Сегодня они могут уже расслабиться. Потому что их семью наконец-то оставили в покое. Быть всегда вместе — и на работе, и дома — архисложно. Они танцевальная пара. Как соблазнительно свалить проблемы и ошибки на партнера, “наехать” со всей дури, обвинить... А если партнер — твой любимый или любимая? Более того, муж или жена? Наехать, конечно, можно. Только, собирая потом чемодан, рискуешь распрощаться не только со своей половиной, но и с общим делом.
В семь лет Ира Лобачева решила, что этот Илья Авербух из ее же группы фигурного катания — довольно гнусный тип. Что решил Илья в порыве своего семилетнего максимализма, сейчас уже сказать трудно. Но факты — упрямая вещь, и факт неприязни явно отражался на их лицах.
— Ну представьте, я такая правильная, целеустремленная, маленькая, но целиком погрузившаяся в работу. Для меня тренировка — святое, все остальное потом и не так важно. И Илья — абсолютно несерьезный, тренируется из-под палки. Какая могла быть любовь?
Лет в десять они разошлись по разным группам. А спустя пять лет вновь оказались в одной. Вся лав стори проходила на фоне непрерывных тренировок. Причем с другими партнерами. У Ильи была Марина Анисина, в паре с которой он дважды выиграл юниорский чемпионат мира. У Иры с ее партнером особенного ничего не получалось. И она уже решила, что фигурное катание совсем не ее судьба. Ни о каком катании с Ильей Ирина даже и подумать не могла. Вот чай попить на сборах или в гости сходить друг к другу... Доходились до того, что все поняли — это любовь. И тогда тренер выступила в роли свахи — взяла и соединила пару на льду. В шоке были все. Илья — в полнейшем смятении. Рыжеволосая партнерша — не только в шоке, но и в гневе:
— Я все плохое очень быстро забываю. Но тогда, конечно, было обидно. Даже не на каких-то конкретных людей — чего обижаться-то: партнер влюбился в девушку, которая каталась в нашей группе, и решил выступать с ней в паре. У нас с Ильей никогда не было никакого намека на роман, всегда — только деловые отношения и бесконечные конфликты. И, может, мне даже и хотелось поменять партнера в душе, но я знала, что мы очень перспективная пара...
Нет, Илья не перестал тренироваться, но чувствовалось, что ему это как-то не очень интересно, что ли... Везде он появлялся уже с Ирой. И ни для кого не было секретом, что они серьезно встречаются. Но официально он мне ничего не говорил. Наверное, побаивался. Мне сказали друзья. Но я подумала: не буду спрашивать, пусть сам выкручивается. Он продолжал молчать. И в результате я его сама спросила: “Илья, слушай, я в принципе знаю, что ты решил кататься с Ирой, чего же ты молчишь и мне ничего не говоришь — я ведь свое время трачу впустую”. — “Ну да, понимаешь, это тренер так решила. Ну, а что ты будешь делать? Может, тебе вот с таким-то попробовать?” — вот это-то меня просто взбесило!
...В тот момент Илья, конечно, попал в женский переплет: с одной стороны — любимая, с другой — партнерша, которую обижать-то тоже очень не хотелось. Проблему перетасовки пар разрешила тренер. Причем Ира оказалась загнанной в угол. Решением тренера она была просто раздавлена.
— Мало кто верит, но Ира была против нашей пары, — говорит Илья. — Кстати, никогда не понимал и не понимаю восторгов по поводу пары Анисина—Авербух. На протяжении многих лет вокруг только и говорили: ах, какая была бы пара, если бы не расстались (а читай — если бы Авербух не ушел к любимой, но не титулованной. — Ред.). А я в этом абсолютно не уверен. Ведь на тренировке у нас с Мариной бесконечные конфликты были. Каждые пять минут: дура — козел! Так что прямой дорогой мы шли не к победам, а к тому, чтобы вконец разругаться. Да и потом — посмотрите, сколько юниорских пар выстреливает, а потом распадаются и исчезают. Взрослая жизнь начинается, она всегда сложней. Чего к нам прицепились, не знаю. Марина уже уехала во Францию, а я только и слышал: “Одумайся! Любовь — любовью, но лучше вернись”. И ведь это продолжалось долгие годы. Стоило нам с Ирой где-нибудь проиграть, как все вспоминали наши детские победы с Анисиной.
Конечно, формально решение приняла тренер. Но главное слово сказал я. И ни о чем ни разу не пожалел...
Была и еще одна женщина, которая выступала против новой пары, и уж тем более союза. Это мама Ильи — Юлия Марковна.
— Я чувствовала, что что-то происходит. Илья вроде ничего не говорил: “все нормально, да говорю же, нормально”, ну, как мальчишки обычно. Но он вел в то время дневник, в котором каждый день записывал, что происходит на тренировках, на что надо внимание обратить. Этот дневник не был засекречен — лежал на столе, и Илья не возражал против того, чтобы я его просматривала. И вдруг вижу там строчки: “Меня подозвала тренер и предложила в пару Иру, не знаю, правильно ли это? Надо что-то решать. Понимаю, что последнее слово должен сказать я сам”. Вот тут я поняла, что пора вмешаться. С трудом, но вывела Илюшу на разговор. Он был в раздрае полном. Я — еще в большем. С одной стороны, вроде пара с Мариной уже сложилась, есть первые результаты и нет головной боли. С другой, тренер утверждала, что надо что-то менять. “Что ты делаешь? — сказал ей один из хореографов, — у тебя мальчик катается с мальчиком, два таких характера, как у Марины и Ильи, никогда не поддадутся друг другу. Илье нужна более мягкая партнерша, а Марине — другой партнер”.
Решить спортивную судьбу сына было важно, но в дело вмешалась любовь, а кто знает, беспокоилась Юлия Марковна, как долго она продержится в этом возрасте. Что, если завтра Ира или Илья поймут, что роман их закончился?
— Отношения Ильи и Ирины смущали меня очень сильно. Я никак не могла понять, откуда они взялись, когда возникли? После того как они начали заниматься в разных группах, Ира как-то выпала из нашего поля зрения. И вдруг возникла, да еще в каком качестве! Когда уже всем все стало понятно, мне даже звонить начали: “Смотрите, чтобы он голову не потерял, забросит ведь все ради любви!”. Переживали мы все страшно. Илья начал что-то утаивать, видя, как мы мучаемся, где-то подвирал даже, скрывал свои встречи. Вот в этот момент я и поняла: девочки-то, может, будут еще, а сына я не должна упустить и оттолкнуть. Как только я это просекла, я ему сказала: “Все, Илья. Приходите домой, когда хотите, встречайтесь, оставайтесь, только не болтайтесь где ни попадя”.
Мудрая свекровь решила не менять тактики, даже когда девятнадцатилетние влюбленные решили жить вместе, но отдельно от взрослых, и сняли квартиру недалеко от родителей.
— Да я им эту квартиру и нашла. Ира жила за городом. Пока тренировки заканчивались, пока он ее провожал — приезжал домой ночью, не высыпался, уходил на тренировку разбитый. Кому это нужно? Да я была и не против Иры. Всегда знала ее с положительной стороны. Правда, когда они начали кататься вместе, были сложности — Ирина уже тогда по разряду мастера выступала, а у Ильи только юниорский опыт был, и она в паре взяла власть в свои руки. Потянула одеяло на себя. А каково это для мужчины? Дневник отражал мучительное состояние сына. И, если честно, я его склоняла в этот момент уйти, разделиться, может, даже вернуться к Марине. Не столько от любви уйти, сколько от партнерства. Но они с Ирой лапками били, били вместе и масло все-таки взбили. Знаете, как воспитывали друг друга? Ира покуривала, например. Как-то я Илье говорю: “Ну что это такое, идет с тобой рядом — и с сигаретой?” — “Хорошо, больше не будет”. Я вообще ее зауважала быстро. Потому что она схватывала все легко, прислушивалась к советам, а не наперекор действовала. Ведь могла бы и восстановить против себя.
Ирина говорит, что завоевала свекровь только через год, и это была ее первая большая победа. И шла она к этой победе поэтапно, не веря в расхожее “свекрови все равно не угодишь”.
— Да, честно говоря, я никогда не чувствовала, что мы с Ирой в войне находимся. Я сразу решила, что воевать не буду, и была открыта для них, как для наших членов семьи. Да, кстати, свадьба у них была оригинальная. То есть не было ее вовсе. Как были — в рубашках и джинсах, так и пошли расписываться. Ребят в то время пригласил зарубежный тренер, и выехать за границу было проще уже зарегистрированными. А так бы, наверное, до сих пор гражданским браком жили. Все некогда, да не до того. А может, сейчас чего-то устроят?
А Ире судьба уготовила роль вечно доказывающей. Что никакая она не разлучница. Что не зря Авербух отказался от проверенной партнерши, и не зря совместил любовь с делом своей жизни. И что, наконец, сама она что-то в фигурном катании значит.
— Сколько раз меня обвиняли в том, что я такая или не такая. Не артистичная совсем, эмоций не допросишься, и вообще никудышная. Причем мне-то в лицо никто ничего не говорил, все — за спиной или партнеру. А Илья — это же взрыв, переживания... Это я могу философски к чему-то отнестись, попереживать, но не выплеснуть. Давили нас много, но не раздавили. Не могу сказать, что все эти разговоры я не принимала во внимание. Задевало, и еще как! “Ну что делать, это же ты у нас гениальный, а я так себе”, — муж слышал и такое. Но пара в жизни тогда добивается успеха, когда верит, что она — именно пара. Где каждый гениален по-своему.
Надо знать повышенную эмоциональность Ильи, чтобы представить, каких сил ему стоило выслушивать нелицеприятные комментарии и продолжать не только кататься, но и трепетно любить Иру. Зная об этом чувстве, даже самые циничные журналисты никогда не спрашивали его о том, что было бы, не расстанься он с прежней партнершей. Спорт и любовь настолько тесно спрессовали их жизнь, что любовь все время проходила проверку пьедестальными успехами. Право на этот вопрос судьба отдала самой Ире.
“Может, ты совершил ошибку?”, — спросила Ира, когда на Олимпиаде в Нагано на третьей ступеньке пьедестала гордо улыбалась русская француженка Анисина. “Я сделал свой выбор”, — абсолютно хладнокровно и кратко прокомментировал ситуацию Илья.
Фигурист — это артист. Нужно каждый раз доказывать зрителю, что на льду ты — не ты, а некий образ. И если артист может выдержать паузу, закурить для усиления эффекта сцены, заговорить, наконец, шепотом, то фигурист передает это все через конек. Четыре минуты погружения в образ, разбор “полетов”, и все сначала. Каторга для души, приносящая минуты счастья. А если счастье никак не получается? Тогда зачастую появляется тот самый “козел — дурак”. И в этом своеобразная разрядка. А если это любовь?
— Не верьте, что семейным парам кататься легче, — утверждает Илья. — Это, наверное, тяжелее вдвойне. Ты можешь тужиться, пыжиться, давать себе слово не тащить все домой, но ничего не можешь с собой поделать. Сколько браков фигуристов из-за этого распалось! Вся наша любовь проходила на фоне непрерывных изматывающих тренировок. Свиданий у кино, трепетных встреч под луной не было. И не могло быть — режим. Мы пахали с утра до вечера. Приходили на каток, встречались, и кровь начинала пульсировать. Потом расходились и с нетерпением ждали следующей тренировки. Но когда решили жить вместе и сняли крохотную квартирку — вот тут начались и проблемы семейной жизни. На тренировке поругались, а времени-то на разрядку нет — надо домой ехать. Иногда поодиночке и приезжали, как дураки. А однажды так разругались, что встречались несколько месяцев только на катке. Потом все-таки помирились и вывели первую семейную заповедь — надо быть мудрыми. Что это значило в нашей ситуации? Надо было научиться четко разграничивать спорт и жизнь дома. Мы выработали в себе раздвоение личности. На каток Илья с Ирой вышли одни, а домой приехали другие. Иначе — не прожить вместе. А прожить вместе и выжить вместе для нас необходимо.
...То лето стало кошмаром для семьи. Впервые в истории российские танцоры остались на чемпионате мира без медалей. Они съели столько грязи — газетной, закулисной, что, казалось, еще чуть-чуть — и “крышу” снесет от перенапряжения.
— Утром не хотелось просыпаться. Депрессии чередовались с завидным упрямством — сегодня в отчаянии был один, а другой пытался взбодрить, завтра уже наоборот. Это была большая боль. Но она была для нас общей. Когда утешает кто-то чужой, это нужно. Но когда свой, родной, да еще абсолютно чувствующий все нюансы, как ты, — это неоценимо. Мы стали еще ближе друг другу. И если бы не были вместе, то вообще не смогли бы пережить эту боль.
Вы знаете спортивный итог: серебряная медаль Олимпийских игр, золото на чемпионате мира, золото на чемпионате Европы и — готовность вновь выступать на мировом первенстве.
— Ирина долго восстанавливалась после травмы колена, — рассказывает Илья. — Летом она перенесла операцию, которая длилась два часа вместо положенных сорока минут. Мне ее жалко было до безумия. Мы потом смотрели: хрящ под коленной чашечкой разорвался и повис клочьями. В любой момент мог и вовсе оторваться. Так что Ира, а значит, наша семья чудом выжили в олимпийском сезоне. А Ире вообще нужно памятник поставить.
Но если ставить памятник, то обоим. В кулуарах спортивного мира их называют Авербухи, и это не признание главенства Ильи или его какой-то особой ведущей роли — признание семьи как единого целого.
Большая семейная жизнь для них, с ее бытовыми проблемами, остается до сих пор как будто в стороне. “Ты помыла посуду? — А ты купил хлеб?” — на этом уровне разговор не идет. Возможно, и потому, что квартиры до сих пор были съемными, в новой трехкомнатной квартире в Москве жить пока еще нельзя. Поклонников и поклонниц и у того, и у другого — масса. Но пара все время вместе, поэтому даже повод для ревности не находится. Хотя, как мудро замечает Ирина, если человек захочет уйти, удерживать его бесполезно. Как и рассуждать на тему, что будет, если... Они не рассуждают.
Ту каторгу в американской общаге, а иначе и назвать место, в котором в силу необходимости прожили в течение пяти лет Авербухи, Ира будет вспоминать еще долго как кошмарный сон. Приходилось готовить на всех и мыть за всеми, вплоть до унитазов. Она была единственной женщиной на шесть мужиков. Помещения драили с Ильей беспощадно (и, заметьте, вместе. — Ред.). Но на следующий день все повторялось. “Наверное, у негров в домах и то чище было, чем у нас, — с ужасом вспоминает Ира. — В обычных общежитиях хотя бы коменданты бывают, которые гоняют всех за беспорядок, а мы пытались собственным примером показать, что жить в свинарнике нельзя. Чего добивались? — Нового свинарника”.
Когда сил уже не осталось, стали снимать жилье. Спаленка и холл с прихожей. Полторы тысячи долларов в месяц. Живут экономно, кондиционером, светом пользуются крайне редко. Днем спят как сурки, тренируются ночью, телевизор почти не смотрят. А вы думали, что звездное семейство отогревается после холодного льда в джакузи?
Сегодня они устали не от выступлений, а от жизни вне дома. “Семья должна осесть на одном месте”. И, совершенно не стесняясь, упорно заявляют: мы хотим ребенка. Оставшись еще на год в любительском спорте, катаются ради удовольствия и... опять-таки не стесняясь, говорят, что хотят обеспечить будущее своего будущего ребенка. Наверное, научным языком это называется планирование семьи.
— Мы для себя решили, — говорит Илья, — если остаемся еще на год, то там и Олимпийские игры-2006 в Турине будут уже не за горами. Но мы хотим ребенка. А на следующей Олимпиаде Ире будет 33 года. И поздно будет рожать первого, потому что это будет не мама, а бабушка. (Смеется.) А потом, ответственность за будущее семьи лежит на нас обоих — значит, каждому надо найти еще одно дело в жизни, еще одну профессию. До тридцати лет в кино или на телевидении можно что-то еще попробовать, дальше уже сложнее. Не хотим, чтобы осталась только одна дорожка — к тренерскому бортику.
Мы не зацикливаемся на медалях, но хотим поправить финансовые дела. Надо возвращаться из Америки в Россию. Нашей семье это очень надо. Обязательно вернемся, но нужен хоть какой-то капитал. Так что, честно признаемся, катаемся не только за идею и результат, но и из меркантильных соображений. Может быть, об этом и не принято говорить вот так открыто, но ведь семья — это не только парадные выходы на арену. Семья — это серьезно.
