Днем 19 декабря в Тбилиси умер знаменитый телекомментатор и актер Котэ Махарадзе. Даже люди, практически не интересовавшиеся футболом, наверняка хоть раз слышали его бархатный голос с мягкими интонациями... Ему было 76. Сегодня о Котэ Ивановиче мы попросили вспомнить тех людей, которые его помнят и любят. Впрочем, помнят и любят его, кажется, решительно все...
МАХАРАДЗЕ Константин (Котэ) Иванович, народный артист Грузии, профессор, актер Тбилисского академического театра имени Руставели, Академического театра Марджанишвили, главный режиссер Театра одного актера имени Верико Анджапаридзе. Вел репортажи с чемпионатов мира 1970, 1978, 1982, 1986 гг., финального матча Кубка обладателей кубков 1981 года.
Нина ЕРЕМИНА, чемпионка мира по баскетболу, телерадиокомментатор:
— Вместе с Котэ Ивановичем довелось работать на Олимпиаде 1972 года в Мюнхене. И вот что мне особенно запомнилось: уникальное чувство защищенности, не покидавшее ни на секунду. Рядом с ним никогда не забывала, что я — женщина, настолько он был воспитан, остроумен, доброжелателен... Нет-нет, не то чтобы Котэ за мной ухаживал, но он был очень внимателен и невероятно вежлив. Потому в моей памяти он и останется как истинный мужчина, джентльмен... Помню, по пути в Москву я отравилась какой-то едой. Господи, сколько же внимания, заботы проявил он, чтобы помочь мне! И все это — от души...
Анзор КАВАЗАШВИЛИ, призер чемпионата мира-66:
— Мы много лет были в самых теплых и дружеских отношениях с Котэ Ивановичем. Он невероятно гордился тем, когда грузинские футболисты, переходя в московские клубы, сохраняли фирменный стиль игры грузинского футбола, не теряли лица. Помню, как он говорил: “А Саная (вратарь московского “Динамо”) откуда? А Никита Симонян откуда? А Нодия откуда? Все — выходцы из Грузии”. Он очень тяжело пережил смерть Давида Кипиани. И думаю, что гибель любимого футболиста сильно сказалась на работе сердца. Затем еще один удар — катастрофа на тбилисском стадионе, когда во время матча сборных Грузии и России погас свет. А как его возмущало, когда у этой игры начинали искать политическую подоплеку!
Геннадий ЛОГОФЕТ, чемпион СССР 1962, 1969 гг.:
— Не случайно, что два самых выдающихся футбольных телекомментатора нашей страны — Махарадзе и Озеров — еще и прекрасные актеры. Актерское мастерство помогало им вести репортажи; думаю, что и работа у микрофона помогала этим замечательным актерам на сцене. Но уверен: если каждого из них спросить, что важнее, и Котэ Иванович, и Николай Николаевич ответили бы — футбол!
Виталий ВУЛЬФ, доктор исторических наук, телеведущий:
— Примерно 22 года назад в Тбилиси в Доме актеров состоялся творческий вечер великой актрисы Ангелины Иосифовны Степановой. Она играла пьесу “Сладкоголосая птица юности”. Мне довелось вести этот вечер. И я тогда сказал о том, что вот уже много лет нахожусь под неизгладимым впечатлением от игры другой великой актрисы современности, Верико Анджапаридзе, особенно в пьесе “Деревья умирают стоя”. Честное слово, не знал, что она находится в зале... Конечно, ей было приятно, после спектакля Верико пригласила нас к себе в дом. Тогда мы и познакомились с Котэ Махарадзе...
Несколько раз потом уже был гостем у Софико и Котэ. В то время в Театре Марджанишвили он играл президента в спектакле “Коварство и любовь”. Играл превосходно. К обоюдному удовольствию, мы быстро сошлись с этим бодрым, оптимистичным, остроумным и находчивым эрудитом, еще сохранявшим фигуру. В разговоре он часто переходил на футбольную тему — неудивительно: он жил футболом, мне казалось, что в то время он для Котэ был важнее театра.
Два года назад я готовил передачу о Михаиле Геловани, муже Верико, выдающемся советском кинорежиссере. Летал в Тбилиси, чтобы поработать с его архивом, — и постоянно бывал в гостях у Софико и Котэ. В гостиной они организовали Театр одного актера имени Анджапаридзе. Тридцать, максимум сорок человек вмещала эта комната. Софико играла пьесы для одной актрисы, Котэ читал стихи. На меня этот домашний театр произвел неизгладимое впечатление. На что еще обратил внимание: в гостиной было много портретов Сталина. Думаю, тут дело не в личности вождя, а в том, что Котэ очень любил Софико, и ему хотелось как бы вернуть для нее ту эпоху, когда творил ее отец. Скажу откровенно, мне не совсем приятна тема, связанная со Сталиным. В любой плоскости. Котэ это мгновенно уловил и перевел разговор на другую тему. Мы перешли в комнату Верико. Говорили только о стариках, говорили просто и душевно...
Котэ был широким, добрым, открытым, искренним. Я бы это назвал человеческой открытостью первого плана.
