Культурное событие, случившееся на днях в древнем городе Стамбуле, поразило воображение местного населения. Впервые в истории Турции в оперном театре поставили русскую оперу на русском языке. Постановку “Князя Игоря” Бородина осуществил режиссер Дмитрий Бертман, создавший спектакль о дружбе между русскими и половцами. Причем немалую роль в режиссерском решении отвел... верблюду.
В Турции, как и в Греции, “все есть”. Даже опера. Хотя появилась она по историческим меркам буквально только что: оперному театру Турции всего 42 года.
Стамбульский театр оперы и балета — современное здание из стекла и бетона, построенное лет тридцать назад. Сцена оснащена такой фантастической машинерией, что любой знаток состояния театрального дела в России, попавший за кулисы стамбульского театра, готов спеть вслед за Онегиным: “Позор, тоска, о жалкий жребий мой!” Ни один московский театр, тем более музыкальный, не обладает и сотой долей тех возможностей, которые заключены в конструкции стамбульской сцены. Огромная труппа существует по образцу нашего ГАБТа: штатные артисты, строгая иерархия. Зарплаты, правда, повыше, чем у нас: в среднем солист получает около 1200 долларов. Репертуар весьма обширный: “Травиата” Верди, “Богема” Пуччини, “Ганс и Гретель” Хампердинка, “Дон Жуан” Моцарта, мюзикл “Целуй меня, Кэт” Портера. Шел “Евгений Онегин” — но на турецком языке.
И вот — “Князь Игорь”. Материал выбран турецкой стороной не случайно. Сюжет о русском князе, который отправился воевать с половцами, потерпел поражение и позорно бежал из плена, традиционно завершается помпезным хором “Слава”, адресованным униженному Игорю. За что же “Слава”, если бой проигран, а полки полегли? Победа осталась за половцами. Но не такой ход выбрал российский режиссер, решивший примирить воюющие стороны. Поменяв местами картины последнего акта, Бертман показал чудеса политкорректности. В первой картине Игорь действительно бежит из плена, но не сам, а с подачи дружелюбного хана Кончака, который обеспечивает князю вполне достойное возвращение на родину с миссией примирения. А в финальной картине — звучат половецкие пляски, которые исполняются смешанным русско-половецким составом. Играют свадьбу между Кончаковной и сыном князя Игоря Владимиром. Династический брак совершен, вражда исчерпана, на сцене — оживший фонтан “Дружба народов”...
История о том, как турецкие артисты учили русский язык, — это героический эпос, по сравнению с которым “Слово о полку Игореве” — просто детская сказка. Но они сделали это. И поют хоть и с акцентом, но с четкой артикуляцией и подлинным актерским мастерством. Настоящее открытие — исполнительница партии Ярославны Перихан Наир. Она молода и обладает многими достоинствами Монтсеррат Кабалье. Правда, в том числе и габаритами великой сопрано. Бертман остроумно обыграл ее специфическую фактуру: Ярославна — многодетная мать, свой плач она поет с очередным новорожденным младенцем на руках. При этом она решительна, умна и вообще гораздо более царственна, чем рефлексирующий, истеричный Игорь, маниакально жаждущий бранной славы.
О том, что Кончаковна выедет на сцену на живом верблюде, стамбульские СМИ растрезвонили еще до премьеры. Верблюд (единственный, кстати, в Стамбуле) был прекрасен и сорвал бурю оваций. На что отреагировал естественным для верблюда способом — обделался. Но оказался не первым в этом начинании. В начальной сцене, когда солнечное затмение предрекает поражение русскому войску, Игорь и Владимир выезжают на настоящих конях. В кульминационный момент конь под Владимиром опасно задрал хвост и... Вот оно, знамение! Что там солнце? Такой кучи старожилы не припомнят.
Спектакль сделан с прицелом на фестиваль, который проходит летом в древнегреческом амфитеатре Аспендос, расположенном на территории юга Турции. Для этой версии Бертман готовит еще один зоологический сюрприз: в любовной сцене на арене амфитеатра распустят свои хвосты живые фазаны.
