесь — не главное. Главное — азарт и красота лошади.
— Сыграем? Ставка 10 рублей. Будет хороший заезд. Я знаю, на кого ставить! — не успела я выйти на трибуну, как ко мне подбежал человек в надвинутой на глаза шапке. Вцепился намертво: — Играем?..
Молча даю понять: нет. Мужчина исчез, чтобы вернуться через минуту.
— Хорошо, этот заезд пропускаем, играем следующий — может, будет котел, — не унимается он.
(“Котел” — тот же джекпот. На языке игроков он означает неразыгранные ставки, которые накапливаются в тотализаторе, когда никто не угадал лошадь — лидера предыдущего заезда. Но обычно после “котлов” резко возрастает число угадавших, и выигрыш оказывается невелик.)
Понимаю две вещи: первое — в обстановку я не вписываюсь, второе — на проходе лучше не стоять. Незаметно ухожу в глубь трибуны. И прокалываюсь вновь — достаю мобильник.
— На конюшню звоните?.. — тут же слышу вопрос и ловлю на себе взгляды чуть ли не всех присутствующих.
Иметь связь с конюшней, вернее, с тренером-наездником, — голубая мечта и предмет гордости “тотошников” (игроков). У некоторых она есть. Но угадать, какая лошадь первой придет к финишу, все равно сложно.
— Он ничего не знает, — кивает Геннадий на дотошного мужика, от которого я спряталась. Тот уже “обрабатывал” молодого парня и рысью несся в кассу с “червонцем” в руках. — Здесь все делают умный вид, будто все знают; на самом деле кто победит — не знает никто. Просто смотри на лошадь — какая нравится, на ту и ставь.
— Думаю, первой придет №5, второй — 7 или 3, — заключает стоящий рядом Валерий Николаевич. Он пишет так на программе — “5-7/3” — и идет к кассе. — Если повезет, выигрыш поделим пополам.
Ставка, которую он сделал, называется “парной” — одна из самых распространенных. Надо отгадать двух первых лошадей — и независимо от того, кто на каком месте (главное, что они первые), получай выигрыш. Другая популярная игра на бегах — “четверной экспресс”: надо отгадать 4 первых лошади в порядке прихода к финишу.
Есть и другие игры: “простой одинар” (отгадать надо только первую лошадь), “тройной одинар” (первую лошадь в трех заездах подряд), “дважды два” (в двух заездах подряд две первых лошади), “пять побед” (надо назвать первую лошадь в пяти заездах, выбранных судьями) — это вообще круто.
...И вот лошади подходят к финишу. Болельщики встречают их бурным матом, переходящим в овацию. Валерий Николаевич выиграл 180 рублей. Оживился.
Только эта победа призрачная.
Золотые деньки, когда на бегах люди выигрывали на квартиру, машину, дачу, давно прошли. Как только в Москве появились казино, ипподром стал чахнуть. Завсегдатаи говорят: сегодня выиграть на бегах нельзя, остаться при своих — уже выигрыш.
— У всех лошадей одинаковая резвость. Кто знает: в настроении лошадь бежать или нет? А может, наездники уже между собой сговорились, как перед финишем выстроятся. Как тут выиграешь?!
Даже “связи с конюшней” не всегда помогают. Зато если информации вообще нет — это верный признак: заезд заказан. Кто его заказал — это совсем другая история, и о ней — молчок. Как и о тех людях (букмекерах), которые принимают “левые” ставки мимо кассы. На них игроки молятся. Ведь берут они гораздо меньше, чем в кассе. В начале года ипподром в 10 раз поднял цену на ставки — с рубля до десяти. “Тотошников” это сильно ударило по карману. Но с ипподрома они не ушли. И не уйдут. Пока насильно не выгонят. Ведь главное — азарт и красота лошади...
Пока идет заезд, на конюшнях кипит своя жизнь. Тренеры-наездники и весь персонал смотрят, хорошо ли бегут лошади. Здесь важно все: время, желание лошади, ее настроение, как она ставит ноги... Чтобы знать, правильно ли ее тренировали, как тренировать дальше и сможет ли она в дальнейшем взять более серьезный приз.
У наездников и коневладельцев своя мечта — вырастить выдающуюся лошадь, способную вернуть былую славу рысистому коневодству России и выиграть для ее владельца хотя бы... 500 тысяч, а еще лучше — миллион баксов.
— Во Франции, если лошадь выигрывает, ее владелец — миллионер. Там самый скромный приз в среднем стоит 20 тысяч франков, в Штатах еще больше — 5 тысяч долларов, в Финляндии — 3 тысячи долларов, — говорит коневладелец-частник Ираклий Матуашвили. В своем портмоне, там, где обычно хранят фотографию жены и ребенка, он хранит фото кобылы Мони Меккер.
— Эта одна из лучших кобыл в мире, — с восхищением говорит он. — Рождена в Штатах от жеребца Спидди Крауна. Он родил ее поздно, в 32 года, но это был очень редкий жеребец. Одна случка с ним стоила до 6—7 тысяч долларов, а он обслуживал в год до 600 кобыл. Посчитайте, сколько получал его хозяин, — 3—4 млн. долларов в год! В 4 года от роду Мони Меккер поставила рекорд. За два года выиграла 1700 тысяч долларов. К концу карьеры выигрыш этой лошадки составлял уже 6,5 млн. “зеленых”. А во Франции есть выдающийся жеребец Варен. В молодости он сломал ногу — хозяин с отчаяния продал его за 8 тысяч долларов. А Варен, простояв в гипсе 6 месяцев, выиграл за свою карьеру 7 млн. долларов, став чемпионом мира. Все мы живем мечтой...
Чтобы не оказаться в минусе, коневладельцы буквально охотятся за хорошими рысаками. Узнают, где стоят хорошие матки, с кем их спаривают, где появляются хорошие жеребцы.
Если у нас говорят “хороший”, подразумевают — “иностранец”. Лучше всего американец или француз. Эти лошади сегодня крепко держат на рысистых бегах мировую пальму первенства. Наши рысаки красивы, но рекордов не ставят. Кстати, ввоз в Россию французских рысаков по каким-то причинам в последнее время запретили. Но эта тема для отдельной статьи.
— Мне повезло лишь раз, — говорит Ираклий Сергеевич, хозяин лошади по кличке Секрет, которая недавно выиграла первый приз “Золотая подкова Татарстана” — 40 тысяч долларов. — Но это удача. Я знаю людей, которые покупали 50—70 лошадей, а выдающихся среди них не было.
Домой хозяин вернулся без лошади.
— Таковы правила, — объясняет хозяин, — три сильнейшие лошади получают приз (40, 25 и 12 тысяч долларов соответственно за первое, второе и третье место), но остаются там. Татары отбирают себе лучших. Хотят развивать коневодство. В Татарстане в этом заинтересован сам президент.
А у нас на ипподроме беговая дорожка делает лучших лошадей инвалидами. Поскольку сделана на асфальтовой основе. Тонкий слой насыпанной сверху крошки гравия давно стерся в пыль и не спасает. Если рысак не выдержал — повредил связки или отбил плечи, — его продают тем же татарам... на колбасу. Реже — фирмачам для конных прогулок. На ипподроме находится около 750 рысаков круглый год.
В редакцию я возвращалась с тяжелым чувством. Расположенный на 42 гектарах в центре Москвы ипподром, казалось, создан для того, чтобы приносить прибыль. И раньше он эту прибыль приносил. Даже во времена застоя.
Ипподром строил жилые дома (четыре таких высотки-“свечки” красуются по обе стороны от центрального входа), гостиницу “Бега”, поддерживал материально Большой и другие театры, содержал ветеринарную лечебницу, кузницу, платил налоги и жил спокойно...
На ипподром приходила изысканная публика: дамы в шляпках, мужчины в пенсне, в войну (а ипподром открыли для бегов уже в 1943-м) — представительные военные. А сколько известных людей: Царев, Яншин — всех не перечесть. Народ играл, отдыхал, выигрывал. А ипподром процветал...
... За последние десять лет на ипподроме работает пятый директор. Последний, правда, — и.о., исполняет обязанности вот уже полтора года. Как говорят очевидцы, каждый раз при смене директора ипподром лишался какого-нибудь лакомого куска: гостиницы, кузницы, техники... Зато стали появляться арендаторы, деятельность которых от ипподрома далека. Поэтому сейчас вокруг конкурса на должномть директора ипподрома — завеса таинственности.
Московский ипподром вымирает. Одни считают, это происходит потому, что он находится в подчинении федеральных властей. Надо отдать его городу. Говорят, Лужков с таким предложением к федералам обращался, но получил отказ. Другие считают: надо сделать, как в Европе и Северной Америке, — создать общенациональную рысистую ассоциацию, которая возьмет на себя организацию всего бегового дела (будет работать с коневладельцами, тренерским персоналом, судьями), а ипподром будет предоставлять услуги в виде трибун, беговой дорожки, конюшен. Но и у этой идеи есть свои противники и скептики.
Если худшие опасения конников подтвердятся, России останется только поставить крест на рысистом коневодстве. В том числе и на русских тройках, которыми так гордится Россия и которые только начали возрождаться. И останутся резвые русские лошади только в заставке программы “Вести”...
Впрочем, свет в конце дорожки, кажется, засветил. По проверенным данным “МК”, министр сельского хозяйства Гордеев лично заинтересовался состоянием дел на главном ипподроме страны. Будем надеяться, что интерес перерастет в реальное дело.
