Глаза — зеркало души. Заглядывая в глаза Шуры (или, по-трейдмарковски, — $hura), можно ненароком и поперхнуться. В глазах сего милого андрогинного создания вполне юных лет — немая цитата из Земфиры: “Я стала старше на жизнь”.
Не то что стариковская усталость, а некая взрослая жизненная мудрость с налетом печали и мученичества проглядывает из-под кокетливо хлопающих подкрашенных ресничек. Совсем другой взгляд был еще несколько лет назад — по-петушиному задиристый, хамоватый, вызывающий, а временами и бесчувственно-стеклянный. Это когда несуразно-щербатого юнца, веселившего за 10 долларов гонорара завсегдатаев гей-клуба “Три обезьяны” (и не каждый вечер, а лишь если сильно сжалятся и позволят надутые хозяева) судьба — злодейка и кудесница — вдруг вынесла на вершины Олимпа. Шура неожиданно познал славу и успех высочайшей пробы и начал мстить не столько за былые унижения от “надутых хозяев”, сколько за унижения жизни. Но в этой праведной злобе-борьбе он переусердствовал настолько, что кубарем скатился с той вершины еще быстрее, чем на нее возносился. Да, действительно, год в шоу-бизнесе — за два, а то и за три. За эти годы Шура прожил целую жизнь, чуть не умер, по сути, родился снова. Вот вам и “старше на жизнь”.
А теперь это милое и кроткое “мы” — то ли о себе, как о Николае Втором, то ли, как у доброй мамаши, о себе и своих детках — артистах коллектива: “Мы пошли в школу”, “Мы записали песенку”...
Год назад — попытка камбэка — возрождения с пластинкой “Второе Дыхание”. Возрождения мучительного, трудного, через кризис, застой, отчаяние, пустоту и в то же время — через очищение и прозрение. Второе дыхание с трудом, но все-таки пробивается. Он честно заслужил свое место в Зале славы “ЗД”, которое счастливо и займет 31 января в Кремле, ослепляя церемонию ZD Awards начищенной до блеска стоматологической обновкой.
Первый концерт, который посетил как зритель
Ира Аллегрова, город Новосибирск, потом Юра Шатунов, потом группа “Мираж”. А четвертым концертом стала Жанна Агузарова. Моя бабушка была шеф-поваром концертного зала “Сибирь” и обслуживала всех артистов. Я у нее был на подметках. Так вот, Жанна Агузарова подарила мне свою косу. У нее была такая длинная коса из советских колготок. Из детских, из взрослых, из светлых, из красных — коса прямо до пола. И она мне ее подарила. А еще я приносил Леонтьеву яичницу. Он тогда любил ее с жареной колбаской.
Последний альбом, купленный за свои деньги
Вчера купил свой альбом “Сказка”. Пиратский, хоть и в супермаркете.
Музыкальные пристрастия, за которые сейчас стыдно
Я никогда не любил “Beatles”, и мне за это не стыдно. И рок никогда не любил, и рейв тоже. Слушал Анну Герман, Вайю Кон Диас, Эллу Фицджералд и Аллу Пугачеву. Люблю настоящий голос. Как у Зыкиной, чтоб пела — так пела, чтоб мурашки по коже.
Песня, автором которой хотелось бы быть
“Не Отрекаются Любя”.
Музыка, которую заказал бы на свои похороны
Песни, которые пел в ресторане. Ну никак не мои.
Актуальные музыкальные увлечения
Понравился Дима Билан. И голосом, и подачей. Западных почти не слушаю.
— Беззубость была символом твоего бренда, словно серп и молот на советском флаге. Как же ты решил с этим расстаться?
— Хочется уже кушать и жить нормально. Наше общество перешло грань стремоты на сцене: каблуки, ощипанная шуба, замусоленные волосы. Теперь мы отмыли волосы и вставили зубы, решили быть культурными и нормальными, потому что этого хочет публика.
— Неужели и сапоги на платформе выбросил?
— Платформы выбросил, но шпилька осталась. Шпилечке мы не изменяем, врать публике не нужно. Если уж они знают, что мы такие, какие мы есть, то пускай будет. Жизнь проходит стороною, оставайся сам собою.
— А что происходит с музыкой?
— Музыка другая. Завтра отдаю выпускающей компании новый альбом. Он будет называться “Его Любят Люди”. Но это не про меня, просто так придумала моя замечательная бабушка. На обложке будет яблоко, ободранное моей старой улыбкой, а внутри двенадцать новых песен, которые написали Сергей Курицын, Костя Арсеньев и я сам. К радости моего балета (а мой балет — это мои дети, я же — как большая курочка-мама), я вдруг стал писать, хотя не являюсь ни поэтом, ни композитором. Заглавную песню с альбома писал семь лет по строчке и вот наконец дописал. “По щекам моим катятся слезы, застудят их злые морозы, не застудит лишь сердце мое, никому не нужно оно”. Очень хорошая песня, и сам альбом получился с душой. Музыка там самая разная. Я человек неординарный и пишу то диско, то романс и плачу при этом. А Курицына вообще невозможно угадать. Он написал “Нас не Догонят” для “Тату” и в то же время лирику для Саши Маршала.
— Чем этот “альбом с душой” отличается от того, что ты записывал раньше?
— Настроением. Старый альбом мы писали еще в коме. Тогда мы лечились от наркотиков и не только, были в капельницах. Все помнят меня без волосиков и думают, что это был имидж. Так вот — ни фига это был не имидж. Есть такая болезнь — называется рак, и она по мере насыщения моего организма наркотиками начала развиваться. Слава Богу, врачи, которые лечили меня от наркозависимости, это вовремя заметили. Я сначала ничего не понял, понадобилось полгода, чтобы осознать, что со мной происходит. Потом — операция, капельница, химиотерапия. Полтора года я не работал, и хорошо, что коллектив от меня не убежал. Дети (так Шура называет артистов своего коллектива. — “ЗД”), конечно, не голодали, чем-то занимались, но ни с кем не танцевали, были мне верны. Еще рядом была мама, которая приехала из Новосибирска и поселилась в Москве.
— Действительно — слава богу! Рак — вещь пренеприятная, и славно, что тебе удалось отделаться легким испугом. Когда все это закончилось, не посетила мысль вообще забросить музыку как занятие крайне опасное для здоровья?
— К этому привела не музыка, а лишние деньги и мое доверие к людям. Я был очень доверчивым, и поэтому в моей жизни появились дилеры, которые кормили наркотиками и т.д. Музыка здесь ни при чем.
— Сейчас из пороков в жизни осталось только вино “Гренадин”?
— Осталось только “гренадиниться”... Не могу пить несладкое вино и от этого полнею. Но меня это не портит, к тому же появилась новая линия одежды. Мы больше не покупаем себе приталенные джинсы, вместо них свободные шикарные вещи.
— Легко было мириться с тем, что о тебе в последние годы говорили исключительно в прошедшем времени?
— Для кого-то я, наверное, умер как артист, а кто-то меня похоронил и в самом деле. Ходили такие слухи, будто Шуры вообще теперь нет. Но я знаю, что поклонники у меня остались, в городах есть фан-клубы, и на гастроли я езжу. Да — меньше, да — дешевле, не в деньгах счастье. Главное для артиста — это его постоянная реализация. Так вот — я очень реализованный артист. Только что приехали из Израиля. Был стадион народу.
— Люди, пережившие экстремальные ситуации, часто ищут умиротворения в религии, медитациях, вегетарианстве... Как у тебя с этим?
— Вегетарианство это не религия, это бред. Но для организма, наверное, хорошо... Я всегда верил в Бога, при всех моих каблуках, шпильках и чуть ли не рогах на голове и хвосте на шортах. И люди ни разу не называли меня исчадием ада, а наоборот, говорили, что я делаю добро. Три раза был в Израиле и никак не мог доехать до святых мест. А на этот раз получилось. В очень хорошем коллективе с певицей Сашей и “Отпетыми Мошенниками” доехали до Иерусалима.
— Тусовка как неизменный атрибут поп-звездной жизни для тебя теперь неактуальна? Танцы там до утра, клубы, оргии?..
— Если со мной будет тот человек, которого я теперь люблю, то готов объехать не только кучу клубов, но и кучу городов. А если этого человека нет рядом, то поеду домой спать. Теперь это так. Я знаю, что происходит в клубах, и лично для меня это интереса уже не представляет.
— Вон оно как! У нас теперь постоянство в личной жизни?
— Да. Новые зубы, личная жизнь, квартира. И все в один год. Какой ужас! Зубы мне вообще-то давно советовали сделать. Но в итоге все получилось неожиданно. Вечером мы поругались с объектом обожания, и утром я уже сидел в кресле и пытался себя изменить. Очень хорошо, когда кого-то любишь. Наверное, поэтому люди и меняются.
— А петь весь этот “голливуд” не мешает?
— Стало еще лучше. Теперь Курицын мне в студии делает тише микрофон. А говорить с новым ртом я научился дня за четыре. У некоторых, кстати, это происходит труднее. Алла Борисовна, когда заделала себе щербинку между зубов, долго училась выговаривать слова. А я — за четыре дня, и все нормально. При этом мой дефект речи все равно остался, и это хорошо.
