...Мы привыкли ненавидеть приезжих инородцев. Эта ненависть уже стала чем-то обыденным и вскоре может встать в один ряд с другими непреходящими чувствами — всенародной любовью к Пушкину, например. Даже в среде высоколобых интеллектуалов презрительные ухмылки в адрес оборотистых брюнетов давно не считаются моветоном.
Коллективное сознание рождает стереотип: кавказец должен быть не в меру нагл, жаден и втайне сочувствовать чеченским террористам. “Они” торгуют наркотиками, выгоняют русских крестьян с рынков и отбирают у москвичей рабочие места.
Этнические группировки уже давно поделили самые лакомые куски Москвы. Чеченцы урвали игорный и гостиничный бизнес. Грузины “крышуют” маршрутные такси, азербайджанцы монополизировали рыночную торговлю, “вьетконг” делает миллионы на снабжении малоимущих третьесортным барахлом. Менее предприимчивые молдаване и армяне работают на стройках. “Топ-менеджеры” национальных кланов снимают пенки — контроль за деятельностью “своих” действительно приносит им несусветные барыши. Это “они” скупают целые кварталы для своей многочисленной родни и поражают барской щедростью даже бывалых официантов роскошных ресторанов. Рядовых гастарбайтеров, что пашут по 14 часов в день, обычно не замечают. Разве что промелькнут испуганные лица в телерепортаже об очередной образцово-показательной высылке на историческую родину… Вместо мифа о соблазне большого города им достаются осколки столичной жизни — 14-часовой труд, подпольные цеха-казармы и скудная еда из пакетиков. “Их” Первопрестольная разительно отличается от того празднично-сверкающего мегаполиса, который изображен в туристических справочниках.
Это другая Москва. Она словно декорация черно-белого кино, в котором нет ярких пятен и радостных событий...
…Я пробираюсь по железнодорожным путям одной из подмосковных станций. В “отстойнике” не менее десяти составов. Над многими вьется сизый клубок дыма. К дверям вагонов натаскана куча кирпичей — своеобразный порог в мир нелегалов.
— Хозяева! — поднимаюсь по импровизированным ступенькам. В нос бьет едкий запах мочи и духоты. — Есть здесь кто-нибудь?
Навстречу с верхней плацкартной полки соскакивает грузная женщина. Она моментально начинает кричать:
— Кто звал? Никого здесь нет!
Однако, узнав, что я не из налоговой полиции и даже не собираюсь проверять паспорта, мне разрешают остаться в тамбуре. Со всех полок свешиваются любопытные головы. В тусклом свете приглушенных вагонных лампочек лица кажутся серыми. Найти здесь можно представителей любых национальностей — проводники сдают плацкартную койку всем желающим за 50 рублей в сутки. Никто не спросит, как в большинстве московских приютов, столичную прописку. Никто не потребует регистрацию и справку о прохождении санобработки…
Я прошу позвать кого-нибудь из строителей, заранее приготовив “легенду” — мол, дом отремонтировать надо.
— Витек! К тебе заказчик пришел!
В тамбур выходит Витек. Ему уже глубоко за 50. Одет в потертую когда-то модную куртку, вязаную шапочку “Adidas”. Разговор с ним так и не получился: быстро поняв, что я из газеты, работяга стремительно тушит недокуренную сигарету.
— Ты, блин, пару строк черкнешь, — поясняет Витек, — а нас всех попрут отсюда. Иди отсюда и ради Бога забудь, что здесь видела!
Иду мимо других вагонов, вижу в окнах лица людей. Они тут же прячутся за жиденькими занавесками и тушат свет. Дверь мне никто так и не открыл — чужих здесь боятся.
Рельсы упираются в безысходность. Вернее, в тупик — это здание железнодорожного депо. Посреди гор ржавеющих со времен СССР металлических труб и мусорных контейнеров стоит мрачное здание. Несмотря на поздний вечер, в депо кипит жизнь: где-то шумят станки, ходят рабочие и охранники. Моим проводником на пару часов становится молодой парень Овик, с трудом изъясняющийся по-русски.
…По лестнице поднимаемся на второй этаж. С отсыревших стен сыплется штукатурка. На рыжих трубах сушатся дырявые носки, веревки, протянутые вдоль стены, увешаны застиранным тряпьем. У порога — ведро, набитое пустыми упаковками от китайской лапши и быстросупов.
— А вот здесь мы обедаем и спим иногда, — поясняет Овик, гостеприимно распахивая дверь.
Внутри — огромное помещение. Клеенчатые колченогие кресла из кинотеатра, пузатые железные сейфы и тюки свернутых грязных матрасов. Из дешевого магнитофона рыдает Буланова, за столом кто-то увлеченно режется в карты. Мы проходим в соседнюю комнату — своеобразную кухню. На маленькой электроплитке кипит закопченный чайник, в углу — старый зиловский холодильник. Хозяева размещаются на огромном “топчане” — грубо сколоченном из досок ложе, покрытом некогда желтым одеялом. Потекший потолок, скелеты неработающих ламп, кусок полиэтилена на столе вместо скатерти и полчища мух.
В депо работают около ста человек. Большая часть из них приехала из Армении.
— Я попал в Москву пять лет назад из Молдавии, хотя сам родился в Ленинакане, — рассказывает 45-летний Гамлет — смешной дядька с роскошными усами. — Конечно, на родине лучше, но семью-то кормить надо!
Его жизнь протекала по намеченному еще в детстве плану: в 20 лет получил образование, в 30 — женился, купил машину. А в 40 все рухнуло: землетрясение в Ленинакане, развал СССР, война. Гамлет, квалифицированный агроном, уже который год кладет плитку и красит стены.
— Обидно все это, — вздыхает он, — вчера долго заснуть не мог, все думал: кости болят, тело ноет, что через год делать? Я столько лет трудился на государство, а теперь вот работаю штукатуром, ночую черт-те где...
В Ленинакане в месяц можно заработать 800 рублей. Это если очень повезет. В Москве — 300—400 долларов. Почти все деньги Гамлет отправляет в Армению и Молдавию. На это живет его семья, мать, две сестры и брат. К тому же дочка учится в университете. А за образование тоже кто-то должен платить.
Работают в депо без выходных и праздников. Появление заказа — уже радость:
— Вот сегодня положил всего два метра плитки, — говорит Гамлет. — А значит, и получу 250 рублей. Вычтите траты на дорогу и еду — совсем ничего не останется.
Ашик приехал из Еревана ровно год назад. В Армении осталась жена с ребенком и мать. Когда-то он был сапожником. Сейчас — плотник, маляр, строитель и мастер на все руки.
— Домой, родная, очень хочется, — Ашик стряхивает пепел в кофейную кружку. — Если бы там была работа, я бы ни за что сюда не приехал.
Здесь он хватается за любой труд. Работу дает бригадир, именно он “решает вопросы” с клиентами. Сколько уходит в карман главного, никто не знает. Но люди рады любой оплате. Кстати, часто поступают и заказы от госструктур: мои собеседники два месяца строили больницу в Яузе, ледовый комплекс в Подмосковье. Как вспоминают Овик и его друзья, на открытии дворца был и губернатор Громов. Правда, поглазеть на обряд разрезания красной ленточки строителям не позволили — не стоит лишний раз перед властями светиться:
— Нас не пустили, — объясняет Ашик. — Сказали, что нам там делать нечего. Отстроили, и ладно…
На столе незаметно появляется бутылка “Столичной”, нарезанная колбаса, неровные ломти хлеба и горячий кофе. Закуску приносит явно русская девица в растянутых на коленках штанах и выцветшей футболке.
— А-а, это подруга одна... Ну, там постирать, погладить. Да и так…
Из соседней комнаты, заглушая музыку, доносятся недовольные возгласы и крики — кто-то проигрался в карты.
Процесс формирования бригады напоминает жизнь стаи бродячих собак. Масса обездоленных людей. Стихийное выдвижение лидера. Строгая иерархия. Безусловное подчинение “вожаку” — он может дать работу, а может прогнать. Обратно, в нищету… Здесь нет отличий по нациям и вере. Азербайджанцы, армяне, белорусы и молдаване — все держатся вместе.
— Нам нечего делить, — поясняет Гамлет, — все эти конфликты, войны — пусть правительство разбирается. А мы — просто люди.
Строители вспоминают бывший СССР, когда в Москву приезжали. Чтобы попить фанты и отстоять в очереди к Мавзолею. Когда никто не называл их “чурками” и не требовал уехать из России. А потом…
— Сначала был Буденновск, — рассказывает Ашик, — затем взрывы на Каширке. Тогда мы узнали, что такое “обезьянники”. Но самое страшное — это “Норд-Ост”.
Через неделю после трагедии на Дубровке в котельную ворвались вооруженные люди в масках. Прикладами заставили опешивших людей разделиться на две группы: мусульман и христиан.
— Тогда, — утверждает Гамлет, — не тронули армян. У нас проверили паспорта и отпустили. А вот несколько таджиков, примерно человек шесть, военные забрали с собой. Мы до сих пор не знаем, куда их отвезли.
Отношения с милиционерами — особый разговор. Каждый поход в город гастарбайтерам обходится в 50—150 рублей. Как повезет, на какого стража порядка нарвешься. Именно поэтому в Москву рабочие стараются ездить пореже. К тому же можно встретиться и со скинхедами.
— Меня били раз 50, — рассказывает Гамлет. — В прошлом году на Кунцевской напали молодые пацаны. Я еле спасся.
Избить могут прямо в автобусе или электричке. Обиднее всего — равнодушие толпы.
Осторожно спрашиваю про милиционеров.
— Что ты, родная! К ним обращаться еще опаснее, — машет рукой Ашик. — На моих друзей в Одинцове набросились “бритые”. Поблизости проходил участковый. Он выстрелил в воздух. Подростки разбежались, а милиционер, вместо того чтобы помочь пострадавшим, стал требовать у них регистрацию…
Кстати, строители уверены, что случаев избиения приезжих гораздо больше, чем сообщают официальные сводки. Во время недавнего матча “Локомотив” — ЦСКА жестко “поработали” над тремя армянами. Однако ни в каких милицейских отчетах это не прошло. Гамлету в тот вечер повезло: он делал ремонт на квартире в центре Москвы. Собирался ехать домой в Одинцовский район, но в последний момент испугался и передумал. Остался ночевать в пустой квартире, на голом полу.
— Зато сейчас живой, — улыбается он.
Несмотря на выпады скинхедов, к русским гастарбайтеры относятся хорошо.
— У нас в Ленинакане жило очень много русских, — вспоминает Гамлет. — После землетрясения они помогали отстраивать город. Мы всегда жили очень дружно. Да и как можно судить обо всей нации из-за нескольких десятков сопляков?
— А на меня чаще всего кричат пожилые, — перебивает Ашик. — Стоит зайти в метро, и какая-нибудь бабушка обязательно зашипит в спину: “Понаехали тут! Работу у нас забирают!”. И как только нас не обзывают!
— Да это все телевидение! — машет рукой Гамлет. — Какой телесериал ни включишь, везде “лица кавказской национальности” кому-нибудь пытаются отрезать голову. Но мы же трудолюбивый народ, который просто хочет честно работать…
Они не разъезжают в лимузинах и не играют в казино. За гроши согласны выполнять самую грязную работу. Дипломированные специалисты, кандидаты наук и музыканты гробят здоровье на стройках и базарах.
Тем не менее за пять лет в столице осело около трехсот тысяч одних только азербайджанцев. Из них добрая половина по липовым документам. Кавказцы покупают машины и квартиры, заправляют базарами и своей, “кавказской”, Москвой.
В столице, по самым приблизительным данным, около 1 млн. гастарбайтеров. Большинство из них находится в столице незаконно. С первого января 2003 года с этим вроде покончено. В России введены иные правила пребывания иностранцев. Предполагается, что отныне жизнь Гамлета, Ашика и их “коллег” будет зависеть от нового закона “О правовом положении иностранцев”. За любого приезжего работодатель обязан заплатить государству 3000 рублей. И внести залог, чтобы гастарбайтер в экстренном случае мог отбыть на историческую родину. От самих приезжих требуется разрешение Федеральной миграционной службы России и уплата госпошлины — 1000 рублей. Пока обитатели думских кабинетов неторопливо удаляются на обсуждение очередной поправки, приезжие седеют от неизвестности.
— Я не знаю, что меня ждет через пару дней, — говорит Ашик. — Даже если меня депортируют, я получу загранпаспорт, приеду в РФ по туристической визе и останусь здесь работать. Пусть нелегально. Я не прощу себе, если моя семья будет голодать…
Столица не резиновая, считают в теплом парламенте. К тому же 40% всех преступлений в столице совершается приезжими. Возможно, закон “О правовом положении иностранцев” должен стать отсеивающей воронкой. Но, скорее, очередным горшочком с медом для власть имущих разного ранга — от простого участкового до наикрутейших VIP-персон. Суровость закона, как всегда, компенсируется возможностью “договориться”. И вновь все вернется на круги своя. Для “рядовых” гастарбайтеров — замок на дверях столицы, а для их хозяев — все та же гостеприимная Москва…
