Эта хрупкая девушка из маленького северного народа саами прославилась в одночасье после того, как сыграла в картине Александра Рогожкина “Кукушка”. Фильм наградили на Московском кинофестивале, ему досталось три приза Национальной премии кинокритики и кинопрессы “Золотой Овен” (лучшая женская роль, лучший сценарий и лучший фильм), и он с успехом прокатился по мировым фестивалям. И сама Анни-Кристина тоже собрала урожай призов за главную женскую роль в нем. Сейчас она приглашена в жюри проходящего в Москве кинофестиваля “Лики любви”.
— Анни, почему ты решила стать актрисой?
— На этот вопрос непросто ответить. Моя мама — большой начальник в социальной службе в муниципалитете Лапландии. А папа — оленевод. Тринадцать лет он был банковским служащим, а потом решил вернуться к корням. В Лапландии если ты не оленевод, то ты никто. И когда я возвращаюсь домой, никому здесь не интересно, где я была, с какими людьми встречалась. Я сама толком не знаю, почему я выбрала такой путь, но что не из-за славы — точно. Может, из-за моего папы — он очень разговорчивый. А может, потому, что двухмесячной меня отдали в частный детский сад, где с детьми занималась пожилая женщина, и мы на Рождество ставили спектакли, пели, танцевали. Может, она и виновата в том, что я стала актрисой.
Сейчас мне кажется, что я всегда мечтала играть, всегда хотела выйти на сцену перед зрителем. Я такой человек: если что-то решила, то обязательно должна этого достичь.
— После “Кукушки” в России тебя называли не иначе как “гордая девушка из народа саами”. Что же такое саами?
— Саами — очень небольшой народ, нас всего около 70 тысяч. Мы — единственный народ, который живет в Европе с самого начала. Саами по своему возрасту то же самое, что и американские индейцы или аборигены в Африке. Мы были всегда, и наш народ можно назвать прародителем остальных. И у нас, конечно, очень древние традиции. Но сейчас мы не живем на своих исконных территориях, мы такие же цивилизованные люди: у нас есть и автомобили, и снегоходы, и телефон. Многие традиции сохранились, многие ушли, но природа до сих пор имеет огромное значение для саами, мы часто смотрим в небо и верим, что убывающая или прибывающая луна влечет за собой определенные перемены.
— А правда, что у тебя живет олень?
— Да, у меня есть олень. Но это дикое животное, и у народа саами олени обычно и остаются свободными животными — они приходят к дому лишь изредка. Но мы им вешаем кольца на ухо и по ним уже определяем, какой олень чей. Несколько раз в год мы собираем их всех, обычно летом, и вешаем такие кольца на оленят, и зимой собираем, чтобы продать или обменяться. Но дома, конечно, такое животное держать нельзя, у меня живет только собака.
— Ты охотилась когда-нибудь?
— Да, конечно, мне нравится охота, но проблема в том, что я не люблю оружие. Поэтому рыбалка мне все-таки ближе. Но каждую осень, примерно на месяц, у нас есть разрешение, и мы с отцом охотимся на лося. Но не едим его мясо, а продаем, потому что это очень большое животное и стоит приличных денег.
— Ты живешь обычно в Хельсинки?
— Нет, сейчас в Лапландии. Я жила в Хельсинки раньше, но мы решили вернуться домой. Я не люблю Хельсинки, потому что я саами и мне не нравятся финны. Иногда бывает очень трудно жить в Финляндии, потому что наши права не защищены так хорошо, как права финнов. Например, в Швеции, где тоже живут саами, все совсем не так.
— У тебя есть какие-нибудь предложения от иностранных режиссеров?
— С июня и до конца осени, после того как “Кукушку” показали на Московском кинофестивале, я путешествовала по миру с фильмом — была в США, Греции, Норвегии, России. Везде я встречалась с людьми и знаю точно, что фильм понравился. Но что касается предложений, то их пока нет. Мне сказали, что новую роль стоит ждать где-то через полгода после того, как все уляжется. Конечно, я хочу стать хорошей актрисой. Но у меня такое чувство, что моя актерская карьера в Финляндии закончена. Я не вернусь в Хельсинки. Хочу пожить в Норвегии, Швеции, Англии, Германии. Пожалуй, я хотела бы сыграть очень нежную, ранимую героиню, потому что себя считаю человеком сильным и мне было бы интересно побывать в шкуре другого. И еще — плохую девчонку...
— Ты еще играешь в театре?
— Уже нет. После съемок в “Кукушке” я вернулась в Лапландию и сейчас живу там и работаю диджеем на радио. В Хельсинки я ничего не делала — не было ролей — и потому все время была на взводе.
— Ты действительно знаешь шесть языков?
— Я говорю на пяти языках. Я всегда стараюсь научиться чему-то новому, это очень трудно, но очень интересно. Моя единственная сложность — ваш язык, мне он казался грубым. Но после съемок я поняла, что это не так, и сейчас, когда я слышу русскую речь, она звучит для меня как родная.
В России, например, я иногда себя чувствую как дома. Странно, но, наверное, это потому, что я работала здесь и “Кукушка” очень много для меня значит, здесь мои друзья. Мне пришлось прожить в России почти два месяца, и я научилась разбираться в ваших ценах и даже иногда могу разобраться, что написано в меню. Я не понимаю, как можно здесь чего-то бояться. Наверное, виноваты стереотипы о России, которые есть у каждого. И у меня они тоже были, но, когда я снималась в Кандалакше, я много узнала о русских и поняла, что ваша страна ничем не отличается от нашей.
— А какие стереотипы были у тебя?
— В школе история была моим самым любимым предметом, но мне не нравилось все, что связано с Финской войной. Еще я знала, что здесь есть мафия, проституция и водка. Что женщины здесь очень ярко красятся и обесцвечивают волосы.
— “Кукушка” была в списке фильмов, которые могли бы представлять Россию на “Оскаре”. Не обидно, что выбрали другой фильм?
— Да, конечно, я расстроена — и за себя, и за режиссера Александра Рогожкина, и за актеров, с которыми работала. Ведь во время ММКФ все говорили только про фильм, про “Оскар”... Но все оказалось большим блефом, и мне даже стыдно, что все сложилось иначе. И в Финляндии говорили об “Оскаре”, но когда все изменилось, там посмеялись надо мной. Знаете, финны такие мелочные...
— Как тебе работа диджея?
— Я просыпаюсь, если у меня утренняя программа, в пять, если дневная — в девять часов утра. Одеваюсь, надеваю унты — я никогда ничего другого не ношу дома, сажусь в машину и еду двадцать километров на работу.
— У тебя есть какая-то коронная фраза, которой ты приветствуешь слушателей?
— Нет, я просто говорю первое, что приходит мне в голову, примерно так: “Привет, доброе утро, сегодня минус тридцать градусов”. Конечно, все зависит от настроения: если я расстроена, мне очень сложно говорить много, и я ставлю музыку, но если я в хорошем настроении — как сейчас, — то бываю очень болтливой.
— Кто твои друзья?
— Саами почти все родственники — близкие или дальние, поэтому все мои друзья — мои родные, и я знаю их с раннего детства. Вообще там живет всего-то около двухсот человек, все друг друга знают, у нас одна заправка, один бар, один небольшой магазин. Там мы все и собираемся, пьем кофе, болтаем о всякой ерунде — о снегоходах, о погоде, оленях.
— А какую музыку ты любишь?
— Обычно я слушаю какую-то запись месяц, а потом забываю о ней. Когда еду в машине, всегда включаю музыку, всегда громкую, потому что люблю быструю езду. Сейчас, например, слушаю Эминема — для машины это лучшая музыка. Но когда я дома, то ставлю музыку спокойную. Слушаю и ваши группы, например, “Тату”, но только по-русски. Их англоязычный альбом, кстати, очень популярен в Финляндии. Мне нравится Земфира, она напоминает мне о том времени, когда мы снимали фильм в Кандалакше. На радио мы ставим только этническую музыку — например, кельтскую, музыку саами, но никогда финскую или шведскую. Мы могли бы давать в эфир и русскую музыку, но проблема в том, что мы не знаем, какие диски у вас пиратские, а какие нет.
— Какая твоя самая плохая черта?
— То, что я очень строга к себе. Я ненавижу себя, когда совершаю ошибки. Правда, после “Кукушки” я стала менее требовательной к себе. И даже если ошибаюсь, то говорю: о’кей, больше не повторится. И потом, ты ведь никогда не знаешь, что такое ошибка. Единственное, что я точно знаю, что курение — плохо.
— А самая лучшая?
— Ни одной! Возможно, то, что я упрямая.
— А тебе приятно, когда тебя узнают?
— Да нет, я себя не чувствую звездой, я самая обыкновенная девушка. Это не то, ради чего стоит жить. До “Кукушки” я вообще никогда не думала, что буду сниматься, и для меня было огромным счастьем, что Александр Рогожкин пригласил именно меня, а ведь хотел пригласить на эту роль фотомодель...
Слава для меня что-то совершенно абстрактное. Но, конечно, мне было очень приятно получить награду на Московском фестивале. Когда мне было пятнадцать, я думала, что всего достигну и обязательно стану знаменитой. Потом я поняла, что это непросто, что нужно много работать и ты никогда не узнаешь, чем все закончится.
