Кажется, Николай Сенкевич, так неожиданно назначенный гендиректором НТВ, влип в историю. Зато там, в истории, давно уже занял место его папа, знаменитый Юрий Александрович. Ему тоже приходится расхлебывать эту кашу. Как говорил товарищ Сталин, сын за отца не отвечает. А отец за сына?
- Вы узнали о назначении сына по телевизору?
— Нет, немножко раньше. Я поехал на совещание к Александру Любимову, и, как только вошел, он мне сказал: “Вы знаете, Юрий Александрович?” — “О чем?” И Саша мне все рассказал. И добавил: до семи часов об этом говорить нельзя. Я и молчал. Но за сына порадовался.
— Вас не коробит, что всем теперь интересны не вы, а ваш сын?
— Коробить меня это не может, потому что я его сотворил и за свое творение отвечаю. Не говоря уж о том, что я его просто люблю, как любой родитель любит своего ребенка. Меня коробит другое: почему люди, совершенно его не знающие, позволяют себе какие-то суждения, которые его вовсе не характеризуют. Вот вы знаете, сколько в нашей стране за последние 50 лет было защищено докторских диссертаций сразу, минуя кандидатскую, как сделал мой сын? И это соответствующим образом человека характеризует.
— Юрий Александрович, не вы ли помогли Николаю с докторской?
— К великому сожалению, я ему не помогал. Я узнал, сколько он написал, когда Коля пришел ко мне в офис и сказал: “Папа, мне нужно сделать ксерокопию моей диссертации”. Прибежала девушка, которая ведает у нас ксероксом, и говорит: “Юрий Александрович, там 450 страниц”. А для кандидатской больше 120 не нужно. Так что я вообще к этому не имел никакого отношения. К тому же я не пульмонолог, я ничего в этом деле не понимаю.
— А почему он решил стать именно врачом-пульмонологом?
— Я не знаю, он сам это выбрал. Я в свое время, будучи любящим отцом, ему сказал: “Коля, иди лучше в офтальмологию”. Я дружил со Святославом Федоровым, мы жили в одном доме. Я позвонил Федорову и сказал: “Придет мой Коля — возьмете его к себе?” Он говорит: “Ну конечно, почему же нет, возьму”. Коля пошел туда, потом приходит и говорит: “Знаешь, папа, мне там обстановка не нравится”. Я сказал: “Тогда выбирай сам”. И он сам выбрал пульмонологию.
— Но врачом-то он стал из-за вас?
— Здесь, конечно, я надавил. И на Колю, и на его старшую сестру. Мне казалось, что врач — это хорошая специальность. Кроме того, у нас врачебная семья. Колин прадед с материнской стороны тоже был врачом, мой дед был врачом, моя мама была операционной сестрой у самого Оппеля. Дед мой был ассистентом у знаменитого Кравкова, который считается отцом нашей российской отечественной фармакологии.
— Но вы же всю жизнь путешествовали. Когда было на сына влиять?
— Мои длительные отлучки несколько преувеличены. Так лишь казалось. На самом деле две недели в месяц я был дома, а две — в командировке. Пока Коля рос, длительная отлучка у меня была только одна — полгода я плавал на “Тигрисе”.
Когда я ездил в горы, то часто брал Николая с собой. Мы плавали с ним на барке “Седов”, были на Памире, залезали аж на 6,5 тыс. метров. Ему тогда было 13 лет. Я за него боялся, потому что вертолеты на Памире, особенно те, которые работали на высокогорье, внутри все ободраны, а сзади вообще дырка. Мы с ним вдвоем сидим в этом летающем дуршлаге на высоте 6 километров. “Ты как?” — спрашиваю. “Ничего”, — отвечает. Затем Коля участвовал со мной в экспедиции Тима Северина на “Арго”. Северин — знаменитый исследователь, плавал по маршруту аргонавтов. Потом мы с Тимом сошли в Батуми, а Коля с экипажем дальше шел до Риони... Я его дня три не видел и потом, когда увидел, спросил: как ты? Он: все нормально.
— Вы его брали с собой на студию в “Останкино”?
— Нет, это не очень полезно для здоровья. Тем более мы записывались в закрытой правительственной студии. Но он же видел, как мы снимали в экспедициях. Знаменитый Карло Маури — мой друг, был для него просто Карло, а Хейердал — дядя Тур, он его знал с детства. Знаком он был с Жаком Ивом Кусто. Наверное, именно поэтому Коля стал писать для журналов и на “Московии” вместе с дочерью Коли Дроздова делать сюжеты для канала. Он даже сказки писал для детей на фармакологические темы.
— И про геморрой сказки писал тоже?
— Да это чушь собачья. Он сотрудничал с журналом “Лиза”, и они ему заказывали различные статьи: по истории медицины, про болезни... И попросили его сделать этот материал. Ну и что? Может быть, это кому-нибудь поможет, особенно некоторым кандидатам биологических наук.
— Это вы о Константине Эрнсте?
— Эрнст здесь ни при чем, он мой руководитель и человек, которого я уважаю. Замечательная у него была передача — “Матадор”. Я имею в виду... Павла Лобкова.
— Да, кандидаты бывают разные...
— Когда Эрнста спросили на эту тему, он сказал: лично я Сенкевича-младшего не знаю, но если он талантлив так, как его отец, все будет в порядке. Я видел, как выступал Евгений Алексеевич Киселев на эту тему. У меня нет никаких претензий к людям, которые не врут.
— Как Коля попал из медицины в “Газпром-Медиа”?
— Совершенно случайно. Я тоже к этому никакого отношения не имел и не имею. Коля мне говорил: “Папа, я защитил докторскую, а дальше перспективы не вижу”. Тогда мой сын получал 1500 рублей.
— У него были друзья — пациенты, которые предложили перейти в “Газпром-Медиа”?
— Да. Естественно, он сообщил об этом маме, мне. Я ему сказал: “Коля, ты большой мальчик, ты взрослый человек. Если тебе кажется, что ты там будешь на месте...” — “Все-таки отдел спецпроектов, я что-нибудь придумаю”, — ответил он. Я против того, чтобы человеку приклеивали ярлыки априори. На моего сына обрушился шквал насмешек, и я молю бога, чтобы он не принимал этого близко к сердцу.
— Но он же знал, на что шел.
— Разумеется, он не знал. И я не думал, что возникнет такой страшный вал. Потом я начал вспоминать, что было, когда пришел Йордан. Это сейчас его все полюбили. А тогда я думал: несчастный человек, жил себе спокойно, бизнесом занимался, зачем же ты взял на себя такую обузу?
— Вы обижены на сюжет Лобкова в “Намедни” про вашего сына?
— Я лично не думал, что они столь мелко плавают. А Парфенов, наверное, думает, что он все на свете знает. Однажды я прочитал интервью, в котором Парфенов рассуждал о “Клубе путешественников”, где все тихо и гладко... “А вот когда я смотрю зарубежные каналы, “Дискавери”, например, то вижу, как ведущий, засучив рукава, по локоть в крови принимает роды у кенгуру — и вот это на меня действует”. Да, подумал я, интересно, знает ли этот человек, как проходят роды у кенгуру. По идее, если он претендует на всезнание, то должен быть в курсе того, что кенгуру рождается тихо и спокойно. Величина новорожденного кенгуренка около сантиметра, он медленно вылезает, по шерсти пробирается в сумку и там еще несколько месяцев находится безвылазно, присосавшись к кенгуриной груди, которая находится в этой сумке. Вот тогда я и подумал, что, видимо, этому человеку еще многому надо учиться...
— Этот пример говорит лишь о том, что на ТВ слишком много дилетантов. Теперь к ним прибавился ваш Коля. И он будет просто исполнителем чужой воли...
— Зачем поднимать волну раньше времени? Я знаю своего сына. Он человек спокойный, вне всякого сомнения, талантливый, творческий, ни в коем случае не лизоблюд. Он привык общаться с достаточно известными людьми с детства. У него глаза не застланы пеленой. Когда я ехал на встречу с Хейердалом, то дрожал. А Коля сразу залез к нему на колени. Поэтому, может, лучше не вставать в позу, а попробовать посотрудничать. Получится — замечательно. Нет? Ну, уберут его в конце концов.
— А он не будет всеми силами цепляться за это место?
— Думаю, что нет. Но я уверен: всякая конфронтация непродуктивна. Я это знаю по своей жизни. Когда мне было 30 лет, я оказался в Антарктиде на высоте четырех тысяч метров на станции, где было 16 мужиков и больше ничего. Никакой связи. И мы вынуждены были сосуществовать. Я за этот год понял, может быть, больше, чем за все предыдущие 30 лет своей жизни. Я понял, что человеческие взаимоотношения — достаточно тонкая, сложная сфера. И что по жизни надо стараться людей не обижать. Этому же меня учил и Хейердал. Казалось, великий ученый, ну как я к нему смогу приблизиться? И вдруг буквально через 2—3 дня общения с ним я увидел, что он совершенно не разделяет моих восторгов по поводу величия его собственной персоны. Все мы одинаковые люди и равны перед Богом. Когда человек начинает о себе думать, какой он великий, то на этом он заканчивается. К сожалению, мне приходилось встречаться с такими людьми.
— Их много в “Останкино”?
— Они есть. Пожалуй, их не так много на Первом канале, на остальных — больше...
