ДИМКА НАШЕЛ ОТЦА - 2

Судебное заседание длилось ровно две минуты.

— Кем тебе приходится Дима? — спросила Сергея Шалыгина судья. И, не обращая внимания на попытки того что-то объяснить, сама же ответила:

— Никем! Все. Идите.

— Может, вы послушаете, что скажет сам Дима? — не выдержала я. — Он же здесь, в зале!

— А ты не вмешивайся, тебя это не касается! — быстро поставила меня на место судья.

…Димка ушел от служителей Фемиды, c трудом сдерживая злые слезы:

— Если они загонят меня обратно в детдом, я оттуда сбегу!

С героями этой трогательной и в то же время дикой истории мы познакомились еще в июле прошлого года (“Димка нашел отца...” — “МК” от 5.07.2002). Мужчина и подросток пришли в редакцию с просьбой о помощи: получить ее в других местах они уже не надеялись.

Все началось по воле случая. Тридцатилетний Сергей Шалыгин из подмосковной Истры вовсе не собирался обзаводиться приемным ребенком, но судьба свела его с местным детдомовцем Димой Тарасовым. Они познакомились в больничной палате и, пока заживали сломанные ноги, успели привязаться друг к другу, сдружиться, сродниться. Когда пришло время расставаться, Сергей почувствовал, что не может взять и вычеркнуть из своей жизни этого так неожиданно появившегося в ней мальчишку. Так бывает, хотя и редко, к сожалению.

Нельзя сказать, что его решение взять к себе круглого сироту Димку было скоропалительным и необдуманным. Почти год он навещал парнишку в детдоме, забирал на выходные и каникулы.

— Знаете, как он меня ждал? — рассказывал мне тогда Сергей. — Места себе не находил в тот день, когда я должен был приехать. Ни одному человеку в своей жизни я еще ни разу не был так нужен…

Как вспыхнули Димкины глаза, когда Сергей пообещал, что заберет его к себе насовсем, станет ему отцом! Ни мальчик, ни его вновь обретенный отец тогда даже не подозревали, что давать такие обещания в нашей стране нельзя. Потому что их выполнение зависит вовсе не от воли двух нашедших друг друга людей. Оно — в руках чиновников, которые руководствуются неписаным, но свято соблюдаемым законом: сирота должен сидеть в тюрь… простите, в детском доме.

Помимо этого неписаного закона есть и другой, предельно четко сформулированный в Семейном кодексе: “Дети, оставшиеся без попечения родителей, подлежат передаче в семью (на усыновление, под опеку, попечительство или в приемную семью), а при отсутствии такой возможности — в сиротское учреждение…” То есть официально признано, что детдом считается вынужденным пристанищем только для тех детей, которые, к несчастью, действительно оказались никому не нужными. Однако этот закон очень не любят те, кто призван его исполнять…

В июльском материале “Димка нашел отца...” мы написали о том, как Сергей Шалыгин собрал все необходимые для установления опеки документы, как получил ничем не мотивированный отказ от истринских органов опеки, как обжаловал их решение в городском суде — удовлетворить его иск суд отказался. Потеряв надежду добиться правды законными методами и не желая обмануть надежды мальчика, Сергей решился на отчаянный шаг: забрал Димку к себе безо всякого оформления бумаг.

Дима Тарасов живет в своей новой семье уже почти год. Недавно я побывала у них в гостях. Чистая двухкомнатная квартира, уютная Димкина комната, залитая солнечным светом морозного зимнего дня, чай с шоколадным тортом на кухне…

— Серег, можно я пойду погуляю? — спросил мальчик после выполнения всех обязанностей гостеприимного хозяина. — А то Сашка зовет…

К нам на кухню просовывается румяная физиономия Сашки — одного из многочисленных обретенных на новом месте приятелей Димки.

— Иди, только ненадолго, — холодно сегодня. И шапку теплую обязательно надень! — отдает указания отец.

Минут через пятнадцать после его ухода к нам заглядывает еще один гость — старшая Димкина сестра Света, живущая неподалеку.

— Я часто забегаю навестить их, — улыбается она. — Раньше очень за брата переживала, что он в детдоме живет, мучилась, что не могу взять его к себе: квартирная проблема не позволяет. А теперь моя душа спокойна: не всякий отец так заботится о родном сыне, как Сережа о Димке. Таким довольным и счастливым я братишку давно не видела…

А еще чуть позже зашла соседка Сергея, тетя Таня. Она постоянно опекает молодого родителя, дает мудрые женские советы — что приготовить на обед, чем лечить мальчишеские сопли, как заштопать дырявые носки.

— Мы с Сергеем всю жизнь живем на одной лестничной площадке, он с моей дочкой в одном классе учился. Знаете, меня не удивляет, что Сережа мальчика пригрел. Он всегда очень добрый был — лучше себе откажет, а другому поможет. Таких людей сейчас и не бывает…

Однако радоваться тому, что Димка, навидавшийся в своей небольшой жизни горя с лихвой, наконец-то начал вести нормальную для четырнадцатилетнего человека жизнь — с заботливым отцом, собственным домом, рыбалкой и футболом летом и лыжными прогулками зимой, — радоваться всему этому пока приходится с оглядкой. Потому что эта семья — “незаконнорожденная”, и против нее единым фронтом выступили чиновники от опеки, руководство детского дома и местная судебная власть.

В течение всего прошлого года жизнь Сергея и Димки представляет собой череду непрекращающихся тяжб. Шалыгин показывает мне увесистую кипу исковых заявлений, судебных определений, кассационных жалоб, решений, писем, ответов на них…

С упорством, достойным лучшего применения, Димку пытаются вернуть в казенный дом. Сначала директор этого сиротского заведения, Татьяна Ильина, подала иск в суд с просьбой вернуть мальчика и заявление в милицию — с требованием возбудить против Шалыгина уголовное дело в связи с “насильственным удержанием ребенка”. Правда, поговорив с самим Димой и увидев, насколько “ненасильственным” является его пребывание у Шалыгина, милиционеры в возбуждении дела отказали. Зато решение суда, состоявшегося в апреле прошлого года, признало: мальчика нужно поместить обратно в детдом. Мнение 14-летнего Димы судья слушать не стал: для него он еще дитя неразумное, не понимает, что такое хорошо, а что такое плохо. Вот только как его вернуть в детдом, если он этого категорически не хочет? Не заковывать же его в наручники!..

В июне к Шалыгину приехали приставы — выполнять судебное решение. Слава богу, до открытого насилия дело не дошло: с Димки только взяли расписку в том, что возвращаться в детдом он отказывается. А Сергею предложили написать бумагу следующего содержания: “Обязуюсь исполнить решение суда, но не знаю, как это сделать”.

— Как же я могу брать на себя обязательство, которое не знаю, как выполнить? — изумился он.

— Вы что, такой тупой?! — нахмурилась судебный исполнитель.

— Наверное... — развел руками Сергей.

— Если не напишете так, как вам говорят, мы вас оштрафуем на две тысячи! — пригрозила служительница правосудия.

В конце концов сторговались на том, что Сергей напишет бумагу с просьбой разъяснить, каким именно образом ему следует выполнять предписание суда, а пристав составила заявление в суд следующего содержания: “Установлено, что Шалыгин С.Н. готов исполнить решение Истринского городского суда, но не знает как, т.к. несовершеннолетний Тарасов Дмитрий возвращаться в детский дом не желает”.

В сентябре Московский областной суд рассмотрел заявление судебного пристава “о даче разъяснения по исполнению решения о возвращении несовершеннолетнего Д.Тарасова в детский дом”. Неудобоваримая формулировка как нельзя лучше отражает “чуткое и трепетное” отношение к судьбе сироты. Суд разъяснил решение следующим образом: “Служба судебных приставов должна поместить Тарасова в Новопетровский детский дом принудительно”.

— Как, — спросил Сергей судебного пристава, — насильно?..

— Почему бы и нет? — пожала плечами та. — Скрутим, посадим в машину и увезем!

Сразу после этого Димка написал собственное заявление в суд о том, что хочет жить в семье Сергея Шалыгина, что директор детского дома не отдает его документов, в результате чего он, Дима, не может получить паспорт, медицинский полис, перейти в школу рядом с новым домом — в течение всего этого года ему приходится тратить на дорогу до школы и обратно более двух часов. Однако принять у него заявление судья Ширева Ирина Ивановна отказалась — по причине несовершеннолетия, а значит, недееспособности. Снова прямое нарушение закона, в котором сказано, что “лица в возрасте от 14 до 18 лет участвуют в процессе вместе со своими представителями, а при рассмотрении дел, связанных с брачно-семейными правоотношениями, имеют право лично представлять в суде свои интересы”.

Лишь с третьего раза, после того как Сергей, студент-заочник юридического института, показал судье упомянутую статью, той пришлось, скрипя зубами, принять Димкино заявление. Но лишь для того, чтобы затем вынести в очередной раз все то же решение: в иске отказать!

Между тем Сергей снова собрал документы на оформление приемной семьи. Специалист органов опеки Л.И.Простакова цеплялась к каждой букве, а когда все мыслимые и немыслимые придирки были исчерпаны, заявила:

— Теперь пусть Дима напишет заявление, что хочет этого!

Сергей побежал домой за сыном — хотя подобные заявления Димка писал уже десятки раз. Через двадцать минут вернулся вместе с мальчиком и нужной бумагой:

— Вот, возьмите!

— Я занята, — ответила Простакова, — ждите!

— Да вы просто возьмите и в папку положите...

— Я сказала — ждите!!! — рявкнула защитница обездоленных детей.

Ждать пришлось почти два часа, после чего Сергей снова поцарапался в дверь кабинета. Простакова сурово сдвинула брови:

— У нас рабочий день заканчивается! Приходите после праздников, через неделю!

А после праздников она объявила Сергею:

— Я приду к вам домой составлять акт о жилищных условиях!

— Да ведь такой акт уже имеется, ваши сотрудники составили.

— Я своим сотрудникам не доверяю!

Причина такого недоверия стала ясна после того, как Простакова явилась инспектировать жилье Шалыгина:

— Почему в комнате стоит обогреватель?

— Да ведь морозы какие — холодно...

— В холодной квартире ребенок жить не может! А почему в серванте книжки стоят? Не положено: там должны быть сервизы! И вообще, мебель не новая...

— Кое-что от бабушки осталось...

— Вот видите! А покрывало на диване почему несвежее?! — продолжала сыпать обвинениями Простакова. Потом она проследовала на кухню, заглянула в холодильник: — Почему так мало колбасы? Почему варенье засахаренное?.. Да мы родителей, у которых дети в таких условиях живут, родительских прав лишаем!

Читая этот акт о несоответствии жилищных условий возможности отцовства, я невольно поежилась: меня бы точно лишили родительских прав — и варенье тоже засахарилось, и мебель стоит еще с советских времен...

Что интересно: за все это время, то есть за целый год, никто из представителей органов опеки или детского дома ни разу не попытался даже допустить мысль о том, что мальчику живется в новой семье совсем неплохо. Никто не расспросил о житье-бытье ни его, ни Сергея, хотя оба готовы рассказывать о своей жизни часами.

— Хоть бы раз поинтересовались! — недоумевает Сергей. — Даже познакомиться со мной поближе не пожелали...

Директор детдома Татьяна Ильина и социальный педагог Владлена Рыжкова пришли к ним только в декабре минувшего года вместе с судебными исполнителями — в очередной раз составлять акт о Димкином нежелании возвращаться в казенные стены. При этой знаменательной встрече мне довелось присутствовать.

— Отказываешься вернуться? — ледяным голосом спросила Диму Ильина.

Тот молча кивнул и отвернулся: его лицо перекосила такая злоба, что мне стало не по себе.

— Пиши расписку!

Пока Дима в сотый раз излагал на бумаге свое нехитрое желание жить в семье, Ильина объявила Сергею:

— В десятый класс он не пойдет — я передаю его документы в училище!

— А Дима хочет туда идти? — не выдержала я.

— У меня не было возможности спросить его: он же у нас не живет! Так что решение я приняла самостоятельно.

Сохранять самообладание мне становится все труднее:

— Почему вы так упорствуете, почему не даете возможности мальчику жить с приемным отцом?!

— Мне не нравится Шалыгин!

— Так он же не вас хочет усыновить!..

— И никакой особой любви я между ними не вижу! Мы готовим своих воспитанников к взрослой жизни, занимаемся с ними, а тут что? Шалыгин целый день на работе, парень предоставлен сам себе...

Черт побери! Меня точно лишат родительских прав! Я ведь, страшно сказать, тоже целый день на работе...

А насчет подготовки детдомовских питомцев к взрослой жизни — это вы, Татьяна Федоровна, лукавите. Не можете вы не знать, что подавляющее большинство выпускников выходят из сиротских заведений абсолютно неприспособленными к этой самой жизни — даже чай заваривать не умеют, т.к. питаются в столовой, — и вскоре после выхода “на волю” более 80% из них пополняют армию алкоголиков, наркоманов, правонарушителей.

Расти в казенных стенах, в отсутствии только тебе одному предназначенной родительской любви, — противоестественно. Такому человеку невероятно трудно адаптироваться в социуме. Это общеизвестный факт, и спорить с ним — все равно что утверждать: болезнь лучше здоровья. Непонятно другое: почему вас, Татьяна Федоровна, совершенно не волнует, что по вашей вине Дима целый год не получает положенного ему как сироте государственного пособия — того, что все это время перечислялось в подведомственный вам детдом? И еще интересно, извините за нескромность: на что были израсходованы эти деньги?..

Этот вопрос почему-то не беспокоит ни чиновников из органов образования г. Истры и Московской области, ни главу администрации Истринского района, к которым неоднократно обращались за помощью и Сергей с Димой, и даже председатель Комиссии по правам человека при Президенте РФ Элла Памфилова, озабоченная судьбой мальчика. Никто из многочисленного аппарата не заинтересовался этой историей, не попытался разобраться в ней. Почему-то те, кто по должности обязан помогать обездоленным детям, выполняют прямо противоположную функцию и нерушимой стеной встают между ребенком и приемным отцом. Вот что сказала по этому поводу Светлана Бочарова, председатель движения “Добро без границ”, общественной организации, занимающейся устройством в семьи осиротевших детей:

— Здесь нарушены абсолютно все права ребенка. Решение суда о насильственном возвращении мальчика в детдом, о насильственном же изъятии его из семьи, где он нашел родного человека, противоречит всем существующим законодательным нормам. Проблема в том, что детские дома не заинтересованы отдавать детей в семьи: чиновники стремятся “приватизировать” всех сирот. Ребенок — необходимое, но отнюдь не самое главное звено в цепочке, которая протянулась от госбюджета до детского дома. Львиная доля денежных потоков оседает на содержание чиновников разных уровней, рублевый ручеек питает и заработный фонд персонала детдомов, и уже совсем крохи достаются самому питомцу. Прибавьте сюда никем не контролируемую и при этом весьма существенную гуманитарную помощь, прибавьте мзду, взимаемую органами опеки за усыновление “перспективных” детей...

Справедливости ради надо признать, что не только корысть движет этим единым чиновничьим фронтом. Пожалуй, главная движущая сила здесь — непрошибаемое, железобетонное равнодушие. Равнодушие, граничащее с открытой враждебностью: чиновники давно воспринимают нас, рядовых граждан, как чужаков, находящихся по другую сторону баррикад. Похоже, их постигла массовая амнезия: напрочь забыто, что существуют они как раз для решения наших проблем и, к слову сказать, на наши деньги.

Почему судья не захотел вникать в суть Диминого иска, приглашать свидетелей, а провел все судебное заседание за 2(!) минуты, отказав ребенку в законном праве иметь отца, семью? Почему не захотел взять это дело под личный контроль глава истринской администрации?

Ответ мы получили, когда со своими челобитными в защиту Диминых интересов “дошли” до правительства Московской области. На нашу просьбу разобраться и помочь мальчику нам, недолго думая, заявили: “Раз директор детдома считает, что нужно вернуть мальчика, — значит, надо вернуть. Ему виднее”.

Куда теперь идти? Кому жаловаться? Круг замкнулся: директор, судья, сотрудники опеки — люди “своего” клана, а эти двое, Шалыгин с Тарасовым, да в общем все мы — чужаки. И с нами надо бороться, давить, травить, не пущать... Чтобы не смели высовываться! Ничего не изменилось со времен Салтыкова-Щедрина...

...Среди сотен беспризорников, которых ежедневно отлавливает милиция, подавляющее большинство составляют воспитанники интернатов и детских домов. Это огромная, трудноразрешимая проблема, потому что никто не знает, как быть с этими детьми. Они бегут из детских учреждений, и никакие запоры, угрозы или пряники их не могут там удержать. Вольная, безнадзорная жизнь затягивает очень быстро, и только очень немногие из детей улицы хотят с нею расстаться. Истринские власти упорно и целенаправленно толкают Димку именно туда — на улицу.

“Если они загонят меня обратно в детдом, я сбегу из города!” Димка сказал эти слова так, что можно не сомневаться: сбежит. Как может сложиться потом судьба подростка — догадаться нетрудно.

P.S. Редакция “МК” не собирается отступать и сдаваться в борьбе с чиновничьим произволом. Наша газета решила стать общественным защитником Димы Тарасова и просит рассматривать данную статью как официальный запрос в прокуратуру Московской области о грубом нарушении прав ребенка.